Ближе к вечеру ветер окреп и разогнал облака — метель прекратилась. Обитатели скал обложили мешки снегом, из него же выложили стены, оградив ими небольшое пространство. Сверху все покрыли звериными шкурами. Пожевав сушеного мяса, они сгрудились в своих убежищах, расстелив оставшиеся шкуры. Охотники улеглись, тесно прижавшись друг к другу, но четверо остались снаружи, окружив землян.

— Часовые, — определила Буккари, щурясь в тающем свете дня.

— Или стража, — уточнил Макартур. — Кому что больше нравится. Вопрос семантики.

Буккари подняла голову.

— Семантики, да? Я и не знала, капрал, что вы философ, — удивилась она, обматывал шею заиндевевшим шарфом.

Повесив винтовку на плечо, Татум зажал в руке кусок замороженного мяса и натянул веревку. Дул ветер, взвивая снежные змейки, которые смешивались с кружащимися в воздухе хлопьями — видимости никакой.

Веревка, повязанная вокруг пояса, напряглась, дернулась; другой ее конец терялся в белой мгле. Татум ждал: кричать бессмысленно — ветер унесет слова в сторону, а простудить горло не хотелось. Веревка снова натянулась. Уступая настойчивым рывкам, капрал повернулся и побрел вдоль уже занесенной снегом бороздки. Возле капкана его ждал Рено Татум наклонился, подставив ухо ко рту товарища.

— Показалось… видел что-то! — закричал Рено.

— Что? — спросил Татум.

— Точно не знаю… что-то двигалось… у самой земли.

За полночь адъютант проводил Рунакреса из западного крыла до опустевшего зала заседаний — только уборщики еще лениво слонялись, делая вид, что приводят в порядок священные палаты этого последнего на Земле бастиона демократии. К восточному входу Рунакрес проследовал уже один. Хорошо зная дорогу, он не боялся заблудиться. Звук его шагов по лакированному полу эхом отдавался от деревянных панелей стен и высоких потолков казавшихся бесконечными коридоров. Он шел размеренно, ни быстро, ни медленно, хотя, разумеется, гравитация мешала, заставляя постоянно контролировать движения. По давней привычке адмирал рассматривал пожелтевшие портреты лидеров прошлых лет и героев войн, красующихся между выцветшими драпировками и пыльными знаменами. Как всегда, созерцание этих свидетельств славного прошлого доставляло ему немалое удовольствие. Он вошел в восточное крыло.

— Караул! Смиррна! — рявкнул капитан.

Элитное подразделение из «бригады Альберта» — сияющие шлемы, примкнутые штыки, высокие ботинки, — оглушительно щелкнув каблуками, замерло. Рунакрес одернул китель, поправил расшитую золотом фуражку и отдал «космический» салют, резко бросив руку к козырьку и столь же резко оторвав ее. Не то, что у этих ребят из легиона миротворцев — ладонь к груди и кулак над головой. Он улыбнулся такому ребяческому сравнению и вышел в снегопад.

Над Эдмонтоном воцарилась ночь, но темно не было — вся улица, ведущая к Министерству обороны, в котором адмирал трудился последние несколько месяцев, хорошо освещалась. То и дело встречались армейские патрули в камуфлированной форме, некоторые с собаками на поводках. Из транспорта в пределах административного центра курсировал только троллейбус. Рунакрес решил пройтись пешком до офицерского клуба; после стольких часов в помещении это даже приятно и, возможно, быстрее. Юпитер! Как он ненавидел политику! Его планета умирала.

Адмирал бросил взгляд на часы: на два часа позже оговоренного времени, но он знал — они будут ждать. Пройдя отделанный медью и тиком вестибюль клуба, Рунакрес направился в укрытые от любопытных глаз апартаменты, специально зарезервированные для данного случая. У окна стояла Мерривезер. Сложив руки на груди, она смотрела сквозь стекло с таким видом, словно считала падающие снежинки. Остальные, привольно устроившись на кожаных диванах и в глубоких креслах с высокими спинками, вполголоса беседовали у тускло светящегося камина. Завидев адмирала, все вскочили, за исключением Квинн, которая осталась сидеть и даже не подняла головы. Над камином висело величественное полотно, изображающее древний парусник, противостоящий бушующему морю.

— Девочка, — объявила Буккари, входя в низкое помещение, где размещались земляне. — Сработано на славу.

Ее сообщение вызвало взрыв восторга, за которым последовали язвительные комментарии и смех. Любопытные обитатели скал тоже заглянули к гостям. У входа их встретила лейтенант, сумевшая с помощью языка жестов показать и большой живот, и малыша на руках. Старушки-прислужницы удалились, оживленно щебеча, с улыбками на страшноватых лицах.

— Ну… хм… и как она? — спросил Татум.

Все рассмеялись и зашикали, похлопывая виновника по широкой спине.

— Так на кого оно похоже? — настаивал Татум.

Озеро в долине Макартура оказалось громадным — потребовался целый день, чтобы обойти его. В южной части находилась небольшая бухточка, тихая, спокойная, с островками, поросшими лесом, — прекрасное место для рыбалки.

Макартур открыл это местечко еще в ходе предыдущей экспедиции. Помимо хорошего подхода к озеру, здесь в избытке рос лес, да и почва казалась подходящей для земледелия, но самое главное — источник с чистейшей и казавшейся сладкой водой. Пробиваясь из-под камней, он растекался и сбегал к песчаному берегу залива.

— У, водичка холодная, — заметила Голдберг, присаживаясь у весело журчащего ключа, чтобы смыть с рук рыбью чешую. Сама рыба, обезглавленная и выпотрошенная, уже лежала на камнях. Устроившийся поблизости охотник с явным интересом следил за Доусон, которая прозвала его Синий Нос.

