Тревожен, чуток весною сон…

Где-то что-то стукнуло, скрипнуло, прошуршало — а может, только всего-то показалось, примерещилось — проснулась Роза. Опять впала в забытье, опять уже вроде бы и сон какой-то начал видеться, но посреди этого сна то ли за плечо ее кто-то будто тихонько тронул, то ли руки коснулся — исчезло сновидение, опять Роза видит себя в своей избе, чувствует сладкий запах свежеиспеченного хлеба.

Хлеб она испекла еще с вечера. Нынче мало кто печет — вон его в сельском магазине навалом. Только надоел магазинный хуже горькой редьки: и кислый всегда какой-то, и черствеет быстро, на другой день уже хоть топором руби. Конечно, самой печь хлеб хлопотно: квашню приготовь, тесто заквась да дрожжей раздобудь… Ну уж, правда, зато и хлеб получился вкусный, духмяный, как из первого помола нового урожая. Кажется, что всю избу густо, плотно заполнил сытный хлебный дух.

Завозилась спящая рядышком дочка Галя: почмокала губами, откинула легкое покрывало и положила горячие ножки Розе на живот. Вот, наверное, еще и от этого Роза часто просыпается: беспокойная дочка ее во сне то и дело трогает.

Галя опять заворочалась, захныкала, сонным шепотом попросила:

С четырех часов утра, это, считай, с восходом солнца, председатель колхоза Федот Иванович Михатайкин уже на ногах.

Любит Федот Иванович, еще до того как заявится в правление, еще до встречи с бригадирами и механизаторами на колхозном подворье, побывать на полях. Любит посмотреть и самолично убедиться, на каком поле земля уже поспела к севу, а на каком еще сыровато и, значит, надо погодить. Конечно, есть в колхозе и агроном, есть и бригадиры, и можно бы на них положиться. Однако же, чтобы на душе было спокойно, чтобы не вышло промашки, лучше видеть все собственным глазом. Да и хорошо, тихо ранним утром в полях, никто и ничто не мешает обдумать на день колхозные дела. Разумеется, еще и с вечера Федот Иванович уже знает, кто и чем будет завтра заниматься. Но прикинули они дела на завтрашний день с бригадирами в расчете на ясную погоду, а к утру, глядишь, пошел дождь, или наоборот — надо все заново передумывать. Недаром же старая крестьянская мудрость гласит: утро вечера мудренее.

Нынче день с самого раннего утра погожий, солнечный, и значит, перестраивать в намеченных планах ничего не надо. Надо только проследить, чтобы все в срок, в свой час выполнялось.

Возвращаясь с полей в деревню, Федот Иванович у самой околицы увидел в зеленях два пары гусей с гусятами.

«Кто-то рано позаботился посадить гусынь на яйца — гляди-ка, уже и выводки водят», — хозяйственно подумал Федот Иванович. Но тут же его мысли взяли другое направление. Всходы только проклюнулись, а эти милые пушистые гусятки их же под корень стригут. А уж если помет выкинут — на том месте и вовсе голое, выжженное место будет. И хозяин этих выводков все это знает не хуже председателя колхоза. Или, считает, это, мол, поле не мое, а колхозное…

Как теперь быть? Что делать? Смириться с самоуправством Михатайкина? Нет и нет! Она будет жаловаться, она найдет на него управу… Только кому жаловаться, если председатель сам же говорит, что ни райкома, ни прокурора не боится? И действует вроде бы не от своего имени, а от имени правления колхоза…

Вопросов много, а ни одного ответа на них Роза найти никак не могла.

Ну ладно, она провинилась: за прошлый год не смогла выполнить минимум рабочих дней. Так ведь, наверное, можно бы вызвать ее на заседание того же самого правления и спросить или пусть даже поругать. А может, и ругать-то бы оказалось не за что после того, как она рассказала бы членам правления и про больного отца, за которым был нужен постоянный уход, и про малого ребенка, от которого тоже нельзя и на час отойти… Ведь одна она, одна-одинешенька. Так что ей теперь в петлю, что ли, лезть? Да и что они не знают, не помнят, как работали и колхозе и отец, и Петр?! Неужели они своим трудом за много лет не заработали ей право пользоваться этим несчастным огородом?.. Розу они, правленцы, заметили, увидели, а почему-то не видят, как кое-кто работает только для отвода глаз, для выполнения того самого минимума, а душой-то давно уже не в деревне, а в городе: только и думают, как бы туда что-то отвезти да повыгоднее продать…

Нет, этого она так не оставит! Она будет жаловаться!

Роза поспешно собралась, отнесла дочку в дом деда Ундри и решительно зашагала в райцентр.

— При хорошем соседе и бедная жизнь не замечается, при плохом соседе и богатая в пыль распыляется, — тяжело вздыхая, сказал дед Ундри, и непонятно было, кому он это сказал — то ли самому себе, то ли своей жене Анне. — Ты, старуха, присмотри-ка за Розиной дочкой, а я на улицу отлучусь.

Дед поднялся с лавки, на которой сидел, взялся за старенькую, как и он сам, почерневшую от времени, шляпу.

Но хоть и непонятно, туманно он говорил насчет плохих и хороших соседей, а старуха его поняла. Она поняла, что все нынешнее утро он только и думал о том, как бы помочь Розе в ее беде.

— Если бы ты успел ей вовремя вспахать огород да если бы вместе со всеми посадили картошку — Михатайкин не смог бы так измываться над ее землей.

— Если бы да кабы, — хмуро отозвался Ундри. — Если бы у меня была лошадь да был плуг… Нам самим-то — забыла, что ли? — люди вспахали. Болтаешь сама не знаешь что.

Шел с Розиного огорода Федот Иванович темнее тучи.

Как-то нескладно и неладно день нынче начался. Какие-то гусята, засони-бульдозеристы, а теперь вот крик и и слезы этой истерички… Одна пустая трата нервов. Никакого доброго дела за все утро — одни пустые разговоры, одна ругань, и больше ничего. В книжках, в кино — там председатели колхозов ворочают большими делами, умно рассуждают, что-то решают и проводят эти решения в жизнь. А чтобы председатель выгонял гусей с колхозного поля или ругался из-за какого-то — будь он неладен! — огорода — такого Федоту Ивановичу видеть как-то не приходилось. А председательская работа (чертова работа, к слову будь сказано!) больше всего из такой вот нервозной мелочи и состоит: тут проверь, того проконтролируй, с тем поругайся, а кому-то и хвоста накрути. Иначе никакой дисциплины не жди, а жди, когда тебе же самому на шею сядут…

Здание колхозного правления — предмет гордости Федота Ивановича — стоит посреди деревни, выделяясь среди соседей массивными колоннами и высоким каменным балконом. Здание, может, не такое уж ах как красивое, но — внушительное. Таким именно, по мнению Федота Ивановича, и должен быть дом, из которого осуществляется руководство колхозом. Чтобы каждый приходящий сюда, еще не переступив порога, ощутил чувство уважения к людям, которые здесь работают.

От середины улицы к правлению ведет тротуар, выложенный железобетонными плитами. Но, пройдя и этим тротуаром, не сразу вот так и попадешь под колонны у входной двери. Дом обнесен палисадом, так что сначала войдешь в калитку, увидишь справа и слева цветочные клумбы, кусты черноплодной рябины, а уж потом только, налюбовавшись всей этой красотой и еще раз отдав должное размаху и вкусу хозяина дома, можешь войти под его своды.

Первое, что сделал Федот Иванович, придя в правление, это вызвал техничку тетю Настю и коротко приказал: