Пока бармен, усатый кавказец с печальным и усталым взглядом, наливал мне повторную кружку пива, я краем глаза уловил, что двое мужиков за угловым столиком поднялись со своих мест и двинулись на выход.

У меня невольно вырвался вздох облегчения. Эти двое, как, впрочем, и третий из их компании, что стоял у дверного проема, видимо охранник своего босса, вызывали у меня невольное чувство раздражения, которое никак не удавалось подавить. На мою беду, они расположились за соседним ко мне столиком, исключая, естественно, барбоса-секьюрити, зыркавшего по залу мутными и злыми глазками, и я вынужден был слушать их гоготание да какую-то дурную, скрипучую, будто плохо смазанную, но, главное, нестерпимо громыхающую речь.

Собственно, изрыгал все эти звуки в основном один из них — бочкообразный детина с повадками мафиозного босса из типового гангстерского фильма. Черный, модельного типа френч, в который мафиози был одет, не сходился у него на животе, как, впрочем, и ворот — на шее.

Детине что-то вполголоса подъелдыкивал угодливый малый с напомаженными волосами, наверно являясь чем-то вроде личного секретаря этого бугра.

За свою пятилетнюю службу в СОБРе я много раз сталкивался с подобными типами и, что называется, чуял их за версту. Относился я к этой публике с почти биологическим отвращением, и, если при оперативных мероприятиях, задержаниях к примеру, мне представлялась счастливая возможность влепить кому-либо из них кулаком, а то и прикладом калаша по репе, то никогда не отказывался от такого подарка судьбы. Ведь все они, эти новые русские, то есть, попросту говоря, ворье, нахапали бабок на чужом горе, можно сказать всю страну по миру пустили, а теперь вот жируют, грязные свиньи, жизни своей скотской радуются!

Ночью я долго не мог забыться, да и проснулся 9 августа ни свет ни заря. Впрочем, какой уж тут сон… В голове сами собой стали прокручиваться события вчерашнего вечера.

Получается, что я, бывший собровец, так сказать служитель закона, стал невольным убийцей. Ведь вполне очевидно, что в возвращенном мной чемоданчике находилось взрывное устройство. И, выходит, забыто оно было братками в «Шейхане» неслучайно. Но тогда какого хрена они не отказались от дипломата?

А с другой стороны, что им было делать? К примеру, бомба стоит на таймере и взрыв произойдет через минуту. Тут им некогда было вступать со мной в перепалку — проще взять кейс и разрядить взрывное устройство, покуда есть какое-то время. Тем более что операция из-за моего неуместного вмешательства все равно сорвалась. То-то водила так злобно уставился на меня при возвращении чемодана.

Ну а разрядить бомбу они попросту не успели… А может, не знали, как это делается, и растерялись. Они — не взрывники, им следовало лишь оставить чемоданчик в баре…

Правда, эти ребятки слишком громко себя в «Шейхане» вели, а такие дела делаются втихаря. Ведь любой из тех, кто остался бы в баре после взрыва в живых, припомнил бы шумливых братков…

Итак, меня после взрыва джипа кто-то все же отследил или вычислил, и я на крючке у шантажиста.

Встает вопрос: это случайный, заботящийся только о своем кармане частник, которому улыбнулась такая редкая удача — стать свидетелем передачи кейса и последующей гибели братков, или профессионал из какой-то серьезной структуры, представляющий интересы группы лиц?

В первом случае — у меня достаточно шансов без особого для себя ущерба разобраться с вымогателем. Во втором варианте — я прихвачен плотно.

Встает и другой вопрос: а что, собственно, от меня хотят? Ведь тот — или те, — у кого я оказался на крючке, конечно же, навел обо мне самые элементарные справки и не может не знать, что запрашиваемых им бабок он ни за что не получит. Значит, сумму этот хмырь с самого начала решил заломить нереальную, поскольку нужны ему не деньги, а нечто другое. Но что именно?

