Когда среди нападавших лорд Рондовал увидел хромающего старого Мора, он понял, что конец его правления уже близок. Штормовые черные тучи закрыли небо, и стало темно. Непрестанно шел дождь, сверкали молнии, удары грома становились все ближе. Но Дет Морсон, стоявший на главном балконе замка Рондовал, не собирался уходить. Он вытер лицо черным шарфом и пробежал рукой по снежно-белым волосам, среди которых выделялась широкая черная прядь, тянувшаяся ото лба до затылка.

Он достал искусно сделанный скипетр и вытянул его вперед, держа обеими руками чуть выше уровня глаз. Затем вдохнул и начал говорить.

На его правой руке запульсировало родимое пятно в форме дракона.

Внизу разлился свет, преграждая нападавшим путь. Люди отпрянули назад, и только лучники-кентавры проявили твердость. Они выпустили стрелы в его сторону. Когда сильный порыв ветра разметал их по сторонам, Дет расхохотался. Он запел воинственную песню, и тут же на земле, под землей и в воздухе его грифоны, драконы, василиски и демоны стали готовиться к последней битве.

Но старый Мор поднял посох, и свет погас. Дет сокрушенно покачал головой, сожалея об утерянном могуществе. Он повысил голос, и земля содрогнулась. Василиски вылезли из мрачных глубин и ринулись на врагов. Гарпии устремились на них с воздуха, пронзительно крича, осыпая дерьмом и клацая страшными клювами. С флангов на нападающих бросились оборотни. Высоко в горах драконы услышали его призыв и расправили крылья. Но пламя погасло, гарпии были уничтожены стрелами кентавров, василиски от яркого света, лившегося из посоха Мора, мгновенно ослепли и погибли, и лишь драконы, самые разумные, слишком долго спускались с гор и избегли столкновения с нападающими, которые теперь снова двинулись вперед. Дет понял, что счастье отвернулось от него, что слуги уже не помогут ему. Он уже не мог использовать для спасения свое могущество — Мор блокировал все магические выходы, а обычные выходы из замка Рондовал были блокированы людьми, окружившими замок.

Он шел по сверкающей дороге. Вся дорога была усыпана разрядами миниатюрных молний, но это не пугало его. То слева, то справа от него появлялось сияние — это мелькали возле дороги другие миры, другие реальности. Прямо над головой нависал темный купол небес, на котором ровным светом горели звезды. В правой руке он держал посох, в левой — ребенка. Время от времени он проходил перекрестки с мрачными боковыми ответвлениями. Он миновал их, едва бросив взгляд, но на одной из развилок он свернул и пошел по левому пути. Мерцания сразу же стали реже.

Он шел теперь гораздо медленнее, внимательно разглядывая появляющиеся по сторонам дороги изображения. Через некоторое время он совсем остановился и стал всматриваться в открывшуюся его глазам панораму. Он шевельнул посохом, и панорама застыла. Мор смотрел на нее некоторое время, а затем вытянул посох вперед. Картина перед ним стала оживать. Она вырастала, наливаясь цветом и жизнью.

Осень… вечер… маленький городок… небольшая улочка… Университет… Он шагнул вперед.

Майкл Чейн, румяный, рыжеволосый, весом в триста с лишним фунтов, ослабил узел галстука и уселся за письменный стол. Левой рукой он пробежался по клавиатуре ЭВМ, и на дисплее появились какие-то фигурки. Майкл изучал их с полминуты, затем покрутил что-то на задней панели.

Шло время. Когда мальчику было уже шесть лет, заметили, что он не только пытается исправить то, что сломал, но и что это ему часто удается. Мал показала мужу кухонные щипцы, отремонтированные мальчиком.

— Не хуже, чем это бы сделал в кузнице сам Винчи, — сказала она. — Мальчик будет хорошим мастером.

Маракас осмотрел щипцы.

— Ты видела, как он это сделал?

— Нет. Я слышала, что он стучит молотком, но не обращала на это внимания… Он вечно возится с железками.

Марк Мараксон, ростом уже в шесть футов и все еще продолжающий расти, с крепкими, как у каждого кузнеца мускулами, вытер руки о полотенце, откинул со лба непослушные огненно-красные кудри и подошел к машине.

