Настоящую книгу следует рассматривать как заметки путешественника, знакомящие с областью Центральной Азии, а также с некоторыми достижениями палеонтологической науки. Описания неповторимой красоты гобийской природы, трудностей и тягот работы в пустыне, задач экспедиции, раскрытие научных достижений – все, написанное в книге, – подлинная правда.
Предисловие
В 1946–1949 годы мне пришлось руководить тремя последовательными палеонтологическими экспедициями Академии паук СССР в Монгольскую Народную Республику. Экспедиции работали в южной части республики – в полупустыне Гоби.
Природа Гобийской Монголии мало освещена даже в монгольской литературе. «Тридцать три великих Гоби» воспеваются в древних сказаниях, но скорее как символ необъятных просторов страны, чем как излюбленное место для жизни. «Лучше быть хангайским быком, чем гобийской девушкой», – говорила старая пословица, отражая исконное стремление скотоводов к более при вольной жизни в травянистых степях Хангая, изобилующих речками, родниками и ключами.
Теперь, с коренными изменениями в жизни монгольского народа, отношение к Гоби изменилось. Автомашины побеждают громадные пространства, число колодцев увеличивается с каждым годом, перекочевки упорядочены и заранее планируются. Однако и в современной монгольской литературе Гоби уделено недостаточно внимания. В прошлом гобийская часть республики была областью преимущественно верблюдоводства. Верблюды обслуживали великие караванные пути из Центрального Китая в его западные провинции и в Россию. Эти пути пронизывали насквозь всю Монголию именно по южной, гобийской, части страны и в совокупности носили название «Ветровой дороги», или «Дороги Ветров». Другая великая караванная дорога, называвшаяся «Обходной», шла по Внутренней Монголии и выходила в Синьцзян через провинцию Ганьсу, но по ней караваны ходили реже, чем по Дороге Ветров, – трудны были многочисленные крутые перевалы.
Маршрут нашей экспедиции проходил в области Дороги Ветров – Северной Гоби – и притом в наименее населенных ее районах.
Поэтому пусть не посетует читатель на малое знакомство автора с Монгольской Народной Республикой в целом. О ее народе и экономических успехах уже написано немало хороших книг Для меня, работавшего в пустынной Гоби, создание книги о всей Монголии было бы самонадеянной и безуспешной попыткой.
Книга первая
Кости дракона (Лууны яс)
Глава первая
Древняя суша
В Монгольской Народной Республике, в южной ее половине, на обширнейших просторах полупустыни Гоби все напластования земной коры открыты взгляду ученого. Высокогорное плато в самом центре Азиатского материка – Монголия в отдаленные времена земной истории была сушей, на которой семьдесят миллионов лет назад жили огромные ящеры – динозавры, бывшие владыки Земли. Позднее ящеры вымерли, их сменили высшие животные – млекопитающие, которые сначала были странны, неуклюжи и сочетали в себе как бы смесь признаков самых разнообразных видов. Затем, около десяти миллионов лет назад, появились новые животные, уже совсем мало отличавшиеся от ныне живущих.
Вот этот отрезок геологической летописи нашей планеты – последний период господства ящеров и вся история млекопитающих – записан в слоях горных пород Монголии, вскрытых силами атмосферного разрушения.
В глубоких межгорных впадинах, огражденных голыми скалистыми хребтами, у подножий этих хребтов, в безводных и почти ненаселенных местностях гобийских районов Монгольской Народной Республики лежат бесценные сокровища науки. Наблюдательные, до тонкости изучившие родную природу сыны Гоби – араты-скотоводы – давно уже знали о гигантских костях, вымытых из горных пород весенними водами и ливнями, там и сям лежащих на склонах обрывов и на дне ущелий. Народ знал, что это именно кости, а не что-либо иное, но, не будучи в силах дать истинного объяснения их появлению здесь, в наиболее мертвых и безводных участках Гоби, принужден был верить религиозным сказаниям лам о существовании драконов – священных животных неба. Так появилось и название ископаемых костей – лууны яс (кости дракона), хотя более проницательные и менее легковерные называли их просто чулутуин яс (каменные кости).
Когда окончилась Великая Отечественная война, правительство Монгольской Народной Республики обратилось к советским ученым – палеонтологам – с приглашением приехать в Монголию для изучения ископаемых животных. Академия наук СССР решила направить в Монгольскую Народную Республику специальную экспедицию.
Экспедиция проработала в Монголии 1946, 1948 и 1949 годы, открыла местонахождения исполинских динозавров и древних млекопитающих, извлекла из красно-цветных отложений древней азиатской суши целые скелеты хищных, растительноядных, утконосых и панцирных динозавров, крокодилов, исполинских черепах, открыла залежи ископаемых деревьев, раскопала скелеты древнейших крупных млекопитающих.
