Ночь. Существо, похожее не то на человека, не то на зверя сидит у костра и задумчиво смотрит в огонь. Родом он из далеких северных земель, свирепого края, где обитают дикие племена варваров.

Рядом с ним спит девушка. Судя по ее остроконечным ушкам, удивительной красоте и необычайно длинным иссиня-черным волосам, которые украшает прекрасная диадема, можно сказать с уверенностью, что это эльфийка благородных кровей. Ее чувственные, полные тайной неги губы слегка приоткрыты, обнажая полоску жемчужных зубов. В свете костра ее белоснежная кожа обладает чарующим розоватым оттенком и кажется, от нее исходит магическая аура. Девушка спит спокойным сном. Улыбка, словно тень от костра, ложится на ее губы. Безмятежность эльфийки немного успокаивает и ее бдительного стража.

Неподалеку чутким сном спит другой могучий воин. Его воинственное и даже несколько свирепое, усеянное многочисленными шрамами, однако вместе с тем благородное, хотя и лишенное красоты и изящества лицо безошибочно указывает на то, что он орк. Его могучая грудь бесшумно вздымается и опускается с каждым ровным и спокойным вдохом и выдохом. И порою кажется, что это вовсе не кто-то живой, а маленькая гора, что вот-вот сдвинется с места и пойдет своею дорогой. Многое изменилось в истории орков за последние годы. Еще несколько декад назад они были рабами. Теперь они одни из самых почитаемых и уважаемых воинов в армиях эльфийских королей. Удивительная штука судьба.

Поднявшись во весь свой громадный рост и потянув широкими ноздрями холодный ночной воздух, бдительный страж бесшумно выдыхает. Его бесстрашный взгляд прорезает тьму, что не в силах скрыть от него свои тайны. Не уловив и малейшего признака угрозы, он вновь устремляет свой взор в пламя костра, что всецело овладевает его вниманием. Огонь тянется к нему своими языками и от этого его густая черная шерсть блестит и переливается в ярком свете костра.

Хотя облик таинственного существа и внушает страх и трепет, от обычных оборотней он отличается так же, как волк отличается от собаки. Однако в его чертах нет ничего схожего с волчьими, скорее он похож на огромную дикую кошку. Возможно, способность перевоплощаться из зверя в человека и наводит на мысль о том, что он оборотень, но грозный страж прекрасной эльфийки очень не любит, когда в нем узнают именно перевертыша, презираемого всеми народами без исключения носителя проклятия вервольфа. Но с этим уже ничего нельзя поделать, а потому приходиться мириться. Лишь немногим известна тайна грозного выходца из севера.

Джутаро приходилось бывать на невольничьих рынках соседних с северным королевством варваров стран, но сегодня ему самому посчастливилось стать товаром. Прежде он никогда не задумывался о том, каково же это — быть рабом и что чувствует человек, а также любой другой представитель разумной расы, когда на него надевают цепи и ставят клеймо. Худшее из возможных проклятий богов пало на голову Джутаро, ибо теперь его плечо уродовала ужасная метка раба. С тяжелым сердцем варвар принимал то, что теперь мир, зная о его позоре, отнесется к этой боли лишь с презрением. Отныне и навсегда клеймо определяло судьбу Джутаро и свободным он не сможет почувствовать себя уже никогда. «Раб», — лишь один только звук этого слова, небрежно произносимый проходящими мимо, словно когтями хищного зверя впивался в стонущее и вопиющее от несправедливости сердце, а невидимые для большинства раны живого человека кровоточили и болели нестерпимо. Подняв в небо глаза, гордый северянин с последней надеждой посмотрел в его безмятежную синеву.

Джутаро рос и воспитывался отцом и дедом, не зная материнской любви и ласки. Однако он хорошо знал, как быстро стекает кровь с лезвия холодного клинка, пронзившего плоть, и как медленно могут тянуться последние мгновения умирающего друга или врага. Отец Джутаро позаботился о том, чтобы сын осознал и как следует запомнил то, что лезвие меча — это жизнь и смерть одновременно. «Отнимая жизнь врага на войне, животного — на охоте, нельзя забывать о той жертве, которая приносится во имя того, чтобы более сильный и достойный мог продолжить свой жизненный путь. Жизнь бесконечно полна бесценных уроков и наставлений, которыми не следует пренебрегать», — вспомнил Джутаро слова отца, которые тот часто повторял ему в детстве, когда они охотились вместе.

