Выйти из себя довольно просто — если умеючи. Надо скатать свою внутреннюю сущность в эдакий колобок и, чуть придержав его на левой ладони, со всей возможной небрежностью подкинуть кверху — так, чтоб он взмыл над левым же плечом и завис где-то в полутора саженях над твоей телесной оболочкой. Весьма полезная штука при скоротечных огневых контактах и особенно — при схватках с несколькими противниками, когда нужно видеть все и сразу… Кстати,

суфийский

дервиш, обучивший его некогда этому искусству в Темир-Хан-Шуре (работал там по легенде: приказчик армянского торгового дома из Трапезунда, благо внешность подходящая), очень заинтересовался отчего-то — как именно он скатывает тот колобок. И, похоже, из тех сбивчивых описаний — как меж обсыпанных мукою ладоней крутится по часовой стрелке упругий шмат дрожжевого теста, в точности как для матушкиных ростовских пирогов с визигой, — дервиш узнал о нем куда больше, чем следовало бы… Не за тем, конечно, чтоб донести властям и развлечь подданных местного хана назидательным представлением — казнью

урусского

шпиона: суфий и донос — вещи несовместные. Просто при расставании дервиш подарил ему черный камешек-оберег и мягко посоветовал сменить род деятельности — он, дескать, тратит свою жизнь совсем не на то, к чему предназначен Высшими Силами.

Он тогда отшутился, что Высшим Силам следовало бы в таком случае подать ему внятный знак — на то ведь они и Высшие! Сам-то он ничуть не сомневался — и тогда, и сейчас, — что занимается как раз тем единственным, для чего предназначен судьбой и природой: редкое везенье. Так что если его рапорт об отставке будет принят (а не подать его, в нынешних обстоятельствах, было совершенно невозможно), то останется ему только — пулю в лоб. Да-да, все верно: операцию ту провалило — с громким дребезгом и широким разлетом кровяных брызг, заляпавших весьма непривычные к тому щегольские штабные мундиры, — местное начальство с его усердием не по разуму, а он-то как раз спас то немногое, что еще можно было спасти, однако подобное рассуждение, согласитесь, достойно русского чиновника, но никак не русского офицера. Крайний — он, так уж карта легла. И точка.

В довершение ко всему ему повадился сниться, едва ль не еженощно, один и тот же сон — то самое 

Да, все верно: как ты ни передвигай фигуры на той шахматной доске, а положить при освобождении заложника убитыми и тяжелоранеными меньше трети отряда — доброй полудюжины казаков-пластунов и союзных горцев из клана Ходжи-Мурата — не выходило никак; капитан

Сам спасенный между тем отнесся к своему спасению более чем философски: он, похоже, так и не уразумел, что был в той компании немирных горцев вовсе не гостем (как мнилось ему), а считай уже рабом. На процветающую на горских 

— Докладывайте, ротмистр! — Командор был в партикулярном и, судя по осунувшемуся лицу, не ложился нынче вовсе. Бог ты мой, как же он сдал за последний год…

— Во второй декаде мая… двенадцатого числа, мы выступили из крепости

Дзау-Джикау

, имея задание аккуратно надавить на немирные кланы Дарьяльского ущелья, что тревожат своими набегами наших осетинских союзников. Кроме того, мы должны были, при необходимости, обеспечить силовое прикрытие работ Центрально-кавказской экспедиции Русского Географического общества…

— К делу, ротмистр, давайте сразу к делу! Отчеты ваши я, как вы догадываетесь, изучил, и интересует меня сейчас именно то, что в них не попало… Кого у них там осенила эта светлая идея — ликвидировать британскую экспедицию руками немирных горцев? Генерала или Наместника?

— Если бы! — мрачно хмыкнул ротмистр. — Все гораздо хуже: инициатива исходила как раз от клана

Ата

-Гири. Наместник — человек на Кавказе новый и проглотил наживку вместе с грузилом и поплавком: еще бы, есть возможность безнаказанно нагадить Владычице морей, да еще и прикупить, за те же деньги, лояльность крайне враждебного России немирного клана! То есть это он, дурашка, полагал, что покупает их лояльность, а на самом-то деле все обстояло ровно наоборот… В любом случае такого рода операции надо тщательнейшим образом готовить — от предварительной разведки до зачистки концов, чтоб наши уши ниоткуда не торчали. А полагаться тут на экспромты местных душегубов — это ж надо вообще мозгов не иметь…

— Это, конечно, верно, — кивнул Командор, рассеянно изучая акцизных орлов на початом, порядку для, штофе. — Но вам ведь, ротмистр, не понравилось тогда не только это и даже не столько это, нет?

— Вообще-то никакой Русской Америки и быть-то на свете не должно, — приступил к рассказу Командор, бросив мимолетный взгляд на часы. — В том смысле не должно, что, оглядываясь назад, только диву даешься — сколько 

случаев

 должно было сойтись в нужной точке, чтоб такое вышло. Притом что каждый сам по себе, в отдельности — вроде бы и ничего особенного… Может, так оно и выглядит — настоящее чудо, а?

