Корабли уходили на Запад. Вслед за малиновым утренним солнцем, двигаясь в сероватой дымке по холодному осеннему небу. Крики чаек, сдуваемых резкими порывами ветра, заглушали даже палубную брань, неизбежную в первые полчаса плавания. Порт остался позади, и принц Акхан позволил себе расслабиться. Он снял шлем, провел ладонью по вспотевшему лбу и махнул в воздухе рукой, разрешая другим офицерам покинуть места, на которых они по уставу обязаны были стоять во время отплытия.

Акхан огляделся по сторонам: ни когда еще в его распоряжении не было такой армады. Но это не радовало командующего. Напротив, смутная тревога, мучившая принца в последние дни, казалось, достигла апогея. Над головой хлопал большой треугольный парус. Холст, упруго прогибаясь, гудел от натуги.

Акхан грустно улыбнулся. Кажется, Кими был прав, его сеокталь «Поющий тростник» — маленькое поэтическое письмо, выгравированное на круглом золотом диске, было подарено принцу перед самым отплытием. Тонкие пальцы друга дрожали.

— Ты должен понимать, что там смерть. — поэт вымученно улыбнулся. — Возможно, поэтому они и отправили именно тебя.

Путь от Дагониса до побережья Ар Мор занимал сутки плавания.

— Солнце восходит на западе! — зло крикнул старый кормщик Урс, тыча корявым пальцем в горизонт. — Смотрите!

Все уставились в след его руке с таким видом, как будто они только сейчас поняли, куда плывут. Общий вздох прокатился по кораблю от скамей гребцов до палубы, где столпились солдаты. «Еще немного, и они открыто заявят о нежелании сходить на берег», — подумал принц, глядя по сторонам. Нестройный гул голосов заставил его обернуться. Ропот немедленно стих, но недовольное выражение на лицах осталось.

То же самое творилось и на других судах. С «Белого Змея», который служил Акхану флагманом, было хорошо видно, как люди облепили палубы и, тыча руками в небо, что-то кричат.

— Все по местам! — рявкнул принц. — Еще один звук, и я вывешу над водой приветственные гирлянды из ваших голов! — Он по опыту знал, что должен привести людей в чувства, еще до того, как кто-либо выскажет открытое неповиновение. — Офицеры ко мне в палатку.

Солнце стояло уже в зените, когда 2 тысячи военных кораблей Атлан в полной тишине подошли к каменистому берегу. Слышны были только мерные удары весел о тугую, отливавшую красноватым цветом, воду. Мелкие водоросли предавали неприятный бурый оттенок прибойной жиже.

Встретившая их земля была неприветливой. Мало что напоминало рассказы о чудесных, похожих на сады, долинах Ар Мор с их райскими цветами и дивными фруктами, пропитанными сладким ядом вечности.

Акхан специально выбрал безлюдное побережье для высадки. Он не хотел, чтобы разнежившиеся в центральных провинциях тольтеки сразу узнали о прибытии флота противника. Сначала следовало оглядеться. Там, за красноватыми отрогами гор, находилась Шибальба — великий жертвенный город — последний оплот белых атлан, который по словам армориканских беженцев, продолжал сопротивляться нашествию. Именно к нему и следовало направить войска.

В молчании корабли бросили якоря. Со всех судов были сброшены тяжелые дубовые сходни, уткнувшиеся в землю, но ни один человек не ступил на них. Слышно было, как свистит ветер в снастях и где-то далеко в море щелкают косяки дельфинов, привлекая самок.

Возле Акхана из ничего возникла синяя фигура жреца.

Со стороны лагеря раздались крики. Шумная толпа человек в 20 неслась за кем-то по камням, возбужденно размахивая руками. Акхан мгновенно стряхнул с себя ленивой оцепенение. С вершины холма он хорошо видел, что происходит в строящемся лагере. Чья-то хрупкая фигурка металась между раздвигаемыми палатками повсюду натыкаясь на зло гогочущих солдат.

— Какого черта?! — принц ускорил шаг. — Устроили бардак на стоянке! Где вы ее взяли? Мародеры! Вы способны даже в пустыне найти себе девку!

Он врезался в тесный круг тяжело дышавших воинов. На земле на четвереньках стояла растрепанная молодая женщина, черная грива ее спутанных волос падала на лицо, сквозь эти космы беглянка озиралась по сторонам безумным затравленным взглядом. Она была белой, и это в глазах вчерашних каторжников решило ее судьбу — окажись беглянка местной, они бы еще десять раз подумали, прежде чем прикоснуться к ней.