— Уилсон, поставь котелок воды на огонь, — попросила Доусон, протирая песком нож. — Наверное, так можно избавиться от этого запаха.

— О, кажется, я всю жизнь только тем и занималась, что чистила рыбу, — простонала Голдберг.

Хадсон проснулся, чувствуя себя отдохнувшим. Отбросив спальный мешок, он выкатился из палатки. Землю покрывал тонкий слой снега, порывы ветра взметали легкие пушинки. Ему стало холодно, потому что на нем ничего не было. Отвернувшись от прозрачной стены, он вернулся в палатку и достал защитный костюм — специально подогнанный для него, хотя и не очень умело. Прорезиненный материал — плотный и толстый — защищал от холода, но в нем астронавт всегда страдал от духоты. Он предпочел бы брюки и безрукавку, но лучше жить в теплице, чем на снегу.

Доворнобб принес завтрак. Хадсон не знал, что там у него, но сразу понял, что, во всяком случае, не рыба. После долгих мучений он попросил, наконец, сменить однообразную диету, чем вызвал недоумение, а потом смех крионцев, считавших, что ему нравится рыба.

Доворнобб сидел молча, его обычно оживленное лицо застыло в напряжении.

— Вы обеспокоены чем-то? — спросил по-крионски Хадсон.

— Я жду, когда придет Катеос, потом все расскажу, — ответил ученый. — Прошлой ночью на орбиту Генеллана вышла ракета с Криона — военная ракета.

Адмирал Рунакрес построил свои корабли-носители зигзагообразными колоннами: впереди «Тасмания» и «Эйр», на котором находился он сам, — никаких сигналов, только лазерные коммуникаторы; пока все системы оповещения подтверждали то, что их прибытие прошло незаметно.

Р-К-2 — планета возможного противника — находилась на своей орбите в противоположной точке системы, а звезда-солнце Рекс-Калиф маскировал их приближение к Р-К-3. Рунакрес приказал выслать три корвета для разведки и обследования планеты.

После трехдневного перехода «Перегрин-1» вышел на орбиту. Два других корвета держались поодаль, выполняя роль пикетов и коммуникационных станций для прямых лазерных передач. Столпившись в исследовательском отсеке, вся научная группа внимательно изучала планету, используя все доступные пассивные средства. После десяти витков никаких радарных или коммуникационных сигналов обнаружено не было.

— Похоже, там холодновато, — заметил Кармайкл, пилот корвета.

— Да уж точно, командор, — сказал Годунов, помощник Квинн по геологии. — У планеты эксцентричная орбита. Сейчас почти на всей ее территории зима. А вот и хорошая новость: приближается весна.

Ребенка Ли назвали Хоуп — Надежда. Девочка росла крепкой и здоровой. Ли не умерла — она отчаянно цеплялась за жизнь, но оставалась слабой всю оставшуюся часть зимы. Фенстермахер не отходил от нее ни на шаг, исключение составляли только часы дежурства. Буккари сквозь пальцы смотрела на некоторые его нарушения, зная, что без его помощи молодой матери не обойтись. Скромная и непритязательная, Ли была всеобщей любимицей, и все переживали за нее. А пока ее болезнь только усугубляла чувство всеобщей беспомощности, нарастающее с каждым днем непрекращающейся зимы. Весна… да придет ли она когда-нибудь?

Постепенно, однако, появлялись первые признаки смены времени года: снег оседал, ветер уже не обжигал лицо, на ветках запрыгали энергичные птички, из норок выскакивали на солнышко любопытные грызуны; зелень еще не появилась, но голые стволы и ветки уже набухали соком.

Но по-настоящему весна возвестила о себе однажды утром нестройной, но мощной симфонией великой реки — огромные льдины со скрежетом наползали друг на друга, сокрушая все на своем пути; неодолимая сила могучего потока, ломая хрупкую броню, заставляла дрожать землю и вибрировать воздух. Напутанные земляне поначалу решили, что судьба испытывает их очередным землетрясением — они пережили их немало, — но в этих звуках было что-то необычное, живое.

— Река! — закричал Макартур, в котором дремали детские воспоминания о канадской весне. — Река! Ледоход! Зиме конец!

И пошел дождь.

Рунакрес сидел перед погасшим контрольным пультом: радары включены, а детекторы, работающие в пассивном режиме, не обнаружили ничего — ни радаров, ни лазеров, ни направленных электромагнитных излучений. Ничего — молчание на всех диапазонах, и так уже несколько недель. Ему хотелось только одного: как можно быстрее отправить на планету спускаемый модуль. Только тогда, забрав своих людей, можно будет думать о другом, о том, стоит ли сражаться за эту планету, насколько нужен землянам новый дом?

— Адмирал, «Перегрин» отмечает активность на визуальных сенсорах, — доложил дежурный офицер. — Они сообщают о движущихся объектах.

— Идентификация проведена? Траектория движения? — спросил Рунакрес.

— Нет, сэр. Они сейчас пытаются провести параллаксовую триангуляцию.

— «Перегрин» уже отправил ВПМ?

Рунакрес в полном боевом снаряжении еще раз просмотрел все возможные варианты оборонительных действий флота — моделирование закончилось. Он повернулся к тактическому экрану, с удовлетворением наблюдая, как последний корвет занял свою позицию. На панели вспыхнул сигнал вызова.

— Да, командир группы? — адмирал отключил экран.

— Оборонительный заслон построен, все корабли на позициях. Приводим в действие план Бета-2. Противник приближается.

— Хорошо, — адмирал подтянул ремни. — Всем приготовиться к бою, Франклин.

— Есть, адмирал, — ответил Уэллс. Дежурный офицер нажал кнопку, и дисплей вспыхнул зловещим синеватым сиянием.