В их родном поселении жизнь не была простой: трудиться приходилось много с самого рассвета и до заката. Но даже когда ночь опускалась, расстилаясь черным покрывалом по земле, а жители их деревни засыпали утомленные дневной суетой и заботами, даже тогда в ночной тишине по всей деревне слышались порою глухие и тяжелые, порою звонкие и частые удары молотов о наковальню, в которой трудился юный варвар, помогая отцу. Дед Джутаро почитался человеком мудрым и уважаемым среди соплеменников. И несмотря на дряхлость своих лет, старик никогда не уставал удивлять Джутаро своим тонким и проницательным умом, с гордостью передав единственному внуку свой опыт и свои знания, обучив его грамоте, а впоследствии и первобытной магии их народа.

И все же Джутаро не всегда следовал советам отца и деда, унаследовав присущие северным народам варваров своеволие — непоколебимое, словно мерзлая скала, грубоватую откровенность, часто граничащую с надменностью, холодностью и мнимым безразличием, а также свирепость, сравнимые со снежными и горными обвалами — внезапными и столь же стремительными и смертельными. «Временами мудрость приходит к нам лишь с болью. И хорошо, если так. Эти уроки запоминаются на всю жизнь!», — припомнил Джутаро одно из наставлений своего деда. Тем не менее, за последнее время боль в его жизни слишком часто обретала то поразительно четкие физические формы, то химерные и призрачные очертания боли душевной. Джутаро не был склонен к пессимизму и удрученному состоянию духа, однако, будучи реалистом, он с трудом мог поверить в то, что оптимистические аккорды еще когда-нибудь прозвучат в его жизни.

Оборотень вернулся из мира грез и воспоминаний в настоящее. Удивительно, как быстро пролетело время. Костер едва дымился, а воздух медленно наполнялся предутренней свежестью. Лошади, привязанные неподалеку, тихонько ржали, жуя сочную траву. Удивительно, как эти существа все-таки свыклись с тем, что рядом с ними мирно дремал волк Аркала. Впрочем, животные легко находили общий язык и понимание, в то время как те, кто почитал себя разумными существами, грыз глотку всем подряд.

Место для ночлега было выбрано как нельзя удачно. Внезапно оборотень ощутил присутствие магии, несвойственной этим местам. Древние колдовские силы дремали глубоко в недрах этого леса и чтобы пробудить их, нужно было нечто весьма могущественное и чуждое этим местам.

Сжавшись в комок, он прыгнул вверх на огромный сук, способный выдержать его вес. Прыжок оказался идеален настолько, что даже не потревожил птиц, еще спавших в своих гнездах, а листья, упавшие с дерева легко и плавно, были коричневато-золотистыми. Приближалась осень. Лишь только Зару поднял голову и посмотрел на оборотня. Их взгляды встретились. Волк понял, что повода для беспокойства нет и продолжил спокойно дремать.

Совершив невероятный прыжок вперед, оборотень рассек густые чащи деревьев и кустов, чьи ветви и листья бесшумно заскользили вдоль его тела. Словно из морской пучины, из густых зарослей вынырнул черный великан, не нарушив покоя понемногу пробуждающегося леса, и приземлился на все четыре мощные лапы. Затем продолжил перемещаться гигантскими прыжками, то прижимаясь к стволам деревьев, то отскакивая от них, словно пружина.

Черный великан следовал за волшебным светлячком, который, казалось, спасался бегством от огромного хищника, которого он, светлячок, имел неосторожность побеспокоить. Оборотень преследовал свою жертву, преодолевая лесные чащи с их многочисленными опасностями, и углубляясь все дальше и дальше туда, куда не осмеливались проникнуть даже коренные обитатели этого древнего бора.

Джутаро вошел в портал, следуя за таинственной незнакомкой, купившей его среди бесчисленного множества других рабов. Подгоняемый преследователями, Джутаро думал о том, что не совершает ли он глупость, следуя за таинственной незнакомкой? И хотя времени на раздумья и вовсе не оставалось, варвар не был уверен в том, что встреча с грабителями была куда более опасной, чем та неизвестность, навстречу которой он шел. В голове Джутаро мысли, словно рой пчел, сменяли одна другую: «Почему он? Что в нем было такого, что отличало его от всех остальных? Кто она? И что ей нужно?»