Не стоит ломать себе голову, в конце концов решил я, — шантажист объявит об этом сам. Когда как следует подготовится к тому, что он задумал… По всей видимости, очень скоро.

Было все еще 10 августа. Я тоскливо смотрел в окно, оказавшись по милости шантажиста вроде как под домашним арестом. Не то чтобы я вообще не мог покинуть квартиру — такого требования с его стороны не было, но звонка вымогателя я ждал с нетерпением, поскольку имел горячее желание возможно быстрее хоть как-нибудь разрешить эту проблему. Ну, конечно, не «хоть как-нибудь», а исключительно в свою пользу.

К счастью, благодаря моей новой подруге Эмме жратвой я был обеспечен на несколько суток. Обследовав пакеты с купленными ею продуктами, я обнаружил две банки оливок, килограмм креветок, батон сырокопченой колбасы, упаковку сыра «Хохланд», банку красной икры, рулон чего-то мясного типа бекон, несколько нарезок с красной и белой рыбой, а также всяческие фрукты. Ну и, само собой, упоминаемая мной ранее выпивка. Но от нее я пока решил воздерживаться.

Начал я с креветок. Правда, к ним полагается отсутствующее в данный момент пиво, да что поделать — на худой конец сойдет и минералка.

Только я загрузил в кипящую в кастрюльке воду полкило даров моря, добавив туда лаврового листа и черного перца горошком, как зазвонил телефон. Я взял трубку в надежде, что это наконец разродился какой ни на есть идеей мой шантажист. Что-то он мне предложит взамен ста штук зеленью?

Но это оказалась не кто иная как Ольга Вересаева! Во всяком случае, такой была ее фамилия до того, как она вышла замуж. Не за меня, к сожалению. Впрочем, ее можно понять. Ну, в определенной степени…

Йес, кошмар в это 10 августа продолжался, поскольку через порог прихожей перешагнул покойник. Впрочем, на жмура бывший хозяин квартиры, которую я снимал, Петр Иванович, или попросту Петя, тянул не на полную. Сейчас он больше смахивал на моего соседа Леху, когда тот пребывал в состоянии категорического недоопохмела.

— Дай пройти, — мрачно буркнул Петя, поскольку я, потрясенный, так и застыл в дверях на манер надгробного монумента.

Я посторонился, а потом молча проследовал за Петром, постепенно начиная соображать что к чему.

Тот, как настоящий хозяин квартиры, не спрашивая разрешения, расселся на стуле посреди комнаты. Я продолжал стоять, всем своим видом изображая уже не изумление, но немой знак вопроса.

— Чего зенки вылупил? — в меру злобно осведомился Петр.

Вечером 11 августа я, как и обещал моему новому другану Борису, торчал дома в ожидании его звонка.

До того времени я успел пообщаться с Толяном и поведал ему о жутких событиях, приключившихся в кафе «Шоколадница».

Приятель, услышав такое, заявил, что теперь разборки между командами Коха и Угрюмого не избежать. Угрюмый просто вынужден будет принять этот вызов, чтобы не потерять статус авторитета в криминальном мире.

«А с чего ты, Толян, решил, что мочилово в „Шоколаднице“ дело рук людей Коха?» — поинтересовался я.

Но оказалось, что Толян как раз ничего и не решил, но все московские воры будут считать именно так, поэтому и Угрюмый должен реагировать соответственно. Тут уж ничего не попишешь — так по закону (в смысле, воровскому) положено.

— Ты — дочка Германа Вельтмана? — печально спросил я.

— Угадал. Позвольте представиться — Амалия Вельтман собственной персоной. Есть ли у тебя, милый мой, последнее желание? — Она повела влево-вправо дулом пистолета вроде как для того, чтобы у меня не оставалось никаких иллюзий относительно ее намерений. Должен отметить, что у меня их уже и не имелось. — Я потому так добра к тебе, что ты не совсем чужой мне человек.

