Ньюпорт-Бич, 1901 год

День выдался великолепный. Софи уже не жалела о том, что оставила город и приехала на уик-энд к матери, в дом на взморье.

Держа в одной руке альбом для эскизов, а в другой — уголь, Софи остановилась на гребне дюны и огляделась. Волны Атлантического океана лизали берег, сверкая на солнце. Над головой кричали чайки. Небо слепило голубизной. Софи улыбнулась и подняла лицо, затененное полями соломенной шляпки, к солнцу. Это был один из тех моментов, когда она вдруг осознавала, что жизнь идет и за стенами ее мастерской.

Ноющая боль в лодыжке вернула Софи к реальности. Ей не следовало здесь задерживаться. И не следовало вообще выходить на пляж, это было ошибкой. Да, она сделала великолепные наброски побережья в Ньюпорте и, когда вернется в город, тут же начнет писать этот пейзаж маслом, но ведь ей предстоит еще провести целый вечер с гостями матери, а если хромота будет заметнее обычного, то никакого веселья ей не дождаться. На уик-энд к Сюзанне съехалась целая толпа, и Софи, как ни крепилась, все же испытывала легкий страх. По правде говоря, она предпочла бы остаться в своей комнате и рисовать. Но она уже пообещала Сюзанне быть в гостиной и намеревалась приложить все усилия, чтобы доставить матери удовольствие.

Софи представила длинный вечер и, вздохнув, начала спускаться вниз. Она надеялась, что среди гостей будет хоть кто-то, ей знакомый. Погруженная в мир искусства, Софи редко отваживалась появляться в обществе и не умела болтать с посторонними или едва знакомыми людьми с той легкостью, которая, казалось, была второй натурой всех других девушек. Младшая сестра Софи, Лиза, похвасталась как-то, что может говорить о чем угодно, о первом попавшемся на глаза предмете — ну, например, о прекрасной фарфоровой вазе, стоящей рядом. Однако для Софи это было нелегкой задачей. Но в конце концов она решила не слишком беспокоиться о предстоящем вечере: ведь все равно никто не ожидает от нее, что она станет царицей бала.

Выйдя из своей спальни на балкон, Эдвард Деланца закурил сигарету. Глубоко затянувшись, он прислонился к кованым железным перилам. Посмотрел вниз, на безупречную ухоженную лужайку. Слева от нее раскинулся аккуратный английский сад, за ним виднелся краешек теннисного корта. Впереди, за лужайкой, разбегались в стороны зелено-кремовые дюны, а дальше синие со стальным отсветом волны океана, играя белыми барашками, набегали на пляж. На западе уже невидимое за домом солнце окрашивало небо в мягкий, чуть тускловатый розовый цвет.

Эдвард искренне наслаждался этим мирным пейзажем. В последние годы он жил слишком рискованно, поэтому высоко ценил тихие — и даже скучные — моменты существования. Но они длились совсем недолго. Проходило несколько дней, несколько недель, иногда несколько месяцев, и он снова начинал ощущать необъяснимое беспокойство — беспокойство, корни которого крылись в далеком прошлом и в самой его душе. Иной раз Эдварду думалось, что прошлое — нечто вроде осьминога, чьи цепкие щупальца невозможно стряхнуть с себя, а постоянное стремление к движению, переменам — это лишь попытки избавиться от тяжкого бремени.

Но в данный момент Деланца наслаждался тишиной летнего вечера. Хорошо, что он приехал сюда. Эдвард подставил лицо легкому ветерку — теплому и мягкому, ничуть не похожему на душные, влажные воздушные потоки Африки.

Так ярко, будто все это было только вчера, Эдвард вспомнил последнюю ночь в Южной Африке, когда он прятался за горой корзин и ящиков неподалеку от железнодорожной станции Хоупвилл, а вокруг все пылало, свистели пули, гремели взрывы… Британские солдаты и африканеры сражались всю ночь, и он угодил в самую гущу схватки. Казалось, утро никогда не наступит. Эдвард живо припомнил, как ему хотелось закурить, но когда он полез в карман, то нашел там лишь две пригоршни алмазов.

В тот момент он был готов отдать любой камень за сигарету.

В гостиной было достаточно свободных кресел, но Хилари Стюарт встала навстречу Софи, одарив ее мягкой улыбкой. Девушка быстро села на ее место. Ее не удивил добрый жест Хилари, миссис Стюарт всегда была добра и ласкова с ней, и Софи ее тоже любила. Большинство друзей Сюзанны искренне жалели Софи и не слишком стремились это скрыть. Софи, в свою очередь, не обращала внимания на их снисходительность. Но в отношении к ней Хилари не сквозила жалость. Не то чтобы она делала вид, будто не замечает хромоты девушки, нет. Просто Хилари всегда держалась легко и добродушно и ничуть не менялась в ее присутствии. Но теперь Софи никак не могла выбросить из головы мысль, что ее милая соседка — тайная обольстительница. И не могла держаться с Хилари так же легко и непринужденно, как всегда, хотя ее саму это пугало и смущало.

