(10.21) Миранда: «Прощай, мой Лобстер, прощай мой миленький! Прощай, я уезжаю навсегда!» — появилась на мониторе строка, набранная сиреневым цветом. В чате с утра было малолюдно, и послание Миранды долго «висело» внизу у границы экрана, прежде чем появилось новое, с приветствием от Рыжей Бестии господину Досу. Впрочем, читать интернетовскую болтовню было некому: небольшая комната с выцветшими обоями пустовала. На ортопедическом матрасе лежало скомканное разноцветное белье. В углу, слева от пыльного окна с полуоборванными шторами, сооружен стол из снятой с петель двери, положенной на два системных блока. На так называемом столе стояло три монитора, но один, явно не рабочий, раскуроченный и покрытый толстым слоем пыли, был повернут экраном к стене. Два других светились. На фоне белоснежных кораллов неторопливо плавали объемные рыбки, помахивая хвостиками и плавниками. Их одиночество время от времени скрашивали разноцветные строки интернетовских посланий. С фотографии, прикрепленной скотчем к экрану одного из компьютеров, улыбалась девушка. На единственном стуле в беспорядке валялась одежда. Другая мебель в комнате отсутствовала — видимо, хозяевам традиционные диваны, ковры и гарнитуры были без надобности. Из ванной комнаты доносился шум льющейся воды, на кухне тонко и надрывно свистел чайник.

Лобстер слышал призывный свист готового расплавиться чайника, но вылезать из ванны со взбитой пеной не хотел. Мощная струя из крана пробивала в пене черные дыры. Пена шипела и медленно оседала. Лобстер любовался пузырьками, которые радужно переливались в электрическом свете и лопались, и старался не думать об алгоритмах шифрования, «троянцах», «червяках», логических бомбах <Компьютерные вирусы> и прочей хакерской чепухе…

Может у него быть хотя бы час утреннего времени — допустим, с десяти до одиннадцати, пока он еще не продрал глаза, — когда можно помечтать о полуголой девице с обложки «Плейбоя», а не об очередной не поддающейся взлому программе? Не может! Продвинутому хакеру, сидящему в системе лет с тринадцати, даже во сне вместо кошмаров видятся «троянцы» в образе виртуальных демонов, пожирающих бесконечные ряды цифр и знаков. Демоны громко чавкают, рыгают и выплевывают обглоданные кости программ… Сегодня ночью Лобстеру, например, приснилась строка: «…#daemon9@netcom. com…» К чему бы это? Может, к долгой дороге? К казенному дому? К нечаянному свиданию с кареглазой брюнеткой? А может, к войне? Ведь каждый сон имеет какой-то скрытый, поднятый из глубин подсознания, как жирный ил со дна озера, смысл. Даже самый алогичный и бессмысленный! Да и что такое бессмыслица с точки зрения хакера, который, стуча по клавиатуре, втайне мечтает разрубить семнадцатидюймовый монитор ударом топора, примерно так же, как казак, с оттяжкой лупящий тяжелой шашкой по соломенному снопу, представляет себе кудрявую голову иноверца? Бессмыслица — это разговоры о деньгах и здоровье, «мыльные оперы» и тарелка густого борща с куском говядины, сияющие иллюминацией магазины и туфли на высоком каблуке… А рыночной торговке, мерзнущей на улице за прилавком с овощами, или депутату, устало развалившемуся на заднем сиденье автомобиля после очередного заседания, вся его каторжная многолетняя работа, да и сам он, Лобстер, кажутся такой абракадаброй, таким абсурдом, таким ничтожеством, что даже и говорить об этом нечего! Не больше мыльного пузыря! Пук…

Иногда Лобстеру казалось, что его голова за ночь приобрела форму «железа» — компьютерного блока, в котором бесшумно крутится жесткий диск с объемом памяти в десять гигабайт, решающий бесконечную математическую задачу с тысячью неизвестными. И тогда он в холодном поту ощупывал себя, отбрасывал одеяло, вскакивал, босиком бежал к зеркалу в прихожей и долго всматривался в собственное изображение, как какой-нибудь сказочный герой, отведавший волшебных ягод, вглядывается в водную гладь озера, боясь увидеть ослиные уши. Лобстер смотрел на испуганное, перекошенное лицо, выпирающие монгольские скулы, серые, с зелеными вкраплениями глаза с мгновенно сузившимися до размеров точки зрачками, и потом, осознав, что до настоящего сумасшествия пока еще далеко, брал с полки расческу, приглаживал непослушные, вечно торчавшие в разные стороны жесткие волосы, шел к компьютерам и садился за работу. Не может!

Лобстер разозлился на себя за промелькнувшую в голове мыслишку о списке паролей для локальной сети налоговой полиции, произнес громко, стараясь перекрыть шум бегущей воды: «Найн, нихт, натюрлих швайн! Дас ист фантастиш, фройляйн!» — и, закрыв глаза, нырнул под пену. В воде было спокойно, уютно, тепло — и никаких тебе файлов, директорий и окон!

Лобстер махнул на прощание Никотинычу рукой, набрал код на двери и зашел в подъезд. Около подъезда он заметил припаркованный «форд». Это была служебная машина матери. Значит, шофер у нее. Только его сейчас еще не хватало!

Подъезд был ярко освещен, за стеклянной перегородкой среди цветочных горшков в кресле восседала консьержка — баба Таня. Несмотря на ранний час — было около пяти утра — она не спала.

— Здрасте! — кивнул Лобстер.

— О, явился — не запылился, блудный сын! — насмешливо произнесла баба Таня. — Мамаша-то не ждет, поди! Андрюха у нее.

— Знаю, — мрачно кивнул Лобстер.