Глава вторая
За тремя прекрасными
Еще задолго до прихода наших машин правительство Монгольской Народной Республики оповестило гобийские областные центры (аймаки) о приезде экспедиции, предписывая оказывать всяческую помощь. В Южногобийский аймак (Далан-Дзадагад), долженствовавший быть центром наших исследований, приехал уполномоченный правительства, который в числе других дел должен был найти людей, знавших о находках «костей дракона». Сам уполномоченный видел кости дракона в детстве, а его родственники и друзья были знатоками Гоби. По его вызову старые араты прибыли из дальних мест и остановились близ Далан-Дзадагада, ожидая приезда уполномоченного, который обещал навестить их дома, то есть в кочевых юртах.
Солнце спускалось к скалистым вершинам Гурбан-Сайхана («Трех Прекрасных»). Хребет громоздился над плоской щебнистой равниной, запирая пути к югу, сурово поблескивая отполированными ветром кручами. В небольшой промоине заросли дериса колыхались на слабом ветру бело-желтой гривой, обрамлявшей подножие маленького холма. На холме почти рядом стояли две юрты, крытые пестрой, видавшей виды кошмой. У входа ближайшей к промоине юрты, лицом к хребту, сидели три арата и покуривали длинные трубки.
– Уже поздно, почтенный Балсандорж, – сказал самый молодой из собеседников Хорло, – ваш брат Цевен напрасно надел свое новое дели: от аймака сюда пол-уртона, и важный начальник не поедет на ночь.
Старик Балсандорж погладил отросшую на две ладони бороду и покачал головой:
– Нет, мой Лодой Дамба никогда не обманывает никого. Он сын моего лучшего друга и мне тоже как сын… Мы учили детей, что лучше сломать свою кость, чем свою честь!
Глава третья
Красный лабиринт
Утро опять одарило нас блеском ясного неба и легким морозцем. Уклон сухого русла стал заметнее, плотнее сделался песок, машины пошли легче. Стены скал по берегам русла стали высокими, долина превратилась в ущелье. Размытая поверхность скал образовала скопище притупленных столбов и конусов – причудливые фигуры выветривания, собранные толпой под сиянием яркого неба. Внизу, у самого песка русла, в трещинах скал росли большие хайлясы – пустынные вязы. Деревья с сильно гнутыми стволами и широкими кронами, на которых почти не осталось листьев в это позднее время года, были одинаковой высоты и лепились к утесам правильными промежутками. Это создавало странное впечатление посаженной здесь, в недоступном ущелье, аллеи, которая резко контрастировала с дикими формами гор. Внезапно за поворотом стены ущелья понизились и широко разошлись в стороны. Впереди в слабой дымке дали встала крутая серая и зазубренная стена другого хребта – центральная часть хребта Нэмэгэту – массив Гильбэнту («Сверкающий»).
Мы подошли к выходу из ущелья в таинственную котловину Нэмэгэту, не посещенную ни одним геологом. Только Потанин и спутники Козлова пересекли котловину по старой караванной тропе, но не оставили никаких примечательных описаний этой местности.
Узкая струйка сверкающей чистой воды змеилась по песку сухого русла. Она внезапно возникала где-то под скалой у правого склона, пробегала наискось, отмечая свой путь свежей зеленью низкой травки, около ста метров и исчезала в рыжей глинистой почве с выцветами соли, за которой вниз, в котловину, насколько хватал глаз, тянулся тот же бесплодный и мертвый серый песок.
Мы напились холодной, вкусной воды, налили бочки, долили радиаторы. Теперь до хорошей воды могло быть очень далеко или же колодцы могли оказаться недоступными для машин – поэтому нельзя было пренебрегать ни одним лишним литром запаса. Форсируя моторы, мы поднялись на крутой склон долины и выбрались на бэль северного склона хребта Хана-Хере, образовавшего южный борт котловины Нэмэгэту. Грозный рев машин, впервые проникших в котловину, пронесся по безжизненным кочковатым пескам, рытвинам и увенчанным шапками темно-зеленых колючек буграм далеко, к центру впадины, занятому барханами движущихся песков и зарослями векового саксаула. Второй массив, еще более высокий, зубчатый и угрюмый, показался левее, то есть западнее Гильбэнту. Это был Нэмэгэту, у подножия которого где-то находилось большое кладбище «костей дракона».
Обширные желтые и красноватые пятна гобийских отложений ясно виднелись сквозь туманную дымку в размывах и обрывах у подошвы Гильбэнту и Нэмэгэту. Еще далеко было до полудня, но котловина встретила нас тяжелым зноем. Не верилось, что вчера в лобовые стекла наших машин бил снег. Однако в тени за машиной в моменты остановок чувствовался холод, не позволявший снимать ватник. В чистом осеннем воздухе котловина просматривалась на большое расстояние. Бэль, по которому мы ехали, полого спускался к центру котловины. Там неправильными пятнами желтели бугристые пески с порослью древних саксаулов, на расстоянии казавшихся едва различимой темной щетинкой.