Однако все эти мысли в мгновение ока испарились, когда он очутился внутри сферы. На мгновение ему показалось, что вокруг него кругом порхают только бабочки. Но и через мгновение это ощущение не ушло. Яркий свет продолжал струиться отовсюду, или скорее сами бабочки были тому причиной. Причудливые создания облепили его целиком, вначале напугав Джутаро, но страх тотчас же отступил, когда варвар почувствовал, как растворяется в бабочках, будто каждая из них вбирала в себя частичку Джутаро и уносила в какой-то ей одной или вернее им одним известное место. Джутаро чувствовал как его тело парит в невесомости: варвар воспринимал мир десятками миниатюрных волшебных созданий, что проносились над лесами и горами, реками и озерами, континентами и островами, что раскинулись посреди бескрайних морей и океанов. Джутаро никогда не был так далеко от земли и так близко к облакам и солнцу. Даже во сне, когда он был совсем мальчишкой, ничего подобного и восхитительного он не переживал в своих детских сновидениях.

Их незабываемое путешествие закончилось. Когда Джутаро снова почувствовал под ногами землю, то не поверил тому, что только что произошло. Однако место, в которое их перенесло волшебство таинственной чародейки, несравнимо отличалось от того, где они были еще… Сколько же времени прошло? Сколько занял этот…? перелет?…Это… перемещение? От пережитого у Джутаро кружилась голова. Варвару вдруг показалось, что в его голове звучат те оптимистические аккорды, чей прекрасный звук он так хотел услышать, потерявшись среди отчужденности, безразличия и страдания. От этой божественной музыки ему стало так хорошо и тепло, как никогда прежде. Джутаро даже не понял, как теряет сознание. Кто-то невидимый подхватил его и бережно уложил на мягкую и густую траву. Сквозь сон варвар чувствовал сладкий аромат полевых цветов, согретых теплым летним воздухом. Солнце же касалось лица Джутаро своими ласковыми лучами, словно руками матери, что наконец нашла свое дитя.

Чародейка склонилась над варваром и, нежно коснувшись рукой его лица, тяжело и печально вздохнула:

Джутаро исчез. Светлячок, что вел его в это скрытое от посторонних глаз место, исчез вместе с ним. Гладь маленького озера вновь стала прежней, нетронутой и безмятежной. Тьма по-хозяйски окутала это место, а лес, казалось, спокойно вздохнул. Хаос, ворвавшийся и потревоживший покой, удалился столь же поспешно, как и само его неожиданное появление.

На другом конце света, известном как остров Эмрам, вода забурлила и запенилась. В самом центре глубокого озера с ревом и фырканьем вылезло огромное черное чудище. Весь мокрый Джутаро выбрался на берег. Его спутник, волшебный светлячок, разросся до небывалых размеров — иллюзия, вызванная концентрацией ауры. Сияние, излучаемое аурой, напоминало калейдоскоп ярких цветов и переливающегося всевозможными оттенками драгоценного камня. Оттенки задвигались и заиграли, словно живые, и рассеялись сонмом бабочек столь же ярких цветов и непредсказуемых оттенков. Перед Джутаро стояла Касилия. Джутаро угрюмо посмотрел на сестру. Рыжеволосая чародейка как всегда была в хорошем настроении и улыбалась ему. Она рассмеялась тому, как смешно выглядел ее брат.

— Скажи, Касилия, ты, наверное, даже во сне улыбаешься? — поинтересовался Джутаро.

— А что, есть повод печалиться? — вопросом на вопрос ответила весело Касилия.

— Зачем вы меня призвали? Мало того, что пришлось всполошить весь лес этой гонкой, так ты еще и искупать меня решила? — проворчал гигант. В его голосе слышалось непростое недовольство и раздражение. Джутаро ответил на призыв, но без особого энтузиазма. Касилия поняла, что радость встречи испытывает лишь она одна. Когда-то, много лет назад, Джутаро был другим: он был нежным братом и другом. Что же с ним стало? Была ли в том действительно вина ее матери и ее самой?

