И какому идиоту пришло в голову поставить практиканта на патрулирование города в эту веселенькую ночь? Задушила бы собственными ручонками!

Эх, не ходить мне больше в патруле. С чего это? Так прибьют меня.

Вскрикнув, я шарахнулась в темный переулок, только чудом избежав встречи с какой-то гадостью в виде сияющего синего шара. И это явно не заклинание «Доброго здравия».

Бежать уже не было сил, но и заканчивать свою жизнь, когда мне хоть ненадолго улыбнулась Фортуна, как-то не хотелось.

А может, оскалилась, невесело подумала я, перебирая готовыми подогнуться ногами.

Жуткая жажда не дает провалиться в сон, приходиться открыть глаза. А кувшин с водой вот, на столике стоит, гранями хрустальными поблескивает.

Приходиться выползти из под слоев одеяла, и цепляясь сначала за кровать, а потом и по стеночке перебраться вожделенной влаге. Уф, как хорошо!

Жадно глотая воду прями из кувшина, я невольно поймала отражение овального зеркала висящего здесь же, на стеночке. На меня смотрела большеглазая девица, с растрепанными волосами непонятного цвета, приятными чертами лица и растерянным взглядом. Я поморщилась — не люблю смотреть на себя с утра.

Дверь в комнату открылась, впуская большую женщину лет этак сорока с гаком. На румяном лице горела улыбка.

— Проснулась, деточка? Сейчас воду принесу, личико умоешь.

Передо мной стояла важная и сложная задача — отцепить свои скрюченные побелевшие пальцы от костяного гребня. Миссия невыполнима!

Устав от ожидания гранатово-красный дракон обратился в высокого стройного мужчину и, подойдя к нам, начал помогать отдирать словно сросшиеся с гребнем пальцы.

— М-м! — покачал он головой, когда после долгого мучения отогнул таки мизинец левой руки. — Эдак мы до ночи здесь будем копаться.

Слазив в свои сумы, он выудил небольшой флакончик и вылил себе на руки немного ароматного, пахнущего цветками апельсина, масла. Мы с Колином заворожено смотрели за ним, получив хоть какую-то надежду расстаться друг с другом. Еще минут пять Сери с упорством достойным восхищения, и таким же терпением, растирал мои сведенные пальцы. От его жарких рук по телу бежали разряды магии, заставляя заново вспоминать, что такое движение.

Как только упрямые пальчики один за другим стали распрямляться, меня взволновал другой вопрос — как сказать близнецам, что ноги тоже свело, и какое место тогда начнет растирать Сери?

— Ну вот! Теперь можешь смотреть.

Иаллин подняла зеркало, позволяя мне увидеть свое горящее и чуть припухшее плечо. О Темная Морана, за что мне это блондинистое наказание!

Вчера, на ночь глядя, Алке пришла новая «гениальная идея», она решила мне татауровку сделать. Магическую. Накануне мы проходили защитные руны, рисунки и пиктограммы. Так эта экспериментаторша, будь она неладна, решила изобрести нечто такое… что бы учителя со стульев попадали в ножки кланялись, возможно с лобызанием оных. Драконица в своих мечтах дошла уже до лаврового венца, золотой короны и слез умиления деда. А так же вселенской преданности и обожания Вилиантиэля, в которого успела немного влюбиться. Ну так… совсем капельку. Бедный эльф уже не знал куда ему деться от проснувшейся чувственности драконицы. Вся школа с увлечением следила за этим романом. Иаллин вздыхала и не оставляла попытки соблазнить красавца-ректора, он же всеми силами пытался этого избежать. Еще бы — такой скандал, завести амурные связи с собственной ученицей. Но все приводимые доводы драконицу не останавливали, и она перла к своей цели как таракан — пока не прибьешь, будет куда-то лезть, куда-то бежать, да еще и во все щели протиснется.

Я даже не пыталась ее в этом остановить, как бы меня не просил сам ректор, лишь сладко улыбаясь и получая удовольствие от моей маленькой мести. Да, согласна, у меня самой от этого эльфа коленки подгибались и в животе теплело. И Алла об этом прекрасно знала, ее любовь к Вилиантиэлю как раз и началась после того как я поплакалась подруге жалуясь на «этих бесчувственных чурок и сволочей эльфов». Это надо так, соблазнял-соблазнял, а потом «Извини, но я не могу. Это противоречит учительской этике». Тогда зачем надо было дразнить? У меня между прочим наверное первый раз вообще такое желание возникло, а он… Хотя целуется выше всяких похвал, за одно это многое можно простить.

Может у него методы воспитания такие? Я например нашего ректора обожаю и никогда этого не скрываю, впрочем не я одна. Вилиантиэля у нас все любят, он хоть и суровый учитель, но справедливый и очень обаятельный. Многие девушки вздыхаю по нему, но только наша драконица преврати это в развлечение для всей школы.

Как мы дошли до школы — рассказывать не буду — тяжело. Ни Сери, ни Колину наш друг оборотень не нравился. При том без объяснений. Змей лишь зло прошипел: «Убью!», а Колин с ним согласился.