Еще раз он проверил топку, подрегулировал клапан давления, а затем уселся за руль управления. Машина дернулась, когда он открыл клапан, и выехала из сарая. Марк поехал по расчищенной вдоль дороги полосе. Он счастливо улыбался, ощущая своими руками мощность машины. Затем резко повернул руль и снова обрадовался, что она легко подчиняется ему. Это было уже шестое испытание его самодвижущейся тележки, и по-прежнему все работало превосходно. Первые пять поездок он совершил тайно, но на этот раз…

Он громко рассмеялся. Да, пришло время удивить жителей деревни, показать, что могут умелые руки и умная голова.

Марк еще раз проверил давление пара. Все в норме…

Для поездки утро было превосходным — солнце, легкий ветерок, весенние цветы по сторонам дороги.

Даниэль Чейн, стройный и крепкий после двух лет усиленных занятий боксом и регби, увлекался изучением Средневековья. В то же время его отец настойчиво уговаривал его бросить свои музыкальные упражнения и перейти работать к нему в контору. В тот вечер Даниэль, сидя на высоком стуле, размышлял над многими вещами. Он всегда погружался в мечты и размышления во время игры на гитаре.

В клубе было дымно и душно. Он подыгрывал Бетти Льюис, которая пела зажигательные песни и томительные блюзы. Когда она раскланялась, зал взорвался аплодисментами. Затем она ушла со сцены, и Ден заполнил зал звуками своей гитары. В этом клубе он играл по субботам, а иногда и по пятницам, исполняя как инструментальные произведения, так и песни. Публика любила его музыку. Петь ему сегодня не хотелось.

Была пятница, и зал был полон только наполовину. Ден узнавал знакомых, сидящих за столиками, и кивал им, здороваясь.

Пока Ден играл, он создавал из клубов дыма под потолком замки, горы, леса, фантастических чудовищ. При этом пятно на его руке загадочно пульсировало. Как ни странно, но никто не замечал этого. Может, все считали это самом собой разумеющимся?

Импровизируя, он двинул армию через горы на потолке, затем атаковал ее драконами и полностью разгромил. Войска в панике разбегались. Улыбнувшись, он ускорил темп.

Иногда кажется, будто я всегда был здесь, даже до появления.

А иногда такое ощущение, что я совсем недавно приехал. Откуда я прибыл, откуда я мог взяться, я не знаю. Это породило беспокойство, смутная тревога прокралась в мое сердце, но все это лишь недавно…

Долгое время я бродил среди этих стен, вдоль зубчатых сводов башен, играя с пространством, расширяя или сжимая его. Комната за комнатой, дюжины комнат открывались на моем пути. Я зная извилистые лабиринты мышиных нор, мог проследить любое хитросплетение блестящей паутины. Ничто не двигалось, не менялось, я сознавал это, понимал.

В тоже время я не мог полностью осознать и понять себя. Не мог до недавнего времени. Все, что я делал, срослось с мечтами. Мечты стали частью моей сущности. В тоже время…

В тоже время я не спал, не мечтал. Однако, казалось я знал о многих вещах, хотя и не испытал их.

Той ночью я проник в тело мертвого человека, пытаясь отыскать в клетках мертвого мозга какие-нибудь следы или наметки. Я узнал, что его звали Кес и что он служил более могущественному, чем он сам. Больше ничего. Скользя по высшим небесным сферам, уничтожая крыс в канализационных колодцах теми способами, которым я недавно обучился, играя и нежась в лунном сиянии, лавируя между плотами сплавляемого леса в поисках водяных пауков, я все время думал и анализировал события вечера. Передо мной вставал вопрос за вопросом. Каждый вопрос был по-своему насущным. Странно, что это не волновало меня раньше.

Энергия созданий, которых я подбирал, оказывала живительный эффект на мое существование, рождала стремление к совершенству. Я удивлялся широте и новым поворотам своих мыслей. Другие существа были многочисленны и жили в массах, тем не менее я не встречал никого, подобного себе. Означает ли это, что я — уникум, единственный в своем роде? Если нет, то где же мои сородичи? Если да, почему? Откуда я взялся? Существует ли какая-нибудь причина моему существованию? Если да, то в чем она заключается?