Джутаро медленно брел вдоль тоннеля, едва держась на ногах. Бой был тяжелым. И в этот раз его противником оказалось существо из внешнего мира — чужаком, забредшим сюда случайно, либо же посланным с неведомой целью кем-то, кто наверняка был многим сильнее и намного опаснее. Однако чудовище осталось лежать мертвым в своем логове. Победа — вот что имело значение! В этом бою наконец-то пробудилась звериная сущность Джутаро — магия оборотня, магия перевоплощения и безграничных иллюзий, когда противник обреченный, вынужден сражаться с фантомами, а не с реальным врагом.

Теперь его обучение обрело смысл, как обретало смысл все то, о чем говорила Эмрам и Касилия. К тому же его соперник обладал могущественным артефактом — оружием, которое и стало причиной многочисленных ран Джутаро. Теперь эта сила принадлежала ему. Но надолго ли? Джутаро чувствовал, как слабеет каждую секунду. Каждый шаг давался с таким трудом. В висках пульсировала тупая боль и мучила жажда. Джутаро облизнул пересохшие губы и удивился тому, как он это сделал. Какими острыми стали зубы, как у дикого зверя! Но что было удивительнее всего, так это то, как он видел — его зрение изменилось еще во время боя, как и весь он сам: и изнутри, и снаружи.

Правая рука с жутким скрежетом царапала стену. Джутаро с трудом перевел взгляд. Как он выглядел теперь — было для него еще пока загадкой, но, судя по тому как выглядели его конечности, видок у него был еще тот. Он засмеялся и удивился тому, как странно звучит его смех. Боль резко пронзила его тело. Левая рука потянулась к кровоточащей ране: шерсть мгновенно впитала в себя липкую субстанцию из пота и крови. Мельком глянув на рану, Джутаро понял, что потерял слишком много крови.

Осмотревшись, он печально вздохнул. Здесь не было места, где бы он мог отдохнуть. У него не было воды, и поблизости он также не ощущал присутствие источника. Кругом повсюду лежали лишь камни: безропотные и молчаливые наблюдатели, высеченные временем. Ни Касилия, ни Эмрам не отвечали на его призыв. Почему? Неужели они оставили его?! Джутаро ощущал, как теряет сознание. Неужели это конец? Похоже, что так оно и есть. Что ж, он слишком долго играл со смертью, глупо уверовав в то, что так будет всегда. Глупая игра окончилась смертью: его смертью!

Не успели Аркал и эльфийская царевна Ольна проснуться, а их таинственный друг уже вернулся и сидел на том самом месте, где они видели его в последний раз, прежде чем уснуть. Они даже не догадывались, что большую часть ночи его не было рядом с ними. Что, быть может, он был также далеко, как и они в своих снах. Орк встал и потянулся, громко зевнув и издав тяжелый гортанный звук. Черный гигант осклабился и прорычал:

— Аркал, ты случаем не забыл, что находишься в обществе благородной принцессы, а не среди полупьяных солдат.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — извинился орк за свое поведение. — Я ни в коем случае не хотел Вас обидеть.

— Не стоит извинений, Аркал. С утра мы все одинаковы — и короли, и солдаты, — принцесса ни чуть не была оскорблена. Подобное поведение могло оскорбить ее так же, как и ее собственное оскорбляло орка и оборотня. Она сладко потянулась, зевнула, прикрыв изящной ладошкой свой красивый ротик с полными и чувственными губами, и прокомментировала свои действия. — Вот видишь, Джутаро. Принцессы тоже зевают, бывают сонными и не выспавшимися, но только по утрам мы еще капризничаем, в отличие от солдат, — принцесса мило улыбнулась. — Доброе утро всем.

— Доброе утро! — хором ответили Джутаро и Аркал.