В школе нашу разномастную компанию встретили мягко сказать с любопытством. В общем пялились кто как мог.

Еще бы! Святящаяся счастьем Иаллин висла на руке довольного Колина, красавца-мужчины ростом под два метра, с темно-зеленой гривой волос. За ними шли мы — известный всем бабник, а по совместительству наш с драконицей «домашний питомец» Мальгольм, и другой не менее примечательный красавчик с гранатовыми волосами. При том враждебность этих мужчин не вызывала сомнения. Особенно у меня, зажатой между ними.

Вот ведь ситуация!

После того как все успокоили… меня, заведенную не на шутку, Мальгольм объяснил, что вовсе не желал конфликта с драконами, но и допустить, что бы какой-то… дальше шло труднопереводимое рычание с примесью кошачьего шипения, и оттенком угрозы. В общем, тут они чуть снова не сцепились, и Колину пришлось держать брата, а мне уговаривать оборотня взять себя в руки. Поддавшись на уговоры, Мальгольм так и поступил, только захапав уже меня. Деловито осмотрел шею, с проступившими синяками и заявил:

Все драконы — эгоисты. При том совершенные в своем исполнении. Они готовы пройти весь мир, проползти его на коленях, если понадобится. Они готовы совершать невозможные подвиги, даже спасти весь мир… если в конце им достанется ожидаемый приз, пусть даже спокойная жизнь в спасенном мире (хотя о ее спокойствии я сильно сомневаюсь — дракон и спокойствие плохо сочетаются). Даже любовь дракона до предела эгоистична — они пойдут на все ради своей любви. СВОЕЙ. На чужие чувства, если они не затрагивают дракона, им плевать с высоты полета. Да и то лень.

Кстати о лени. Это тоже одно из проявлений эгоистичности дракона. «А зачем?» Сколько граней в этой короткой фразе для того, кто что-то предложил дракону. И ведь древнему змею не обязательно даже произносить эти слова — лень. Они будут в позе, во взгляде хищных змеиных глаз, в самом его дыхание. Вы их не пропустите.

Одно из самых эгоистичных его чувств — это любовь к детям. Вот это апофеоз. Они любят эти частички самих себя настолько глубоко, что забывают об их одушевленности. И в тоже время любая боль родного дитя — тяжелое испытание для дракона.

И лишь одна любовь для дракона бескорыстна — к небу.

— Ну и в кого ты такая бестолочь? — шумно вздыхал блондин.

— В драконов, вестимо.

— Что-то не похоже, — загрустил Теоденус, подпирающий щеку рукой.

— Тогда какой толк меня дрессировать. Ну не умею я.

— Если бы только не умела. Так ты еще и учиться не хочешь.

— Это надо было подложить мне такого волкодлака волосатого!

— Не так трудно было догадаться, — пожала плечами Хранительница.

— Да я даже подумать об этом боялась. Когда вы запрятали меня в этот замок временного содержания, ни о какой свадьбе и речи не могло быть. Как я помню, Иаллин запретили выходить за этого неблагонадежного типа. И правильно сделали! Такая кровь, да вперемешку! Что у них там за дети будут. Еще одна парочка веником приложенных Алауэн Ту?

— Неужели ты наконец начала думать как нормальная драконица. Хотя здесь ты не права. Колин практически идеальный Алауэн — сильный, выносливый, достаточно рациональный. Эх! Если бы не его вторая половинку Ту, все было бы куда легче. И в то же время не так интересно, — с любопытством, не погасшим за время моей дрессуры, посмотрела на меня Хранительница. Зрачок зеленых глаз сузился, выдавая с головой. — О таком результате я даже не могла мечтать. Просто удивительно как это кровь полу-демона не только не убила тебя, но и вполне удачно прижилась.

— Ага, пришылас-с-сь!

— Ну что это такое?! — взывала я к небесам. — Только появился хоть какой-то шанс на относительную свободу, на тебе — сковородой о дурную голову. Что бы ни думала о разных глупостях.

Так я рассуждала, наблюдая, как из широкой крыше Цитадели появляются все новые люди и драконы.

Рядом метался всклокоченный Колин, и упорно пытался взлететь. Если бы не мать, висевшая на одной его руке, это уже давно и удачно получилось.

Вообще-то смотреть на Колина было страшно — он весь посерел лицом, глаза как у безумного. А чувствовать еще страшнее — у него же внутри все горело огнем. Было такое ощущение, словно все внутренности скручены узлом, а сердце бьется где-то в районе горла, попутно мешая дышать.

Руки сами потянулись к нему, и приобняв его за талию, я заглянуло во взволнованное лицо. Видимо у дракона сработал хватательный рефлекс, ибо он сгреб меня в объятья, сильно прижимая к себе свободной от матери рукой. Нет, конечно, понимаю — ему нужна забота и внимание, он бедный страдалец, но я дышать хочу! Колин же так сильно сдавил меня — даже тот воздух, что был в моих легких, рванул наружу.