Я вихрем проскочил вдоль крепостного вала. Я опускался в пещеры и парил около спящих драконов и других чудовищ. Я не замечал сходства и не чувствовал родства ни с кем из них.

Лишь спустя много времени, мне пришло в голову, что я обладаю какой-то особой привязанностью и преданностью к самому Рондовалу. В прошлые времена я бы удивился такому открытию. Я понял, что предпочитаю замок и предместья любым другим уголкам этого мира. Что-то позвало меня обратно. Что? Внутренний голос?

Я вернулся к спящему Полю и тщательно осмотрел его. Я проделывал эту процедуру много раз с момента его появления в замке. Как всегда, я обнаружил, что в нерешительности замер, разглядывая родимое пятно на правом предплечье. Оно незримо влекло меня. Почему, я не мог объяснить. Именно с приездом этого человека мое сознание всколыхнулось, я начал путь к своему самопознанию. Его ли это проделки? Или каким-то образом это связано с местом? Это место долгое время было необитаемым. Неужели длительное пребывание кое-кого, словно эхо, отозвалось во мне?

Это было не скромное представление для начала. Это было много больше: зрелища и звуки — все новшества, с которыми мы столкнулись вне Рондовала. Первые дни я все время парил возле Поля, облетая его со всех сторон, пропуская сквозь себя все, что входило в поле его зрения, знакомясь с новыми явлениями и их законами. Перемещаясь в след за Полем, я обнаружил, что путешествие способствовало моему расширению, я разрастался в размерах, охватывая все больше территории. Моя маленькая шутка. Я понял, что мое растяжение в пространстве — от части ответная реакция все увеличивающееся число новых вещей, сущность и естество которых я поглощал, продвигаясь все дальше и дальше. Растения впитывались мной так же хорошо, как и животные, хотя последние мне были более симпатичны. Частично это соответствовало законам Бойля и Чарльза, о которых я узнал, подключившись к мозгу Поля, в один из вечеров, когда он предавался воспоминаниям об университетских днях. Со всей прямотой и честностью я все же не стал причислять себя к газу. Хотя и почерпнул кое-что для объяснения своей физической структуры, я не мог четко объяснить свою природу. Мне совсем не свойственна легкость распространения, скорее наоборот, все сопряжено с рядом трудностей. Я двигаюсь и перемещаю себя на заданную территорию исключительно силой воли. Я не знаю как работает весь этот механизм. Однако, я уверен, что мой общий объем увеличивается, а мои способности производить физические явления и предметы постоянно совершенствуются. Я решил относиться к путешествию как к учебе и накоплению опыта. Любое новшество, о котором я узнавал, могло иметь прямое отношение к моему стремлению к индивидуальности и познанию смысла существования.

И я учился новым явлениям, ряд которых был очень своеобразен. Например, когда в ночном лагере появился тот человек, закутанный в плащ, я задрожал от волнения. Словно легкий бриз пробежал внутри меня; низкий звенящий звук заполнил меня и я увидел сияние сотен мерцающих огней. Затем все, включая караульного, уснули. Переливы огней стали ярче, низкий звук снова прокатился по окрестностям. Зная понятие «субъективность», я с всей уверенностью могу заявить, что это была не галлюцинация, а именно то, что я видел и слышал. Затем я с большим интересом наблюдал, как незнакомец изымал из памяти спящих все воспоминания, связанные с Полем. Прислушиваясь к своим ощущениям и анализируя все то, что я усвоил из дуэли Поля с другим колдуном в Рондовале, я понял, что я очень чувствителен к любым проявлениям магии и легко обучаюсь. Я чувствовал, что сам могу сделать подобные изменения. Но у меня не было причин вмешиваться, поэтому я просто наблюдал за происходящим. Несмотря на свои скудные знания о подобных вещах, мне показалось, что этот малый обладает весьма необычной манерой передвижения энергий в разных плоскостях. Да. Внезапно я вспомнил о боли, и это только усилило мои подозрения. Он был необычен и непонятен, но я внимательно следил за всем, что он делал.