Джутаро окинул взором королевский замок. Упирающиеся в небо, словно иглы на спине ежа, многочисленные башни и башенки, из бойниц и амбразур которых зорко выглядывали рыцари королевской гвардии, сами по себе казались молчаливыми каменными стражами, денно и нощно несущими свою службу. Однако ничто так не впечатляло, как исполинская башня, что стояла в самом центре и, казалось, подпирала собой небесный свод, словно колонна. Там среди бесчисленного множества залов, комнат и покоев, соединенных тайными коридорами, находился Зал Тайного Совета, и попасть туда можно было лишь преодолев магический барьер, который создал сам король Ильсур и поддерживался общими силами избранных магов и чародеев, более известных среди эльфов, как друиды. Хотя друидизм подразумевал непрерывную связь с силами природы, а не с каменными укреплениями, дворцами и мощеными дорогами, эльфам удалось невероятное: их рощи, леса и мистические своими водами пруды и колодцы, окруженные стенами, башнями и укреплениями, поразительным образом создавали для обитателей Королевства Совы ощущение и защищенности, и непрерывной связи с природой. Впрочем, немало эльфов обитало и в густых лесных чащах, непроходимых болотах и скалистых впадинах — местах, где эльфийский народ жил согласно древним доимперским традициям и представлял собой общества, объединенные в кланы. Их общины ревностно оберегали свои земли, а верность и доблесть этих воинов и воительниц порою превосходила лояльность городских обитателей, богатых и знатных эльфов, которых власть и политика изменила до неузнаваемости.

Первое знакомство Джутаро с большими городами можно было бы назвать неудавшимся. Королевство южан процветало, а власть их правителей распространялась на многие богатые земли. И тем не менее люди везде и всегда продолжали оставаться людьми — жадными, мелочными, расчетливыми торгашами; исключение составляли лишь немногие. Другое дело — эльфы, а потому северянин был приятно удивлен тому, что города древнейшей расы отличаются от людских своей утонченностью и изысканностью. Не только дворец Ильсура и дома знатных эльфов поражали своим богатством и роскошью — каждое строение впечатляло своим великолепием. В эльфах Джутаро привлекало прежде всего то, что им удалось сохранить законы старого мира, но также они продолжали строить новый мир, пользуясь достижениями таких рас, как гномья — конечно же, не столь древней, но весьма занятной. Эльфы обладали опытом, насчитывающим тысячелетия, однако, вместе с тем они продолжали оставаться романтичными ценителями искусства, которое им удавалось замечать даже в самых простых вещах и тогда все обыденное и обыкновенное тот час же приобретало черты оригинальные — заметить которые, впрочем, мог далеко не каждый. Джутаро как варвара восхищала их любовь к природе и забота о ней; как человек он понимал, что народ эльфов мог бы многому научить северные племена варваров, либо же сделать из них рабов, как это произошло много веков назад с орками.

Размышляя над этим, Джутаро вошел в Зал Тайного Совета и, преклонив колена перед королем королей эльфов, внимательно осмотрелся. Зал обладал идеальной круглой формой, королевский трон находился в самом центре на возвышенности, а расстояния между арками, искусно выполненными в виде сов и филинов, соколов и орлов, драконов и химер, где во время тайных советов и срочных собраний находились послы и советники, были довольно впечатляющими. Каждый из советников и послов мог покинуть свое место только тем единственным способом, которым он сюда попал — через лестницу, ведущую к его арке. Однако Джутаро не относился ни к послам, ни к советникам. Гордому и молчаливому северянину отводилась более скромная роль. Однако особенность этой роли заключалось как раз в том, что ни один посол, ни один советник не могли себе даже вообразить, какие поручения выполнял Джутаро для Ильсура. Сейчас король эльфов и его верный подданный находились здесь в полнейшем одиночестве. Впрочем, от Ильсура не ускользнул подозрительный взгляд Джутаро, ищущий что-то или скорее кого-то очень незаметного. Короля эльфов не переставало удивлять то, как отличались человеческие народы — такие непохожие друг на друга в отличие от эльфов. И эти отличия наблюдались не только во внешних чертах, но и в характерах отдельных представителей каждого из народов. Ильсуру вдруг стало интересно: все ли варвары северных племен были похожи на Джутаро? Но вслух он, конечно же, задал другой вопрос:

— Как всегда, настороже. Скажи мне, Джутаро, ты когда-нибудь спишь?

Трое, маг и две волшебницы, стояли напротив портала, напоминавшего огромных размеров зеркало. Поверхность портала дрожала, словно гладь озера. Сверхъестественный свет струился из его глубин. Там, по ту сторону, эти трое наблюдали ужасные картины — в их мир пришла война, неся смерть и хаос. И хотя защитники их царства продолжали отчаянно сражаться, все их попытки противопоставить захватчикам свои силы оказались тщетны. Они были обречены, но другого выхода, кроме как продолжить битву, у них не было. Этот бой и эта война будут продолжаться до тех пор, пока жив хотя бы один из защищающихся. Захватчики не брали пленных, они отнимали души у всех, кого они могли коснуться: «Их жертвы смерть принять не могут и жизнь уже не жизнь для них, а лишь проклятие до скончания времен».