— Не бойся, — Акхан присел на корточки, — ты говоришь на атле?

Несчастная что-то бессвязно залопотала.

Следующий день прошел в хлопотах по разгрузке и укреплению лагеря. Акхан старался отвлечься от ночного происшествия и это, как ни странно, ему удалось. Он бродил среди палаток злой, не выспавшийся и небритый, постоянно натыкаясь на свары и беспорядок. Прежде, чем привести эту «армию» в должный вид, ему придется охрипнуть от брани! «Банда недоносков. Зачем сыпать мусор в только что вырытый ров? Кому понадобилось растаскивать землю окружного вала? Нет, огород разбивать не будем! Не год же нам здесь торчать! А сколько?»

Если б он знал, сколько? Именно это его сейчас и интересовало. Решать такой вопрос до возвращения лазутчиков было рискованно. На сведения Лальмет, как оказалось, положиться нельзя. Надо ждать.

Вчера в сумерках, прежде чем направиться в палатку для разговора с пленницей, принц подозвал к себе Митусу. Человек-леопард мгновенно возник из темноты и молча застыл в двух шагах от акалеля. Акхан дал ему то задание, на которое всегда посылают людей его племени. Негр не пошел вместе с другими разведчиками — кошки охотятся в одиночестве.

Митуса безмолвно выслушал слова командира и, не издав ни звука, скрылся в темноте. Они стояли на холме над лагерем, и Акхан еще несколько мгновений слышал, как негр спускается вниз. Потом все стихло. Принца так и подмывало посмотреть, что будет делать Митуса, и своими глазами увидеть, правду ли говорят о людях-кошках, но он сдержал себя, зная, что нет страшнее оскорбления для дагомейца, чем подсмотреть его тайный ритуал.

На самом краю холма Акхан все же обернулся. Черная освещенная луной долина была видна отсюда как на ладони, по ней огромными пружинистыми прыжками мчалась какая-то тень. Слабый холодок прошел по спине принца, и он, больше не поворачиваясь, поспешил к своей палатке.

Армия подступила к священному городу на исходе второго дня. Красное раскаленное солнце медленно опускалось за мощные горные хребты, оставшиеся за спиной войска. Светило заходило на востоке, но этому уже никто не удивлялся.

Акхан велел войскам перестроиться на марше. Он хотел ударить тольтекам в спину и одним стремительным натиском отбросить врага от Шибальбы. И тут обнаружилось, что не все осаждающие — враги. Эту потрясающую новость поведал командующему Тикаль, при чем уже на подходе к городу. Оказывается несколько тольтекских родов, принимавших участие в набеге, не могли поделить общую добычу, поэтому два из них — Муравьеды и Тапиры — отошли на небольшое расстояние от города и разбили свои лагеря в отдалении. Главы родов-изменноков вступили в сговор со жрецами Шибальбы, отправившими Тикаля в Атлан за помощью. Теперь союзные тольтеки ожидали прихода армии своих бывших врагов, чтоб начать с ней совместные действия.

— На условиях? — акалель поднял бровь. Он не показал, насколько ошеломлен известием. После того, как в ночь убийства Лальмет Акхан обнаружил возле своей палатки нефритовый череп из ожерелья Тикаля, принц держался со жрецом очень настороженно.

— Когда остальные тольтекские роды будут изгнаны из Ар Мор, Муравьеды и Тапиры получат северные земли, подступающие к горам Тулан. — ответил Тикаль.

— Вот как? — Акхан сдержался. Ему было непонятно, зачем отдавать противнику земли, если в армориканские колонии послана армия столь внушительной численности.

Две армии неумолимо сближались. На стенах Шибальбы запели трубы, призывая оставшихся в живых защитников священного города вступить в последнюю битву и помочь подходящим атланам. Тольтеки заметили опасность еще раньше. В широко раскинувшихся вокруг осажденной крепости лагерях раздалось блеянье походных труб, бой барабанов, замелькали перья и ягуарьи шкуры.

Для жреца это была лишь беспорядочная суета, но привычный глаз Акхана видел, как противник быстро и четко перестраивает и выдвигает вперед собравшиеся отряды. Принц был удивлен слаженностью действий тольтеков. Для него, как и для каждого атлана, они были в лучшем случае дикари, научившиеся ходить на задних лапах и разговаривать, но сейчас обычная дворцовая спесь ушла, уступив место сосредоточенному вниманию.

Войска Акхана спускались в долину с холма, преодолевая последнее взгорье на своем пути к Шибальбе. Навстречу им выдвигались все новые и новые отряды тольтеков. Акалель молча вглядывался в их ряды, ища слабину. Его армия была не готова к встрече с сильным противником. Вчерашние каторжники владели оружием, но одно дело нападать из-за угла, а другое вступать в открытый бой с вражескими войсками. Еще никогда в жизни Акхан не был настолько не уверен в своих солдатах. Перестройка на марше подтвердила его худшие опасения, офицерам едва удалось объяснить этой буйной толпе головорезов, чего от них хотят.

Единственная надежда была на то, что принцу удастся вместе с конным отрядом пробить брешь в рядах тольтеков и утянуть за собой остальное войско. Новички, поддавшись общему порыву, войдут в раж и, опьяненные кровью, начнут беспорядочную резню вокруг себя. Но это будет возможно лишь в том случае, если атланам удастся преодолеть первый панический ужас.

Тольтеки приближались, как лавина, и, казалось, готовы были напасть первыми. Они издавали ужасающий вой, от которого кровь стыла в жилах у непривычных к подобным зрелищам каторжников. Враг стучал в квадратные щиты, обтянутые грубой кожей, дул в костяные флейты и раковины, и орал так, что у акалеля на мгновение заложило уши.

Однако оставшихся было много. Их оборванные и окровавленные толпы ввалились в Шибальбу через проломы в стене, и калелям стоило огромных усилий выгнать солдат обратно, чтоб предотвратить грабеж спасенного города. Когда Акхан на коне проезжал мимо взбудораженных рядов своих воинов, они громко выражали недовольство.

— Молчать! — крикнул принц. — Добычи достаточно и в лагерях тольтеков! Что касается города, то он, да будет вам известно, святыня вашего народа, ублюдки, и грабить его нельзя! Если кто-то еще не почувствовал себя спасителем, может обратиться к командиру, и его повесят в назидание остальным.

Раздался гогот.

— Сегодня вы выдержали тяжелый бой, — продолжал принц. — Да смилостивятся боги над павшими, их участь счастлива, ибо они уже на земле смерти. Те же, кто остался в живых, возьмут себе долю погибших.

По войскам прокатился гул одобрения.

…Неумолчно гудело море над головой. Слышен был только рев прибоя и виден ослепительный свет солнца, к которому принц поднимался сквозь толщу зеленой воды. Всадники, сотканные из лучей света, мчались на огромных конях, занимая собой все пространство. Ни земли, ни неба — лишь мерный громоподобный топот и блеск…

…Ветер налетал на скрюченную смоковницу, разом срывая с нее всю листву, и дерево оказывалось торчащей из земли костлявой рукой скелета. Акхан пытался отнять у руки странный меч с крестообразной рукояткой и круглым навершьем, но клинок уходит под землю. Адская боль во всем теле мешала принцу как следует ухватиться за оружие и удержать его…

…Раны открылись, старые переломы выкручивали кости и нестерпимо ныли… Кажется, он кричал…

Боль постепенно отступила. Напряжение схлынуло. Акхан лежал на ложе весь в поту и крови. Таким обессиленным акалель был только после двухмесячной лихорадке в Хи-Брасил. Казалось, жизнь по капле вытекала из него.

— Хозяин! — услышал принц встревоженный голос Варда. — Хозяин! — толстое, трясущееся от жалости лицо слуги склонилось над ним. — Он открыл глаза. — сказал раб кому-то, кого акалель не видел. — Слава богам, он жив!

— Мне когда-нибудь дадут вымыть руки?! — возопил Акхан, стряхивая с пальцев жирные капли благовоний. — Вард, ты с ума сошел! Я должен быть уже на галерее! Где тебя носит? Я просил крынку воды!

— Сейчас, хозяин, сейчас. — раздался из-за стены растерянный голос раба. — Я только, я только ищу в чем бы… — послышался ужасающий грохот, как будто на слугу обрушилась целая гончарная лавка.

— Совсем спятил. — принц решительно направился в смежную комнату. — У тебя тут что богатый выбор? — он не договорил, застыв на пороге и даже открыв рот от изумления.

На полу у самой двери сидел Вард среди горы ярко раскрашенной глиняной посуды.

— Что это еще такое? — поджав губы, осведомился акалель.