Затем он долгое время стоял около Поля, я не знаю, что происходило за внешним бездействием. Теперь он воздействовал совсем другими силами, не такими как мгновение назад, поэтому я не мог понять, что происходило. Что-то спазматически дернулось во мне, когда он прикоснулся к плечу Поля. Я не мог объяснить, что заставило меня, но я придвинулся ближе. Я слышал каждое слово их разговора и видел, как он изменял внешность Поля. Когда он укрывал родимое пятно, я хотел закричать: «Нет! Не смей!» Но, конечно, у меня нет голоса. Процесс маскировки пятна раздражал и злил меня, хотя я и понимал, что оно оставалось в целости под покровом заклинаний, и Поль в любой момент мог избавиться от защитного покрова. Что значила эта моя реакция, почему я вел себя так, я не знал.

А потом, когда Поль поднялся на ноги, и между мужчинами возникло короткое противоборство сил, я бросился к Полю, проник в его тело и тщательно обследовал, не угрожает ли что ему. Я выяснил, что ничто не причиняет ему страдания, и поскольку они воздали друг другу должное, я не стал вмешиваться в ход событий.

Покинув оболочку Поля, я отправился проследить за незнакомцем. Я не понимал, что заставило меня это сделать, и чтобы я стал делать, обнаружив его. Но он слишком быстро исчез, не оставив следов, так что вопрос попросту остался открытым.

Довольно философских измышлений! Все! Я так решил! Все это бесплодные разглагольствования, я до сих пор ни в чем не уверен. Философ — это мертвый поэт и умирающий богослов — я нашел эту фразу в мозгу Поля. Не знаю, где выкопал ее Поль, но она довольно точно отражает мои чувства и настроения. Я устал от бесконечных раздумий. Настало время что-то предпринять.

Город у подножия Балкина показался мне лишенным собственного духа, но изрядно возбужденным искусственным путем. Рондовал тоже не был обойден магией — от весьма практических, утилитарных вещей и ложных чар до забытых оболочек, ждущих своего часа, и множества новых заклинаний и оборотней, которыми напичкал замок уже Поль. Но этот город был настоящим царством магии — оболочка на оболочке, тьма заклятий и чар, часть их связывала оболочки в единое целое, часть, наоборот, вызывала конфликты между ними, новые оболочки возникали сами по себе на месте старых, лишь только те начинали терять свою силу. Все заклятия и оболочки Рондовала я хорошо знал и с юмором относился к их нраву. Здесь сила магии была ключом, силы плясали вокруг меня в бешеном хороводе — некоторые были совсем не понятными, некоторые даже угрожающими — я не подозревал в себе такого, но в тот момент я был готов столкнуться с этой страшной подозрительной силищей. Это странное желание хотя и не способствовало развитию моего сознания, но, по крайней мере, усилило и укрепило мою бдительность. Кроме того я почувствовал мощный прилив энергии, благодаря тому, что постоянно находился среди магических воздействий высоких концентраций.

Первым признаком моего роста стала возможность задать вопрос, непосредственно касающийся моего статуса. Я обратился с ним к странному существу в столбе красного дыма, едва лишь вошел в город. Я наблюдал за ним, пока не прекратились его метаморфозы, а затем очень обрадовался, увидев, что он принял форму, подобную моей. Я помчался за удаляющимся собратом и адресовал ему свой вопрос.

— Кто ты? — спросил я.

— Мальчик на побегушках, — ответил он, — я был достаточно глуп, позволив узнать кое-кому свое имя.

…Поль скользнул в Ворота и вновь оказался в загадочной стране. Двигаясь быстрее, чем раньше, он стал свидетелем новой охоты, превращения и погони. Теперь зрелище веселило его. Однако во второй части победа завершилась людоедством и твари помчались на поиски новой жертвы. Поль ощутил какую-то непреодолимую тягу, которая потащила его прочь от подобных зрелищ, звала и гнала его вглубь пустынной земли. Казалось он шел дни, недели; его бестелесная, прозрачная оболочка углублялась все дальше и дальше в безжизненное пространство исковерканной земли. Наконец он вышел к высокой гряде полуразрушенных гор, тянувшихся от горизонта к горизонту. Три раза он пытался одолеть их и трижды откатывался вниз, на четвертый раз сильный порыв ветра подхватил его и перебросил в узкое ущелье на другой стороне гряды. Он очутился рядом с городом, раскинувшимся на террасах склона. Этот склон был значительно положе того, что пытался преодолеть Поль.