Ну вот, хотя бы: да, прогнал Петр Алексеевич прочь своего Алексашку с наказом на глаза боле не являться — так впервой ли? Милые бранятся — только тешатся… Кой черт понес его тогда в Америку, на старости лет изображать из себя Ермака

Тимофеича

? Вполне мог бы пересидеть грозу в своем дворце на Васильевском острове, лавируя между

Ягужинским

и Балакиревым, вернуть со временем расположение 

минхерца

 — мало ль способов! И так и остался бы в истории России не административным гением, а пустозвоном и феерическим казнокрадом...

Да, конечно: ресурсов любого рода в личном распоряжении Светлейшего (даже если вовсе не брать в расчет капиталы дюжины 

вошедших в дело

 богатейших купцов) хватало — может, и поменьше, чем у государства Российского, но вполне сопоставимо… Ну так как раз опыт того государства и показывает: можно пустить по ветру еще и не такие ресурсы — вложив их, к примеру, в строительство грандиозного галерного флота, сгнившего потом безо всякой пользы по

распресненным

балтийским гаваням… А Меншиков тем временем начинает свою «Конкисту» с того, что доставляет в Охотск — плюгавенький

портишко

на

Пацифике

, где отродясь не строили ничего, кроме примитивных

кочей

, — двоих (прописью: двоих) нанятых в Голландии за сумасшедшие деньги самолучших корабелов с неограниченным финансированием, неограниченными полномочиями на наем подручных  («…Хоть из

Патагонии

!») и с задачей: за полтора года подготовить здесь, на краю земли, 

флот вторжения

 («…Можно одноразовый, плевать!»), способный разом перевезти через океан много поселенцев. «…Сколько это будет по-русски: „много”? — Н-ну, это значит 

реально много

Заметьте: флот загодя строят под транспортировку поселенцев, которых пока еще нет в помине, в земли, которые пока даже не открыты: на тогдашних мировых картах от Калифорнийского полуострова, числившегося островом, аж до Чукотки — девственно-белое пятно. А как транспортировать через всю страну, сухопутьем, такую ораву в Охотск? Где их размещать, чем кормить? — «Потом, это все — потом!.. Проблемы следует решать лишь по мере их возникновения!..» В общем, все было в точности как в славном городе Одессе: «Жора, жарь рыбу! — И где та рыба?.. — Ты начинай жарить, а рыба будет!»… Ну, не сумасшествие ли? — да, конечно; или — гениальность. И определиться с диагнозом тут можно лишь по конечному результату предприятия; в данном случае вышло, что — да, гениальность!

Не люблю я всякой мистики, Павел Андреевич, но не оставляет меня отчетливое ощущение: Меншиков просто-напросто 

Вознесенная на российский трон вихрем бестолково подготовленного, но отважно исполненного 

pronunciamiento

 дочь Петра Великого была красавица и умница, и первое из этих обстоятельств, к сожалению, почти полностью заслонило от потомков второе. Ей не слишком повезло с историографами: царствование Елизаветы Кроткой как-то всегда терялось в тени блистательного правления ее преемницы, Екатерины Великой (добывшей, кстати, престол не менее предосудительным способом, но, как позже сама же она и 

отлила в бронзе 

по иному поводу, — «Победителей не судят»). В итоге Елизаветинская эпоха вошла в анналы лишь великолепием двора (подлинное воплощение Галантного века!) да 

взятым на штык Берлином

и прочими блестящими, но абсолютно никчемушными победами русского оружия в 

чужой

 Семилетней войне.

Между тем кроткой императрице выпала весьма нетривиальная историческая задача: продемонстрировать миру, что Россия, при всех ее странностях и несуразностях, — это все-таки нормальная европейская страна; и ведь — получилось! В числе прочего она, опять-таки отдавая дань тогдашней моде, снарядила в кругосветное плаванье пару фрегатов для демонстрации Андреевского флага ближним и дальним, наказав — одно уж к одному — заглянуть на

пацифическое

побережье Америки: есть там какое-то странное русское поселение, оттуда в столицу регулярно шлют деньги — и никаких челобитных, тогда как обычно бывает ровно наоборот…

Отчет о визите государыню, прямо скажем, ошеломил: монумент, обнаружившийся под сдернутой холстиной, и вправду завораживал. Оказывается, за пару с небольшим десятилетий там, на берегах залива Петра Великого, вырос большой город с каменными домами о трех этажах и первоклассным портом. Помимо Петрограда имеются еще три крупных поселка, которые по сибирским меркам можно уже смело числить городками, —

Новоиркутск

,

Новотобольск

и

Новоякутск

— и полтора десятка укрепленных факторий с деревянными фортами. Население Колонии перевалило за 30 тысяч, а если считать с принявшими православие индейцами и алеутами — приближается к 40. Компания контролирует почти все

Средняя часть побережья, южнее Новой Сибири, представляет собой запутанный лабиринт скалистых островов и глубоких фьордов, населенный немирными индейцами-

Других врагов, кроме немирных индейцев, у Колонии нет: отношения с испанской Калифорнией фактически союзные, а поселений иных европейских держав на берегах Северной