— Бокал красного вина, — сказала Тамара Никитенко стоявшему перед ней молодому долговязому официанту.

Тот держал наготове блокнот и ручку, однако, услышав короткий заказ, ничего записывать не стал, а лишь кивнул, поведя не только головой, но и всем своим длинным туловищем. Он был достаточно хорошо вышколен, как, впрочем, и весь обслуживающий персонал в этом заведении, чтобы почтительно относиться к любому пожеланию клиентов.

Через минуту вино уже стояло перед молодой женщиной. В приглушенном свете лобби-бара отеля «Метрополь» оно выглядело совсем черным.

— Как моя жизнь, — горько усмехнулась Тамара.

Она покрутила длинными, ухоженными пальчиками бокал, пытаясь обнаружить в благородном напитке хоть какие-то рубиновые проблески, и, так ничего и не добившись, пригубила его. Вино оказалось мягким, приятным на вкус, и эта маленькая, казалось бы, незначительная деталь вдруг вселила в Тамару надежду, что ее план сработает. Да и много ли надо женщине, чтобы обмануть себя, воспылать напрасными надеждами, выдать желаемое за действительное.

От гостиницы Тамара прямиком направилась в сторону Тверской улицы, где у Центрального телеграфа оставила свою маленькую, салатного цвета «шкоду». Шла она очень быстро — ей было уже не до прогулок, не до праздного времяпрепровождения, а тем более не до любовных интрижек. У стороннего наблюдателя могло даже сложиться впечатление, что она сама совершила нечто противозаконное и теперь пытается скрыться с места преступления, замести следы.

Как всегда в субботний вечер, в центре города было многолюдно. По Тверской двигался сплошной человеческий поток: пестрые, шумные компании молодых людей, влюбленные парочки, озабоченные пенсионеры с сумками на колесиках, группы иностранцев у громадных туристических автобусов, по обыкновению парковавшихся напротив «Националя», мальчишки на роликах и досках, попрошайничающие бомжи. У Тамары возникло ощущение, что все эти люди как-то по-особому смотрят на нее, а точнее, на сверток из белой бумаги, который она по-прежнему судорожно сжимала в руках. Ей казалось, что он привлекает пристальное внимание окружающих.

Было очевидно, что внутри свертка находится что-то очень нехорошее, криминальное. Не случайно загорелый красавчик так старался пригвоздить ее взглядом к полу. Возвратив незнакомцу, да еще при всех, кто находился в гостиничном холле, забытую или умышленно оставленную на диване вещь, она явно сделала бы ему очень плохо. Иначе голубые глаза не пылали бы и страхом, и ненавистью, и угрозой одновременно. Впрочем, и унеся это что-то, она вряд ли вызвала у него симпатию. Одним словом, при любом раскладе результат получался совершенно противоположный тому, которого она хотела добиться.

У Тамары появилось нестерпимое желание как можно быстрее избавиться от проклятого свертка, выбросить его в ближайшую урну. Но, как назло, по пути ей ничего не встретилось. А просто положить этот аккуратно упакованный предмет на тротуар или оставить в подворотне она побоялась: чего доброго, еще примут за террористку. Тема для Москвы была чрезвычайно актуальной, постоянно где-то что-то взрывалось, и центр столицы кишел работниками спецслужб.

Добравшись до машины, Тамара сразу же поехала домой. Сверток она бросила на сиденье рядом с собой и всю дорогу поглядывала на него, вновь и вновь мысленно возвращаясь к тому, что с ней недавно произошло, в деталях разбирая свое приключение.

Кабинет генерала Шпака был большим и строгим, как само здание ФСБ на Лубянке, в котором он находился. Серые стены украшал всего лишь один портрет — президента страны, а стоявшие здесь столы, стулья и шкафы выглядели массивными, неподъемными, подчеркнуто казенными. Подобную мебель изготавливали в пятидесятых годах прошлого века для высокопоставленных советских чиновников, и она способна была убить любую вольность в поведении пользовавшихся ею людей. На таких стульях не рассядешься вальяжно, не откинешься назад, не забросишь ногу на ногу. На такие столы не поставишь какую-нибудь легкомысленную лампу, не устроишь на них живописный беспорядок.

Накануне, в субботу, Шпак уехал с работы очень поздно. Гораздо позже обычных девяти-десяти часов вечера. Тем не менее в воскресенье с утра, направляясь на персональной «Волге» на свою дачу, он заскочил в «контору», хотя это было совсем не по пути. На то имелись веские причины.

В последние полгода генерал занимался решением чрезвычайно важной проблемы, находившейся под контролем не только председателя Федеральной службы безопасности, но и лично главы государства. И хотя сам Шпак не ездил на доклады к президенту, но постоянно ощущал давление с той стороны, его постоянно поджимали со временем, так что он уже давно забыл, когда полноценно отдыхал.

