Далеко ли до Вавилона? Старая шутка

Джонстон Дженнифер

В книгу вошли два произведения современной ирландской писательницы Дженнифер Джонстон (род. в 1930 г.): «Далеко ли до Вавилона?» и «Старая шутка».

Первое из них охватывает период от начала века до 1915 года. Время действия второго — лето 1920 года, момент обострения национально-освободительной борьбы ирландского народа.

Предисловие

«И в смерти восторжествую…»

Ирландская писательница Дженнифер Джонстон живет в Лондондерри, городе, получившем сегодня такую печальную известность. Вот уже десятый год здесь хозяйничают английские солдаты, рвутся бомбы, происходят вооруженные столкновения протестантских экстремистов с католиками, идут баррикадные бои на улицах, обыскивают по ночам мирное население, в тюрьмах, не выдержав голодовки протеста, гибнут юные ирландцы. Здесь царит атмосфера враждебности, подозрительности, предательства…

Из окон «Большого дома», как по традиции называют в Ирландии старинные особняки, видна река Фойл. Это место хорошо знает каждый ирландский школьник. Здесь в 1689 году была проиграна битва, после которой началась мощная колонизация страны Великобританией.

Вся история Ирландии — это непрерывная цепь войн, восстаний и мятежей, потопленных в крови. Но снова и снова ирландский народ вставал на борьбу.

Ольстерская трагедия сегодняшнего дня своими корнями уходит туда — в глубь веков. Есть у нее вехи и в истории XX века. Незавершенная революция 1919–1923 годов, целью которой было добиться самостоятельности Ирландии, раскол страны, создание ольстерского юнионистского государства с узаконенной дискриминацией католического населения — все это служило постоянным источником кризисов на протяжении XX столетия. Острейший политический кризис разразился осенью 1968 года. Сложность социальных, политических, религиозных проблем усугубляет терроризм, к которому постоянно прибегают и протестантские экстремисты, и католики Ирландской республиканской армии, выступающие под лозунгом национально-освободительного движения. «Остров святых и ученых», изумрудный Эрин, так поэтически-горделиво величали Ирландию в древности, сегодня превратился в «пылающий остров».

Как уже не раз бывало в истории культуры, кризис, обостривший борьбу Ирландии за самостоятельность и за свои права, способствовал бурному развитию североирландской литературы. Первыми на события в Ольстере откликнулись драматурги и поэты. В поэтических сборниках Джона Монтегью, Шеймаса Хини, Ивена Боланда, в пьесах Стюарта, Бойда, Фрила отчетливо проступило намерение осветить многовековые распри между католиками и протестантами не с религиозных, но с социальных позиций. Несколько позже на североирландские события отозвались и романисты. Произведения Юджина Мак-Кейба, Бенедикта Кили, Кевина Кейси, Дженнифер Джонстон позволили критикам всерьез заговорить об «ольстерском романе» как новом типе ирландской прозы.

Далеко ли до Вавилона?

(Роман)

Я — офицер и джентльмен, а потому мне принесли мои записные книжки, ручку, чернила, бумагу. И вот я пишу и жду. Я не отстаиваю никакого дела. Я никого из живых не люблю. А то, что все мое будущее можно исчислить часами, меня как-то не очень трогает. В конце концов будущее — здесь ли, там ли — равно нам неведомо. И чтобы скоротать часы ожидания, мне остается только играть с прошлым. Пожонглировать воспоминаниями, возможно, неточными, дать свое объяснение событиям, чего бы оно ни стоило. А предположениям, надеждам и даже снам места нет. Но странно, по-моему, мне даже нравится, что это так.

Я не написал ни отцу, ни матери. Им успеют сообщить другие, когда все будет кончено. Свершившийся факт. На службе его величества. Зачем продлять боль, которой им не избежать? Его это может убить, но ведь, пожалуй, ему, как и мне, умереть даже лучше. Ну, а жалость к ней мое сердце особенно не терзает.

Ко мне тут относятся с уважением, очевидно, положенным моему сословию, и с опаской, несомненно, вызванной тем, что меня считают сумасшедшим. Как пугаются люди демонов, таящихся в сознании!

Майор Гленденнинг меня не навещал, за что я ему благодарен. Теперь ему уже не сделать из меня мужчины, но вряд ли эта мысль потревожит его сон. — Были минуты, когда он внушал мне почти восхищение.

Наступление теперь уже началось. Сотни ярдов истерзанной земли, холм, увенчанный кольцом деревьев, которое у нас дома принадлежало бы лишь феям, ферма, кучка строений без крыш — тихое безобидное местечко, а теперь оно — центр мира для десятков тысяч людей. Для многих же — и конец мира, для героев и трусов, для господ и рабов. Их, конечно, мочит дождь, въедливый и промозглый февральский дождь.