.

Фашистский танк угрюмо двигался на наши окопы, вернее, прямо на меня. Мозг бронемашины, в виде экипажа, понимал, что многотонной махине осталось жить не более трёх минут. Танкисты, как могли, оттягивали момент смерти, поэтому скорость была минимальной. Да и наглядный пример, в виде обездвиженного горящего танка, не внушал уверенности в победе и в завтрашнем дне. За исключением одной бронемашины остальные двигались быстро, но один танк решил показать свою удаль и резко рванулся из строя. Понёсся на нас, желая первым прорвать фронт. Но не тут-то было. Кто-то бросил связку гранат под гусеницу, и после взрыва танк подпрыгнул, немного проехал по прямой и, когда разбитая гусеница соскочила с ведущего колеса, бронемашина повернулась к нам левым бортом. И в это время артиллеристы метким попаданием пробили броню в районе двигателя. И вот многотонный танк уже не танк, а коптящий факел. Немцы то ли со страху, то ли сдуру ещё сбавили ход. А нужно было им наступать на предельной скорости, чтобы артиллеристы не успевали заряжать свои пушки. Фашисты сглупили нам на руку. Несколько их танков были просто подбиты, или горели, как бесшабашный лихач. Но медленно движущиеся бронемашины вели более прицельный огонь по нашим пушкам и окопам, чем те их собратья, которые двигались быстрее. Танковый пулемёт не позволял мне высунуться из окна и прицелиться в пехотинцев.

- Он нас раздавить хочет, зараза такая,- крикнул Петька Колокольников, мой друг и однополчанин.