Пьеса «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» является единственным сохранившимся в законченном виде драматургическим произведением. Остальные Ерофеев либо бросал, не дописав и до середины, либо просто безвозвратно терял.
В пьесе Ерофеев создал такое зеркало общественной жизни, которое понравилось не всем. Он изобразил советское общество таким, каким оно было, ничего не меняя.
Венедикт Ерофеев
ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ
или
Шаги Командора
.
.
Досточтимый Мур! [1]
Отдаю на твой суд, с посвящением тебе, первый свой драматический опыт: «Вальпургиева ночь» (или, если угодно, «Шаги Командора»). Трагедия в пяти актах. Она должна составить вторую часть триптиха «Драй нэхте».
Первая ночь, «Ночь на Ивана Купалу» (или проще «Диссиденты») делана пока только на одну четверть и обещает быть самой веселой и самой гибельной для всех ее персонажей. Тоже трагедия и тоже в пяти актах.
Третью — «Ночь перед Рождеством» — намерен кончить к началу этой зимы.
Все Буаловские каноны во всех трех «Ночах» будут неукоснительно соблюдены:
.
В трагедии участвуют:
Старший врач больницы
(доктор).
Натали, Люси, Тамарочка
— медсестры.
Боренька
— медбрат по кличке
Мордоворот
.
Гуревич
.
Акт первый
(он же — пролог)
Приемный покой. Слева от зрителя — жюри: старший врач больницы, очень смахивающий на композитора Георгия Свиридова, с почти квадратной физией и в совершенно квадратных очках — в дальнейшем будем называть его просто доктор . По обе стороны от него две дамы в белых халатах: занимающая почти пол-авансцены Тамарочка и сутуловатая, на все отсутствующая, в очках и с бумагами, Люси . Позади них мерно прохаживается санитар и медбрат Боренька , он же Мордоворот, и о нем вся речь впереди. По другую сторону стола — только что доставленный «чумовозом» («скорой помощью») Гуревич .
Доктор
. Ваша фамилия, больной?
Гуревич
. Гуревич.
Доктор
. Значит Гуревич. А чем вы можете подтвердить, что вы Гуревич, а не… Документы какие-нибудь есть при себе?
Акт второй
Ему предшествуют — до поднятия занавеса — пять минут тяжелой и нехорошей музыки. С поднятием занавеса зритель видит третью палату с зарешеченными окнами и арочный вход в смежную, вторую палату. Чтоб избежать междупалатной диффузии, обмена информацией и прочее, арочный проход занят раскладушкой, на ней лежит Витя , с непомерным животом, который он, почему-то облизываясь, не перестает поглаживать, с улыбкой ужасающей и застенчивой. Строго диагонально, изогнув шею снизу-слева-вверх-направо, по палате мечется просветленный Стасик . Иногда декламирует что-то, иногда застывает в неожиданной позе — с рукой, например, отдающей пионерский салют, — и тогда декламации прекращаются. Но никто не знает, на сколько.
Сережа Клейнмихель , еще вполне юный, сидит на койке почти недвижимо, иногда сползая вниз, постоянно держится за сердце. В царапинах и лишаях, со странным искривлением губ. На соседней койке Коля и кроткий старичок Вова держат друг друга за руку и покуда молчат. Коля то и дело пускает слюну, Вова ему ее утирает. Пока еще лежит, с головой накрытый простыней в ожидании «трибунала», комсорг палаты Пашка Еремин . На койке справа — Хохуля , не подымающий век, сексуальный мистик и сатанист. Но самое главное, конечно, в центре: неутомимый староста третьей палаты, самодержавный и прыщавый Прохоров и его оруженосец Алеха , по прозвищу Диссидент, вершат (вернее, уже завершают) судебный процесс по делу «контр-адмирала» Михалыча .
Прохоров
. Если бы ты, Михалыч, был просто змея, — тогда еще ничего; ну, змея как змея. Но ты же черная мамба, есть такая южноафриканская змея — черная мамба! — от ее укуса человек издыхает за тридцать секунд до ее укуса! На середку, падло!..