Горный склон, приютивший город, терялся в глубинах древнего бездыханного моря. Оглядываясь кругом, он заметил контуры зданий недалеко от морского берега и движущиеся силуэты существ, обитающих в этой местности. Сквозь дымку ночного тумана он разглядел других существ, расположившихся на верхних террасах. Серые, с уродливыми длинными конечностями, эти великаны — людоеды были немного меньше своих собратьев по ту сторону хребта. Попадались и человекообразные существа, свободно разгуливающие среди чудовищ.

…Он медленно спускался, двигаясь по крутому краю хребта. Взор его был устремлен вниз, на копошащиеся у подножия фигуры. Чудовища потихоньку собирались около сооружения. Их там кишело уже довольно много. Спустя какое-то время, они разожгли костер. Затем они приволокли к кострищу несколько связанных людей, разорвали их на части и сожгли. Зловонный дым и запах паленого мяса заполнил пространство. Вдыхая его, он почувствовал волну наслаждения, разливающуюся по телу.

Наконец он расправил крылья и скользнул вниз, где его ожидало все сборище. Они приняли его с должным почтением и заиграли в его честь на странных инструментах, издающих вопящие, бренчащие и хлопающие звуки. Он гордо вышагивал среди них, выбирая случайную жертву, которую тут же раздирал на части с помощью мощного клюва и когтей. Чтобы он не делал, все взирали на него с умилением и восторгом. Позднее появился некто медного оттенка, рассматривающий бледные, тлеющие камни. Он приближался, держа железный трезубец, увенчанный черным от сажи факелом.

Он последовал за светом и тем, кто его нес в черный проем одного из зданий — однобокого металлического сооружения с наклонными стенами и кривыми полами. Помещение было лишено окон. Везде царила сырость и уныние. В воздухе витал металлический запах. В холодной стальной глубине помещения на высоком мраморном ложе лежала женщина. В ногах и голове женщины горели свечи. Головной венок и гирлянда из ярких красных лепестков слегка побурели. Ее мягкие, словно воск, желтые волосы по краям были белыми. Губы женщины, соски ее груди, почти были выкрашены голубым. Издав высокий дребезжащий звук, он проскочил ступеньки, взлетел на ложе и оседлал тело женщины. Загребая ее когтями, он пару раз клюнул ее, затем запел брачную песню. Укрыв женское тело крыльями, он начал медленные ритмичные движения… Тот, кто нес трезубец, принялся ударять им об пол в такт движениям. Пламя заиграло на стенах, отзывающихся на удары гулким, словно плачущим, эхом.

Когда Дилвиш Проклятый выехал из Портаройа, его пробовали остановить в Куаране, а потом в Тугадо и еще в Маестаре, Мукаре и Билдеше. Пять всадников преграждали ему путь в Дилфар, и когда конь одного из них выдыхался, новый всадник на свежей лошади сменял его. Но никто не мог состязаться с Блэком — стальным конем, которого, как говорят, Полководец Востока выменял на часть своей души.

День и ночь скакал Дилвиш, избегая встреч с армиями Лулиша — Полководца Запада. Люди Дилвиша навеки полегли в холмистых равнинах Портаройа.

Когда Дилвиш увидел, что он — последний воин войска Портаройа, оставшийся на поле битвы, он подозвал Блэка, вскочил в седло, которое было частью коня, и с криком рванулся к спасению. Блестящие копыта Блэка пробили дорогу через строй копейщиков. Их пики, звеня, разлетались в стороны, словно пшеничные стебли, когда металлические наконечники ударялись о шкуру цвета полуночи.

— В Дилфар! — закричал всадник, и Блэк, повернув направо, понесся по склону утеса, где могли скакать лишь горные козлы.

