Дневник, 2004 год

Есин Сергей Николаевич

1 января, 2004 года, четверг

Первый день Нового года всегда божествен по настроению и ощущению. Какой-то спокойный и прозрачный сон накануне? Или ощущение некоторой отдаленности новых забот, ведь обычно Новый год празднуется несколько дней? Плохая жизнь наступит дальше, там, а пока ты дома, ты в крепости, холодильник еще полон несъеденных продуктов. Можно весь день спать, мечтать, смотреть телевизор. В портфеле среди прочих бумаг нашел поздравление от Оксаны. Она ведь выпускница Литинститута, семинар покойного Кузнецова. Еще долго будут говорить, что он или она выпускник или выпускница семинара Кузнецова! «Подумать только — Новый год! И где ходил он раньше? А тот, кто раньше всех встает, чай ректору с утра нальет, и видеть станет дальше!» Это приятное и милое добавление к моей жизни.

Утром всех разогнал: Толик и Людмила вместе с Долли отправились на дачу. Толик, который не умеет отдыхать, как, впрочем, и я, а что это такое?.. Меня всегда бесит, когда в девять утра меня спрашивают по телефону: «Я вас не разбудил?» Или когда в воскресенье извиняются: «Вы, наверное, отдыхаете?» Какое омерзительное слово, выдуманное бездельниками. Отдыхаю! Когда мою посуду и смотрю телевизор, когда перебираю и вытираю от пыли книги, когда глажу себе рубашки. Так вот, Толик отправился на дачу стелить пол на новой террасе, В. С. на диализ, а я начал отдыхать, т. е. принялся читать «Изгоя» Потемкина. Это мой старый долг, и начал я читать эту книгу с предубеждением. Назначил себе норму — 100 страниц. Где-нибудь в начале семестра я обязательно проведу семинар по этой книге.

Начну с того, что к книге приложено прекрасное, написанное Светланой Семеновой предисловие. Если прочесть предисловие и перелистать книгу, то ее обязательно отложишь, потому что здесь некоторые ножницы: великолепный философский текст, явно перекрывающий художественный смысл книги и довольно дурная, привычная для сегодняшней псевдолитературы, стилистика. Однако можно здесь же и обмануться! Снобистское отношение к книге провоцируют несколько обстоятельств: немыслимые, как видно из того же предисловия, личные богатства автора, нувориш, а мы знаем, как добывались эти богатства, провоцируют обширные знания авторов верхов жизни, т. е. пресловутой «красивой» жизни, коей всегда оперирует бульварная литература, а также немыслимые претензии на новый виток в русской литературе: Потемкин вместо Достоевского и «Изгой» вместо «Идиота». Есть обстоятельства и сопутствующие — полугрузин вмешивается в наше сокровенное, в литературу. Кстати, фамилия героя книги — Иверов, он, естественно и непременно, князь. Это первая примета плохой литературы. А с чем там созвучна фамилия героя? С древним названием страны — Иверией, т. е. Грузией.

Но есть в этом романе и другое, отчасти об этом написала Семенова. Это серьезность раздумий над современной жизнью и ряд наблюдений самого автора. Например: «Культурная легитимация виртуальной экономической деятельности в самосознании европейской культуры так и не состоялась». Неплохо, правда? Или: «…человеческая телесность в значительно большей мере обусловила морфологию и смысловое содержание культуры, чем предполагают приверженцы концепции культуры как сублимации чистого духа». Эта ламентация возникла все же на основе книги Потемкина. Выписки из Семеновой я еще сделаю, но и чтение романа показывает, что он не так уж прост. Через мишуру и дурновкусие проглядывает очень умный человек много и точно знающий о мире. Я хочу обсудить этот роман еще и потому, что здесь много культурной, даже избыточной информации. «Вы пришли за авгуральной книгой Исидора Сивильского или записками этрусской коллегии жрецов». Пошловатые кусочки тоже привожу: «Они заискивающе вглядывались в ее глаза, жадно смотрели на тело». Не привожу здесь сюжета и главной мысли о виртуализации жизни. Это если не изобретение Потемкина, то его раскраска. Это довольно любопытно. Буду дочитывать и думать, по крайней мере здесь есть тема для размышления. Вспоминаю при чтении также поразительную презентацию, которую полгода назад Потемкин устраивал по поводу выхода своего «Изгоя».

В последнем «Экслибрисе» мои ответы на анкету:

1 февраля, воскресенье

Звонил с утра Саша Рудаков, мой старый, еще по радио, соратник. Он сейчас занимается какими-то передачами на Америку, и вызванивал меня, чтобы я приехал ночью на телевидение. Я почему-то здесь озлобился, задал ему провокационный вопрос: а другим писателям вы платите? Разве только сатирикам и смехачам, сказал Саша. На новый год Арк. Инину и еще одному сатирику заплатили по триста долларов. Но ведь это еще паблисити. Мне, ответил я, никакого паблисити в Америке не нужно, без денег я не поеду. Я уже давно заметил, как настойчиво и нагло телевидение пользуется интеллектуальным трудом писателей, не платя им ни копейки, в то время как сами себя не забывают. Разве они кого-нибудь из артистов без оплаты пригласят? Или телевидение не платит только писателям-баранам?

Но слава телевидению, оно иногда приносит поразительные вести. Сейчас в интернете появился новый чрезвычайно опасный вирус. Майкрософт, знаменитая американская компания, которая владеет плантациями интернета и авторскими правами на многие компьютерные программы, обещает 500 тысяч долларов за какие-либо сведения о создателе этого вируса-убийцы. Тут же уверяют, что 80 процентов из ста — за то, что создатель этого вируса или коллектив создателей живет в России. Браво! Русская мафия, русская душа, грозный русский хакер. Не станут ли хакеры социальными мстителями?

В «Родине» некий скандал и перетягивание каната между С. Глазьевым и Д. Рогозиным. Судя по сообщению опять-таки ТВ, в биографии Д. Рогозина была попытка поступить в театральное училище. Так ли это?

2 февраля, понедельник.

Утром прямо из дома поехал на пленум СП России. С волнением пытался найти какие-то новые лица, но увидел лишь постаревшие. Из новых и молодых — только наш А. Шорохов и еще окончательно не состарившиеся А. Сегень и Н. Переяслов. Времени особенного не было, я не так свободен, как многие из присутствующих, не смогу поехать ни завтра в Лавру, ни даже блаженствовать и переговариваться в зале. Зал, кстати, был полон, это немногие случаи, когда есть возможность как-то соединить людей, все соскучились по подобным собраниям и, наверное, с радостью обнаруживали друг друга, а ведь можно было и не обнаружить. Первый доклад я даже не запомнил и не поинтересовался, кто его сделал. Вторым, как всегда умно и взвешенно, говорил В. Костров. Разговор был о русском языке, о школе, о телевидении. Я записал у Кострова два тезиса, которые особенно меня взволновали, вернее, формулы. Первая — «потеряем в школе классическую литературу — потеряем науку». Этот вывод сделал даже не Костров, а ученые из МГУ, обеспокоенные уровнем нынешних абитуриентов физических и математических факультетов. Литература как плацдарм для рефлексии и развития личности. Второй костровский тезис связан с телевидением — это о личностной цензуре. Я подумал, это действительно точно: приглашают исходя из того, в чьей тусовке человек.

«Что такое моя профессия — жить, а потом записывать прочитанное в рассказы, пьесы, а теперь — вот в эту книгу» (Теннесси Уильямс «Мемуары», стр. 220, 2001).