Без преувеличения можно было сказать, что в данном случае речь шла о безопасности всей страны. По поступавшей в ФСБ информации, какая-то влиятельная и хорошо законспирированная преступная группировка вела целенаправленный сбор компромата на депутатов Государственной думы, в основном на руководителей фракций, их ближайшее окружение. Это означало, что создавался мощный рычаг давления на политическую систему, и если его не ликвидировать, то со временем все принципиальные решения нижней палаты парламента, в том числе связанные с программами приватизации государственной собственности, с распределением бюджетных средств, будут приниматься в угоду мафиозных структур. Если уже не принимались.

Кто-то играл по-крупному. Нагло и в то же время гениально. Причем, чтобы взять под контроль Думу или значительную ее часть, шантаж подходил больше всего. Он был гораздо эффективнее, чем, скажем, подкуп. И не потому, что чиновники категорически отказывались от денег. Как раз наоборот, взятки они охотно брали, но это означало, что в самый важный момент их могли перекупить еще большей суммой. А под угрозой обнародования скабрезных фактов личной жизни, что было равнозначно политической смерти, никто выкаблучиваться, метаться из стороны в сторону, менять свою позицию не стал бы.

Беспокойным выдалось воскресенье не только у многих сотрудников Федеральной службы безопасности, но и у Валерия Маркова — того самого загорелого, голубоглазого красавца, который оставил сверток с кассетой в лобби-баре гостиницы «Метрополь». Ему было велено прибыть в полдень «на ковер» к шефу и отчитаться за все, что произошло накануне. И избежать этой неприятной процедуры он никак не мог.

Честно говоря, как такового начальства у него не было, потому что формально он сам являлся главой фирмы. Правда, она состояла всего лишь из него самого и секретарши и занималась оказанием различных посреднических услуг иностранцам, в основном с Ближнего Востока, присматривавшимся к российскому рынку. Тем не менее Марков имел небольшой офис в одном из бизнес-центров, а на его визитной карточке золотыми буквами по-русски и по-арабски было написано: «Генеральный директор».

Когда-то он окончил Институт стран Африки и Азии, а потом семь лет проработал в экономическом отделе советского посольства в Каире. Все предсказывали тогда еще молодому Валерию блестящую карьеру, но за мелкую спекуляцию импортными тряпками и незаконные операции с иностранной валютой его со скандалом вернули на родину, и казалось, ему уже никогда не подняться, а все пути за границу вообще заказаны. Однако вскоре Советский Союз развалился, вовсю развернулись экономические реформы, валюту стали продавать на каждом углу, и прежние прегрешения Маркова теперь уже никого не интересовали.

Он долго думал, чем ему заняться в новой, до неузнаваемости изменившейся России, пробовал торговать мебелью, участвовал в предвыборной кампании одной из партий и в конце концов организовал что-то вроде консалтинговой фирмы, позволявшей активно использовать связи, наработанные в свое время в арабских странах.

Доходы это приносило неплохие, тем не менее неугомонная натура Маркова и склонность к различного рода авантюрам не давали ему покоя. В поисках больших и легких заработков он постоянно ввязывался в различные сомнительные проекты и однажды едва не потерял несколько миллионов долларов чужих денег, что грозило громадными неприятностями. Пришлось теребить всех друзей и знакомых, искать поддержку на стороне, и именно тогда его свели с неким Болеславом Болеславовичем Балаковым, возглавлявшим непонятную Ассоциацию содействия российским политическим реформам.

— Это всего лишь дешевая, примитивная ловушка!!

В голосе председателя парламентской фракции «Сильная Россия» Михаила Павловича Дергачева ясно прозвучали нотки истерии. Чувствовалось, что его нервы на пределе, что вот-вот они с пронзительным звоном лопнут, не выдержав всех неприятностей, которые подбрасывают ему враги, да и друзья тоже. От возбуждения он даже встал из-за стола и энергично зашагал по своему просторному кабинету в здании Госдумы на Охотном Ряду, словно меряя расстояние от установленного в одном углу знамени страны до украшавшей противоположную стену рельефной карты горячо любимой родины.

— Ловушка? Что ты имеешь в виду? — недоуменно переспросил Дергачева его заместитель по парламентской фракции и ближайший соратник по политической борьбе Аркадий Петрович Татошкин.

Он сидел по другую сторону начальственного стола, вычерчивая на листе бумаги какие-то кабалистические знаки. Впрочем, пока они нисколько не помогали найти выход из критической ситуации, отогнать беду, нежданно-негаданно нависшую над партийным лидером.

— Я говорю обо всей этой сцене в гостиничном баре! Она рассчитана на дураков!