Когда они проезжали мимо Куарана, Блэк, повернув голову, сказал своему хозяину:

Вечером на противоположном склоне холма под огромной, золотистой луной пела Телинда.

В высоком призрачном зале Каер Деваш, окруженном соснами и отражениями, играющими далеко внизу у подножия утесов в серебряной реке, услышала Милдин голос дочери, слова ее песни:

Милдин вздрогнула и взяла мерцающий плащ-оборотень (ведь она была Госпожой Ковена), набросила его на свои плечи и застегнула дымчатым Камнем Луны. Теперь она стала серебристо-серой птицей и, вылетев через окно, оказалась над Денешем.

Она пролетела над холмом туда, где, глядя на юг, стояла Телинда. Присев на нижнюю ветвь ближайшего дерева, проговорила:

Никто не жил в землях Рахорингаста.

С эпохи, предшествующей нынешней, в мертвом королевстве царила тишина, если не считать ударов грома и звона дождевых капель, разбивающихся о камни и каменную кладку, а потом разлетающихся брызгами. Но до сих пор стояли башни Цитадели Рахоринга, огромная арка с разбитыми воротами, словно пасть, распахнутая в крике боли и удивления, навеки застыла в агонии смерти. Земля вокруг напоминала безжизненные лунные пейзажи.

Всадник проскакал Дорогой Армий, заканчивающейся аркадой, направляясь в Цитадель. От нее тянулся извилистый путь, ведущий вниз, вниз и назад на юго-запад. Он шел через холодный, утренний туман, который лип к разбухшей и истоптанной земле, словно стая гигантских пиявок.

Следы петляли вокруг древних башен, сохранившихся благодаря заклинаниям давно минувших дней.

Черные и внушающие благоговейный страх высоко поднимающиеся башни и сама Цитадель были четко видны, как бы являя отдельные детали портрета их мертвого повелителя Гохорга — Короля Мира.

Проезжая по ущелью, он услышал женский крик. Крик эхом пронесся над его головой и затих. Лишь звенели копыта скакуна, нарушая тишину этих мест. Дилвиш остановился и огляделся в надвигающихся сумерках.

— Откуда кричали? — спросил всадник Блэка.

— Не знаю, — ответил стальной конь, на котором ехал Дилвиш. — В горах трудно определить, откуда кричат.

Дилвиш повернулся в седле, посмотрел назад на дорогу, по которой они ехали.

Далеко внизу, на равнине, лагерем расположилась армия проклятых. Дилвиш, который всегда спал мало, поехал вперед разведать путь в горах. Когда он проезжал тут на пути в Рахорингаст, была ночь, и он плохо разглядел дорогу.

Путешествуя по Северным Странам, Дилвиш как-то раз проезжал по дороге, петлявшей в заросшей низкими елями долине. Его огромный черный скакун Блэк, казалось, не ведал усталости, так что Дилвиш сам прервал свой путь, чтобы передохнуть и приготовить еду из остатков провизии. Беззвучно переступая через лежащие на земле сучья, воин расстелил плащ и разложил снедь.

— Кто-то едет, — предупредил его Блэк.

— Спасибо.

Вытащив меч, Дилвиш продолжал есть стоя. Прошло немного времени, и из-за поворота вылетел на гнедом жеребце крепкий, бородатый мужчина. Вновь прибывший замедлил ход.

— Эй! Путешественник! — воскликнул незнакомец. — Могу я присоединиться к тебе?

Их было семеро, закованных в ручные кандалы, к которым крепились цепи. Каждая цепь была наглухо заделана в одной из каменных стен камеры, по которым струйками стекала вода. Единственный светильник слабо мерцал в небольшой нише справа от дверного проема в дальней стене. Этого света было достаточно, чтобы видеть свободные цепи с наручниками, свисавшие тут и там со стен, уходящих к высокому своду. Пол был покрыт гнилой соломой, от которой исходил сильный смрад. Бледные лица узников, изборожденные глубокими морщинами, обросли бородами, одежда истлела и превратилась в лохмотья.