Софи вдруг заметила, что многие женщины смотрят в ее сторону. Ей стало неловко. Она вспомнила недавние слова матери. Неужели и гостьи тоже считают, что она поощряла Эдварда Деланца?

Все видели, как он флиртовал с ней, разве они могли этого не заметить?! И теперь все леди разглядывали ее с искренним удивлением, с едва скрытым любопытством, и их внимание не имело никакого отношения к ее хромоте. Софи была уверена в этом. Даже Хилари несколько раз весьма странно посмотрела на нее.

Внезапно Софи рассердилась. Сегодня все идет не так, как надо. Она невероятно устала, невероятно переволновалась. Она видела то, чего видеть не следовало, испытала совершенно ненужные чувства, вообразила то, что для нее невозможно. Эдвард Деланца случайно пошатнул ее тщательно выстроенный, уравновешенный мир, а сам об этом даже не догадывался.

И все же она, хромая, чудаковатая и некрасивая, ждала, когда он вернется в гостиную, надеясь, что он снова примется ухаживать за ней. Следовало бы уйти наверх и приняться за работу. Ее жизнью было искусство, а это жизнь серьезная, наполненная трудом. И Софи казалось несправедливым, что сегодня в ее мир ворвался Эдвард Деланца, заставив ее ощутить себя женщиной, заставив почувствовать опасность, исходящую от мужчины… Да, это слишком несправедливо!

Сюзанна нервно шагала из угла в угол. Она провела бессонную ночь. И конечно, когда Бенджамин спросил ее, что случилось, она не стала ему ничего объяснять.

Сейчас Сюзанна была в музыкальной комнате одна. Она остановилась, чтобы бросить взгляд в венецианское зеркало, висящее на стене над маленьким мраморным столиком в стиле Людовика XIV. Ее темные волосы, падающие ниже плеч, были распущены — именно такая прическа как нельзя лучше подходила к ее классическим чертам и коже цвета слоновой кости. Простое утреннее платье Сюзанны, сшитое из хлопчатой ткани персикового цвета, было с глубоким треугольным вырезом и обтягивающим лифом. Сюзанна знала, что ее фигура безупречна, и, с тех пор как вторично вышла замуж, старательно подчеркивала это покроем туалетов. Сейчас она бессознательно разгладила юбку, добиваясь, чтобы та легла ровным колоколом. Сюзанна не нашла дефектов в своей внешности, если не считать чуть заметных темных кругов под глазами.

Она сожалела о том, что сделала вчера вечером. Искренне сожалела. Но, видит Бог, она предупреждала свою дочь, чтобы та держалась подальше от Эдварда Деланца, а Софи ее не послушалась. Сюзанна просто вышла из себя. Но, возможно, хотя бы теперь Софи усвоит урок.

Если бы только этот человек не напоминал ей так о Джейке…

Сюзанна тяжело вздохнула. Джейк умер одиннадцать лет назад, но она до сих пор ощущала давящую, чудовищную пустоту внутри, когда думала о нем, а это бывало так часто! Да, ей не хватало проклятого ублюдка, ей всегда его не хватало — но в то же время она ненавидела его. Ведь он почти погубил ее!

— Вы хотели поговорить со мной?

Сюзанна вздрогнула. Подняв голову, она увидела Эдварда Деланца, стоящего в дверях, но она так глубоко ушла в прошлое, что, хотя Деланца совсем не был похож на Джейка, она увидела вдруг в дверях своего бывшего мужа — высокого, сексуального, надменного, с золотистыми волосами и золотистыми глазами. Она с болью смотрела в давно ушедшие времена и не сразу поняла, что видит перед собой совершенно другого человека, ничуть не похожего на ее давно умершего мужа.

Сюзанна медленно встала. Ей было очень трудно улыбнуться. От Деланца исходила та же раскованная сила, которая отличала Джейка. И, как Джейк, он буквально дышал сексуальностью. Но он не был Джейком. Это был черноволосый, голубоглазый авантюрист, и в отличие от всех ее знакомых дам Сюзанна ее не поддалась очарованию его смуглой красоты и откровенной мужественности.

— Прошу, мистер Деланца, входите.

Он улыбнулся так же фальшиво, как и Сюзанна, и шагнул в комнату. Она быстро подошла к двери, захлопнула ее за спиной Деланца и прислонилась к ней. Осторожно разглядывая Эдварда, Сюзанна пыталась понять, что могло его привлечь в ее некрасивой, эксцентричной дочери, — если, конечно, он и в самом деле нашел Софи привлекательной. И если это действительно так, то необходимо приложить все силы, чтобы держать их подальше друг от друга и оградить дочь от таких же страданий, какие выпали на долю ее самой…