Как, однако, все стало ясно и просто. Ясно и просто с самого начала — никакой бомбы и не было в том треклятом кейсе, который эти пьяные мудаки, включая некоего Санчо, кореша Вована, действительно забыли в «Шейхане».

— Так, значит, это ты с Борисом взорвала джип на светофоре? — поинтересовался я, скорее, для проформы.

— Хм… Это и есть твое последнее желание — узнать истину в последней инстанции? Ну что ж, все равно данная информация из кабинета папули уже не выйдет. Так оно все и было. Когда я нажала кнопку на пульте, и эти засранцы разлетелись по всему району в разобранном виде… Ох, какой я получила кайф!

Ольга, конечно, приютила и приветила меня, но как-то без особой радости. Впрочем, я понимал ее настроение. Квартира ее напоминала магазин или склад — шла распродажа всего и вся. А потому по жилплощади постоянно шастали разнообразные покупатели.

— Как это копия?! — эмоционально препиралась Ольга с очередным клиентом. — Настоящий Саврасов. Вот у меня и сертификат из художественного салона есть. А сейчас русские художники в моде. За их картины на последнем «Сотбисе» по миллиону долларов давали!

Клиент в ответ на ее слова скептически крутил головой:

— Этот ваш сертификат поддельный, как и сама картина. А тот художественный салон, что сертификат выдавал, давно уже прикрыт, причем именно за мошенничество.

— Отделала одну комнату в русском стиле, — плакалась она мне потом в жилетку, — не одну сотню тысяч баксов вложила. Думала теперь отобью хоть половину. Но самое ценное — картины, буквально все оказались дешевыми копиями. Вся надежда на мебель ручной работы. Она-то уж точно по моему заказу делалась.

Я — вообще-то не такой уж недоумок, как можно помыслить, глядя на некоторые мои действия за последнюю неделю бытия. И то, что убийства Цикли и Жунта очевидным образом связаны между собой, был в состоянии сообразить. Обоих мочканули именно в тот момент, когда я пригласил их на стрелку в надежде получить информацию о судьбе Максима Крайнова. Выходит так, что кто-то очень не хотел, чтобы я подобную информацию мог поиметь.

Кто же этот кто-то?

Я устроился на открытой веранде небольшого пивного зала возле метро «Алексеевская» сразу после того, как спешно покинул бар «Белый медведь», посасывал «Клинское», покуривал «Яву» и проводил, как бы поточнее сказать, интеллектуальный розыск.

Итак, кто он, этот человек, которому было ой как невыгодно, чтобы я вышел на Максима Крайнова или узнал о постигшей его участи? Причем невыгодно настолько, что он пошел на крайнее средство — убийство?

Приходилось начинать поиск со своих знакомых, не щадя, в данном случае чисто мысленно, ни родных, ни близких.

Когда Толян покинул меня и отправился домой, я вытащил из кармана пиджака паспорт девицы, так лихо обувшей меня на квартире Петра.

Екатерина Никитична Антонова. Двадцать три года девушке. Не замужем. Зарегистрирована в Москве, Звездный бульвар. Действительно недалеко отсюда.

Но вот незадача — забыл я в спешке взять у нее номер телефона. Однако сейчас дело близится к вечеру, и занятия в ее институте уже закончились — если, конечно, она мне про этот институт не наплела. Так или иначе работает Катенька в основном ночью, и в любом случае должна в данное время отсыпаться. А может, уже отдохнула и готовится к выходу в свет.

Я не спеша, пешочком, двинулся по указанному в паспорте адресу.

Дверь девушка мне открыла быстро и оказалась, как я понял, в полном боевом обмундировании: черные колготки и короткое красное платьице с глубоким вырезом на некрупной, но высокой и, по моей визуальной оценке, еще достаточно крепкой груди. Катя была в пушистых домашних тапочках, а ее, видимо, выходные (они же — рабочие) на высоких тонких каблуках туфли, тоже красного, под цвет платья, колера, стояли в прихожей.