У меня однажды былъ сонъ, страннѣе котораго трудно себѣ представить. Мнѣ приснилось, что я пришелъ въ театръ и что капельдинеръ отказался пропустить меня на мѣсто, если я не оставлю у него своихъ… ногъ!

Требованіе капельдинера нисколько не удивило меня (я такъ хорошо быль знакомъ съ театральными порядками, даже и наяву не удивился бы какимъ угодно чудовищнымъ комбинаціямъ этихъ порядковъ), но мнѣ было очень досадно оставлять гдѣ-нибудь на вѣшалкѣ свои ноги, это, какъ хотите, даже и во снѣ крайне непріятная вещь.

Высказавъ капельдинеру, что мнѣ не приходилось слышать о такомъ нелѣпомъ распоряженіи, какимъ является требованіе, чтобы посѣтители театровъ оставляли свои ноги на вѣшалкѣ вмѣстѣ съ верхней одеждой, я добавилъ, что сочту свой долгомъ на другой же день возбудить объ этомъ вопросъ «Таймсѣ».

Капельдинеръ отвѣтилъ, что лично онъ тутъ ни при чемъ, такъ какъ исполняетъ лишь то, что ему приказано дирекціей театра. Насколько ему извѣстно, это странное на первый взглядъ распоряженіе основано на постоянныхъ жалобахъ самихъ посѣтителей на то, что имъ въ театрѣ нельзя шагу сдѣлать безъ того, чтобы не наступить на чужія ноги, и некуда убирать свои. Первая жалоба исходила отъ вновь при прибывающихъ посѣтителей, которымъ приходится пробираться къ своимъ мѣстамъ черезъ ноги явившихся пораньше; вторая жъ жалоба вносилась именно этими раньше пришедшими, обезпокоиваемыми новыми посѣтителями. Въ виду этого дирекціи ничего больше не оставалось, какъ требовать отъ всѣхъ посѣтителей оставлять ноги на вѣшалкѣ.

Поразмысливъ, что всякіе дальнѣйшіе протесты съ моей стороны будутъ безполезны, я покорно сѣлъ и позволилъ капельдинеру снять съ меня ноги.