Глава четвертая
Останец Цундж
Три мотора опять наполнили громом Главную котловину. Орлов, складывавший на месте лагеря обо из позвонков динозавра, заторопился в машину. Предстоял подъем на крутой песчаный склон. Полуторки были тяжело загружены, а «Дракон» по-прежнему нес бремя бензовоза. Неистово заревел мотор «Смерча». Андреев, недолго думая, кинулся на штурм склона. Мы следили как ползла наверх его машина, все круче задирая нос, и ход ее становился все медленнее, несмотря на отчаянную «газовку». Мотор сдавал, угрожая заглохнуть. Затаив дыхание, мы смотрели вверх.
Машина едва двигалась, но и до бровки было совсем близко. Еще немного – и передние колеса перевалили. Машина вылезла! Торжествующий Андреев выскочил из кабины и призывно замахал руками.
– Ладно что обошлось, – проворчал Пронин, – я так не пойду, очень круто. Ведь у него передние подшипники в моторе с минуту были совсем без масла. Еще чуть, и подплавил бы…
Шофер сел в кабину. «Дзерен» медленно пошел наискось по склону и вылез легче, чем «Смерч» но с опасным креном – под обрыв.
– Хрен редьки не слаще, – мрачно сморщился Андросов. – Поехали!
Глава пятая
Путь на восток
Восемнадцатого октября прибыл из Улан-Батора «Смерч». Мы прочитали письма, узнав новости с Родины, просмотрели двухнедельной давности газеты и стали собираться в путь. Ветер угрюмо ревел за стенами, клочья серых туч стремительно летели на юго-восток. Завтра нам предстояло навсегда покинуть уютное убежище и снова пуститься, как в океан, в открытую холодную Гоби. Мы должны были пройти поперек Гоби больше восьмисот километров с запада на восток, до аймачного центра Восточной Гоби – Сайн-Шанды («Хороший неглубокий колодец»). На такое расстояние нечего было и думать найти проводника. Знающие люди после нескольких совещаний в аймаке и айкоме посоветовали нам идти ближе к северной окраине гобийской зоны. В двухстах пятидесяти километрах на север от Далан-Дзадагада когда-то находилась автомобильная станция Шарангатай («Желтая равнина»). Шарангатай был соединен телеграфом с Сайн-Шандой и пограничными пунктами. Теперь от станции не осталось и следа, линия заброшена на участке от Шарангатая до монастыря Улугей-хид («Строгий монастырь»), но столбы, местами с проволокой, еще стоят. По этим столбам мы без ошибки доберемся до Улугей-хида, а там и до Сайн-Шанды.
Это предложение было принято как самое удачное. Возражения шоферов, что вдоль столбов может не оказаться дороги, пригодной для передвижения автомобилей, я отвел. Столбы при постройке линии должны были подвозиться на чем-то, даже если их подвозили на верблюдах – верблюжья дорога для полуторок годится. Небольшие участки песков, пухлых глин или крутых гор мы всегда сможем объехать, не теряя из виду линии столбов.
Передовым назначили «Дзерена» вместо потерявшего свою прежнюю лихость «Смерча». Наверху «Дзерена» заседала коллегия «проводников», состоявшая из Эглона, Данзана и меня. «Проводники» были несколько смущены предстоявшим восьмисоткилометровым путем, но виду не показывали и бойко огрызались на колкости профессоров.
«Дракону» поручили вывозку базы и коллекций в Улан-Батор. Туда с первым же рейсом отправлялась Лукьянова – главный квартирмейстер. На ней лежала важная обязанность подготовить зимнюю базу, так как нам предстояло работать в Монголии в начале зимы.
Темнело. Я медленно обошел весь дом, проверяя, не забыто ли чего-нибудь. Два цирика разобрали старую юрту, служившую кухней. Не раз в особенно холодные вечера мы собирались сюда в тесный кружок, грелись, курили и рассказывали разные истории. В правой стороне двора упаковывали коллекции, тут же на стене Эглон сушил шкуры и рога дзеренов, левее, у входа, стояли бочки и баки с водой. Крыша дома нависала над проходом, превращая его в туннель. Я прошел по этому темному туннелю в кладовую через дверь в задней стене дома. Испорченные покрышки и камеры, разбитые аккумуляторы, поломанные рессоры лежали в углу. У стены высился штабель ящиков – научная добыча нашей экспедиции – все еще добрые три тонны, хотя и «Дракон» был нагружен до отказа, и «Смерч» свез в Улан-Батор одну партию. Правее лежали мешки с мукой, крупой, тюки с уже ненужным снаряжением.