Временами перед их взором возникали яркие образы: они как бы проникали внутрь через толстые стены и затевали в воздухе причудливые танцы. Одни из них выглядели абстрактной мозаикой, другие же напоминали, хоть и в пародийной форме, знакомые формы жизни: цветы, змей, птиц, листья растений. В дальнем левом углу возник призрачно зеленый вихрь и неожиданно утих, рассеяв по полу рой насекомых. Тут же в соломе началось шевеление и скрежет, крохотные существа набросились на насекомых и в одно мгновение поглотили их. Грубый хохот раздался откуда-то из-за двери, затем послышался беспорядочный топот: кто-то приближался…

Молодой человек по имени Хогсон, который мог бы сойти за красавца, не будь он покрыт грязью с головы до ног и крайне истощен, откинул с глаз длинные темные волосы, лихорадочно облизнул губы и безумным взглядом уставился в голубые глаза человека, прикованного к стене справа от него.

— Так скоро, — пробормотал он вдруг охрипшим голосом.

— Прошло больше времени, чем тебе кажется, — ответил мужчина с почерневшим от налета грязи лицом. — Боюсь, что час одного из них пробил.

Хогсон изо всех сил подался вперед, натянув цепи. Браслеты врезались в его запястья и щиколотки, но за месяцы заключения он сильно похудел, и это обеспечило ему некоторую свободу движения. Большим пальцем ноги он прочертил линию на грязном полу и наконец соединил ее с такой же линией, которую провел его ближайший сосед. Затем силы оставили его, и он бессильно повис на цепях, тяжело дыша.

Напротив него, у самого входа, Одил, который был ростом меньше всех остальных, изо всех сил старался прочертить такой же знак в своей секции общей пентаграммы.

— Поспешите! — крикнул черный маг Деркон, прикованный к стене справа от Хогсона. — Кажется, один из них уже направляется сюда.

Два мага меньшего ранга, прикованные с левой стороны, закивали головами в знак согласия.

— Наверное, уже нужно начать прятать ее, — предложил один из них. — Одил знает, где проходит его часть.

Блэк встал как вкопанный. Дилвиш всмотрелся вдаль, поверх зеленого шарфа, закрывавшего нижнюю часть его лица, правая рука легла на рукоять меча.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего существенного. Что-то не вполне осязаемое, — ответил его конь.

— Я должен что-то предпринять?

— Не думаю. Я чувствую пульсирующее движение — объект реален, направляется в нашу сторону. Нам остается только ждать. Он скоро появится и пройдет стороной.

Барэн из Блэкуолда расхаживал по маленькой комнате. На столе возле стены лежало несколько открытых старых книг. Все необходимое для колдовства было разложено на полу, но он расхаживал между предметами, не глядя вниз.

Высокое зеркало с сероватой поверхностью было заключено в кованную железную раму тонкой работы, гравировка которой изображала человеческие пальцы и звериные лапы, сплетенные в жестокой схватке. Вытянутая оранжево-золотистая фигура плыла в глубине зеркала, как рыба в затененном озере. Это не было отражением чего-то, находящегося в комнате: колдовство уже началось.

— Я приказываю тебе говорить, — произнес Барэн низким голосом. — У тебя есть прекрасная возможность выяснить механизм действия Зеркала. Расскажи мне об этом.

Музыкальный, почти веселый голос прозвучал, как бы отражаясь от поверхности:

— Это очень сложно.

— Прошу вас, сэр, разве можно отдохнуть, когда вы так часто вскакиваете с кровати и снова ложитесь? — сказала темноглазая девушка, лицо которой закрывали светлые волосы.

— Извини, — ответил Рок, убирая ее волосы с лица и гладя по щеке. — Это все из-за навалившегося дела этого проклятого Общества. Я все время думаю о записях, которые необходимо проверить. Я их уже проверял, но ничего не нашел, и теперь снова возвращаюсь к делам.

— А в чем дело?

— Хм, здесь ты мне ничем не поможешь, дорогая. — Он положил ей на плечо руку, похожую на когтистую лапу. — Я пытаюсь раскопать побольше информации об этом Дилвише.

— Дилвиш Освободитель, герой из Портаройя? — спросила девушка. — Тот самый, который поднял последние легионы Шоредана, чтобы во второй раз спасти город?