— Лев Михайлович ждет вас! — положив трубку внутреннего телефона, обронила секретарша, даже не пытаясь скрыть свое раздражение.

Эта сильно накрашенная дама лет тридцати пяти явно считала, что звонкая слава ее шефа — лучшего шоумена страны Льва Матусевича — имеет отношение и к ней. По крайней мере, она была приобщена к одному из великих мира сего, знала его тайны и маленькие слабости, его жену и любовниц, его болезни и проблемы. А что еще нужно женщине, чтобы чувствовать свою значительность и быть счастливой? Поэтому два довольно бесцеремонных молодых человека в затертых джинсах и растянутых свитерах, целый час проторчавших в приемной и мешавших пить чай, болтать с подругами по телефону, вызывали у нее откровенное неудовольствие. Противные мальчишки не понимали, где они находятся?!

За последний час у Матусевича успел побывать добрый десяток человек. Очевидно, эти люди относились к руководству телеканала РТ или тоже были какими-то знаменитостями, так как проходили в кабинет, не спрашивая разрешения, а в лучшем случае перебросившись с секретаршей на ходу двумя-тремя словами, типа «У себя?» или «Все цветешь, Мариночка?». Самой длинной была фраза: «Вызови „скорую помощь“! Сейчас я буду твоего босса убивать!»

Лишь последние минут десять к шоумену никто не входил. Один из сидевших в приемной парней — он был очень высок, широкоплеч и по-юношески худ — в конце концов спросил, пытаясь скрыть за развязным тоном свою неуверенность:

— Может, ваш начальник забыл, что мы здесь сидим? Напомните ему…

На следующий день после визита в Останкинский телецентр Головин и Торопов встретились в одном из буфетов главного здания МГУ. Они оба находились в жуткой депрессии: им было неприятно, даже как-то неловко осознавать, что те прожекты, которыми они буквально жили все последние дни, на которые возлагали так много надежд, у телевизионщиков не вызвали восторга. И это было еще мягко сказано.

Вскоре к парням присоединились их подружки — Инга Кох и Оксана Мартыненко. Они тоже учились в университете, тоже на четвертом курсе, только исторического факультета.

Инга была девушкой Сергея. В Москву она приехала из Казахстана, куда ее прадеда — обрусевшего немца — выслали в годы Второй мировой войны. Там он женился на казашке, и в наследство от бабушки Инга получила смуглую кожу, темные глаза и прямые смоляные волосы. Она была миниатюрна и даже на каблуках едва доставала до груди долговязого Головина, но это нисколько не мешало ей вить из него веревки. К счастью для Сергея, помимо твердого, независимого характера, редкой целеустремленности и комплекса отличницы Инга обладала еще и здравым умом и не злоупотребляла своей властью.

Зато Оксана была полной противоположностью своей подруги — добродушная, смешливая и порой очень наивная хохлушка из украинского города Николаева, никогда не претендовавшая на роль лидера. Она добровольно отдала пальму первенства Инге и откровенно демонстрировала свои чувства к рыжему Торопову.

Девушки знали о планах парней предложить на телевидение свою игру и об их вчерашнем визите к знаменитому шоумену, поэтому, едва поздоровавшись, стали расспрашивать, чем все это закончилось.

В кабинете генерального директора телеканала РТ свет был приглушен, отчего было видно, как бушует за окном непогода и порывистый ветер пригоршнями бросает в окна капли мелкого осеннего дождя. Только на столе уютно горела круглая и не очень удобная для работы лампа с абажуром, освещая две чашки с остатками чая, полупустую пачку «Мальборо» и пепельницу, полную окурков.

Сам Аркадий Элладин полулежал в своем кресле, закинув ногу на ногу, а напротив в такой же вальяжной позе расположился Лев Матусевич. Эти два человека считались друзьями, однако отношения между ними правильнее было бы назвать союзом двух хищников, совместно охотившихся в джунглях телевизионного бизнеса. Каждый имел здесь заметное положение, звонкое имя, мощные, разветвленные деловые связи, и пока их интересы не сталкивались лоб в лоб, они всячески демонстрировали взаимный пиетет.

Встречаясь, Элладин и Матусевич могли даже обняться, спросить о женах и детях. И, естественно, обращались они друг к другу только по имени. Казалось, для них ничего не значат официальные должности и звания, и единственное, что они по-настоящему ценят в людях, так это талант, профессионализм, интеллект, широту и колоритность натуры. Они не стеснялись показаться добродушными простаками, однако это было всего лишь маской: в их кругу каждый знал, кто чего стоит, с кем сегодня можно дружить, а с кем — ни в коем случае, иначе тебя съедят за компанию.