Неожиданно перед ними возник образ. Все трое встрепенулись, словно от кошмарного сна, и обратили свои взгляды, полные ужаса и надежды. Из портала раздался голос.

— Все кончено. Мы потерпели сокрушительное поражение. Я закрываю проход. Теперь вы — наша последняя надежда.

— Вилаим! Мы можем помочь! Мы вернемся и будем драться до последнего! Позволь нам это сделать! — волшебница, назвавшая имя образа в портале, сделала смелый шаг вперед. Полная решимости, однако же, она еще не знала, что смелость и отвага часто шли рука об руку с неопытностью и наивностью. Однако образ отрицательно качнул головой. Двое других чародеев, впечатленные и напуганные увиденным, стояли молча.

Воин одиноко брел вдоль побережья. Сколько длились его блуждания? Казалось, целую вечность. Но точно он не мог сказать, скорее даже потому, что не думал об этом — просто шел, пока еще оставались силы идти. Но ни его воля, ни мышцы двигали его измученным, покрытым едва затянувшимися ранами, телом. Что-то другое, что заставляло воина думать, будто он сходит, а быть может уже сошел с ума. Смутно он помнил то, как его вынесло на берег. Почему он оказался в море? Может, это был даже океан? Как далеко забрел он вместе со своими людьми? Воин помнил битву. Битву жестокую и беспощадную. Он сам во главе нескольких сотен лучших воинов сражался с чем-то, что оказалось гораздо могущественнее, чем мог одолеть даже самый сильный человек. Даже если бы им удалось с помощью какого-нибудь колдовства собрать все их силы в теле одного…

Неожиданно, даже не понимая, что он падает, воин свалился без чувств. Последняя мысль была о том, что, если прилив окажется слишком сильным, то его тело станет кормом для морских рыб и прочих существ, обитавших на дне морском. Но этому не суждено было случиться. И воин видел сны сказочные и волшебные. Он верил, что обрел рай и теперь душа его свободна. Воин ошибался. Просто он устал и хотел покоя, которого еще пока не заслужил.

Очнулся воин так, словно от тяжелой болезни. Мучительно подняв веки, он посмотрел перед собой совершенно непонимающим, лишенным всякого осознания взглядом. Боли он не ощутил, она пришла потом — и не физическая, а боль душевная, которую принесли воспоминания сначала туманные, мучившие его призраками и фантомами в бреду, затем все более осмысленные. Он был жив. Хотя стоило ли радоваться этому?

Бельгердские Пустоши. Край, за которым на востоке начинались земли элементалей. Царство магии, где место было лишь колдовству и чарам, но не живому — из плоти и крови. Портал Эмрам перенес Джутаро к самым границам пустошей и королевства элементалей. Самопровозглашенный король элементалей чародей Ольгерд объявил, что Пустоши — территория нейтральная, однако именно потому эти земли и были столь опасны. Король-чародей, хитрый и коварный человек, никогда не притязал на эти земли открыто, поскольку Пустоши граничили с королевствами людей на юге и эльфами на западе, отделяя оба королевства друг от друга широкой полосой до самых берегов далекого океана. На противоположном конце пустошей ближе к северным землям варваров начиналась Георданская пустыня. Желание Ольгерда расширить границы собственного королевства за счет Бельгердских Пустошей оставалось несомненным. Тем не менее, никто не знал истинной причины, почему столь неприглядная территория, как пустоши, так привлекает внимание короля элементалей, но караваны людей и эльфов, вынужденные пересекать злополучные пустоши часто становились свидетелями жестоких боев слуг короля элементалей и некромантов, повелителей нежити. Значит, для мертвецов эти земли также представляли интерес?