Более того, хотя Элладин предоставлял Матусевичу — самой яркой звезде канала РТ — абсолютную творческую свободу, практически безоговорочно утверждал все расходы шоумена, однако гендиректор внимательно следил за финансовыми потоками, проходившими через программу «Колесо фортуны». И он не простил бы, если бы от него попытались что-то скрыть. Даже по мелочам.

В свою очередь, Лев Михайлович, выкручивая руки спонсорам, рекламодателям, используя здесь всяческие хитроумные финансовые схемы, способствующие личному обогащению, никогда не забывал делиться с Аркадием Аркадьевичем. И в этот вечер два телехищника встретились для того, чтобы обсудить чрезвычайно интересный для них вопрос.

После занятий в университете Сергей, Петр, Инга и Оксана встретились у метро и поехали к Головину, который жил вместе с матерью в просторной четырехкомнатной квартире в районе Старого Арбата. Их дом когда-то принадлежал МИДу, и квартиру в нем получал по линии своей работы еще Головин-старший — как это было принято в советские времена. Впрочем, до сих пор здесь обитало немало семей бывших и действующих дипломатов, дети и внуки этих людей.

Друзья часто собирались у Сергея. И прежде всего потому, что Инга и Оксана вообще проживали в университетском общежитии, где было не очень уютно. Родители же Петра, простые рабочие, имели крохотную двухкомнатную квартирку на окраине Москвы — для большой компании в ней физически не хватало пространства.

А в последнее время регулярные набеги к Головину совершались еще и по той простой причине, что его мама, Татьяна Григорьевна, пользуясь последними погожими осенними деньками, почти постоянно была на даче. Всю жизнь она проработала врачом-терапевтом в районной поликлинике, но два года назад вышла на пенсию и свою неуемную энергию тратила теперь на ухаживания за десятком фруктовых деревьев и тремя грядками с зеленью.

Прошло ровно две недели с тех пор, как Сергей и Петр посетили Останкинский телецентр — четырнадцать бесконечно долгих и нудных дней, в течение которых надежда сменялась отчаянием и наоборот. И они намеревались позвонить Матусевичу, чтобы узнать: принял ли он какое-нибудь решение в отношении игры? Будет ли шоумен заниматься ею или нет? Звонить из телефона-автомата не хотелось, так как разговор мог принять затяжной характер или секретарша долго мурыжила бы их, прежде чем соединить со своим шефом. Поэтому и было решено поехать к Головину домой.

Они как в воду глядели: когда Сергей набрал номер телефона приемной Матусевича, секретарша заявила, что «…у Льва Михайловича важная встреча и освободится он не ранее чем через полчаса». «Хорошо, я передам, что вы звонили, и ваш телефон. Возможно, он с вами и свяжется, — с садистской любезностью пообещала она. — Но лучше уж вы сами ловите его. Он человек занятой…»

В понедельник, едва дождавшись начала рабочего дня, Головин и Торопов позвонили в приемную Матусевича: тот приказал приехать к трем часам, причем не опаздывать, и они хотели напомнить, чтобы им заказали пропуска в Останкинский телецентр. Друзьям казалось, что для всех сотрудников канала РТ теперь нет дела более важного, чем как можно быстрее приступить к работе над новой программой. Но секретарша шоумена Марина сразу же остудила их пыл, заявив, что «Лев Михайлович перенес встречу с трех на пять часов».

Она даже не поинтересовалась, хотя бы ради приличия, удобно ли им это время. И даже не подумала извиниться. Просто выдала информацию и все. Понятно, что ради свидания с ее знаменитым начальником люди должны были откладывать все свои дела. И вообще испытывать безумную благодарность за то, что их согласились принять.

За пятнадцать минут до пяти Сергей и Петр были в приемной Матусевича. Его самого на месте не оказалось, зато подошла редактор программы «Колесо фортуны» Алевтина Алтынова — дама гренадерского роста, часто грешившая скабрезностями и не выпускавшая сигарету изо рта, но в то же время не лишенная привлекательности. Она носила джинсы, мягкие, спортивного типа туфли и мешковатую куртку с небрежно подвернутыми рукавами, явно стараясь выглядеть проще, чем была на самом деле.

Очевидно, у нее были очень хорошие отношения с Матусевичем: она не только называла его по имени, но и, едва познакомившись с Головиным и Тороповым, тут же увела парней в пустовавший кабинет начальника, чуть ли не ногой открыв туда дверь.

— С Левой мы работаем уже десять лет. Начинали вместе еще до нашего «Колеса». Страшно и сказать, как давно это было. И новую программу тоже буду делать я, — заявила Алтынова, попыхивая сигаретой и рассыпая везде пепел. — Как вы назвали ее в своей заявке? «Отгадай и позвони»? Хреновенько, конечно. Бледно и кисло. А зрителей сразу надо брать за горло! Что-то нужно будет придумать… Но это не к спеху.