Королевство людей на юге было заинтересовано в Бельгердских Пустошах как в прямом торговом маршруте караванов людей и эльфов. Однако сама территория не представляла никакого интереса для южан. К тому же, ссориться со столь могущественным правителем, как Ольгерд, стал бы лишь только тот, кто обладал властью еще большей или хотя бы равной ему. Единственным, кто мог поспорить с Ольгердом по мнению правителя южан, был Ильсур. Королевство эльфов, а, вернее, их империю с королевством южан ранее связывала исключительно торговля рабами. Что касалось нежити, возможно, в Бельгердских Пустошах находились руины давно забытого и утраченного некромантами города мертвых, что и объясняло огромную концентрацию колдовских сил в этих местах.

Тем не менее, и эльфы и люди внимательно наблюдали за тем, в чью же пользу клонится чаша весов в этом сомнительном противостоянии. Эльфам, людям и посланникам короля элементалей случалось вести дискуссии касательно того, что объединение их сил против орд нежити приведет лишь к благополучному процветанию трех держав. Ольгерд стремился получить письменное согласие эльфских и людских посланников на то, чтобы Бельгердские Пустоши перешли под власть короля элементалей и тогда эльфы и люди могли бы беспрепятственно вести торговлю друг с другом. Предложение короля элементалей казалось весьма заманчивым. Единственным препятствием оставалось то, что у нейтральной земли появлялся законный правитель. И происходило это с согласия и людей, и эльфов. Подобное осложняло взаимоотношения между людьми южного королевства и эльфами западного королевства в случае, если бы Ольгерд посчитал, что богатые караваны должны компенсировать безопасность и спокойствие налаженного торгового маршрута. В тайне от короля элементалей эльфы и люди вели переговоры с некромантами, сознавая, что абсолютная власть одной из сил в итоге окажется худшим из зол.

Для Джутаро напряженные политические отношения между тремя королевствами не играли существенной роли в выполнении его миссии. Однако необходимо было учитывать также и то, что Ольна могла оказаться в руках некромантов. Впрочем, Эмрам оставалась убежденна в том, что Джутаро мог рассчитывать только на Ольгерда. Пробраться же в цитадель короля элементалей через непроходимые джунгли, кишащие опасностью, коварные болота с топями и их ядовитыми испарениями и хищными растениями, а также огненные пустыни и лавовые реки, радужные и туманные мосты, скованные вечным льдом озера — сплошной обман и иллюзии — было невозможно даже для такого опытного воина, как Джутаро. Сколько бы он ни шел к своей цели, магия этих мест забрасывала одинокого и обреченного путника в самые гиблые места. Без воли повелителя никто не мог пройти в сердце его владений. Однако Джутаро не собирался отступать. И именно сейчас сила и человека, и зверя должны были слиться воедино, чтобы встать на защиту целого мира. Осознание всей ответственности, легшей тяжелым бременем на плечи Джутаро, пробуждало в нем нечто новое и кое-что, что было забыто им давным-давно. Порою его мысли противоречили чувствам, желания поступкам. Боль и страх, изведанные в прошлом, омрачали будущее. Однако теперь пришло время положить этому конец! Мир варваров, мир эльфов, орков, элементалей, мир магии и колдовства, мир нескончаемых войн и сражений, и мир Джутаро в нем самом, а также за пределами его сознания и порою понимания. Все это представляло собой бесконечный поиск в себе самом, что продолжался и сейчас, здесь — в мире короля элементалей и брата его матери — врага или невольного союзника.

Отец и сын неслись сквозь лесные чащи, рассекая их словно две выпущенные стрелы. Ни деревья, ни их ветви, ни их проступившие из под земли толстые корни не могли поймать варваров, что преодолевали любую преграду быстро и стремительно, и продолжали мчаться, неустанно атакуя друг друга.

Сын бежал впереди. Вдруг, резко обернувшись, он метнул оставшиеся дротики в отца. Металл глубоко вошел в ствол многовекового древа. Мгновение ока, и дротики Зовара устремились к цели. Сила броска оказалась такова, что металл разлетелся на маленькие кусочки, ударившись о закаленные веками водой, ветром и солнцем камни. Оба израсходовали свое коварное оружие, способное поразить соперника на расстоянии и в движении.

Джутаро исчез, словно призрак. Зовар уже не раз отмечал, что движения его сына напоминали движения смертоносной дикой кошки. Варвары развивали свою животную сущность, не позволяя человечности искоренить их связь с диким миром, в котором правил жестокий и беспощадный закон сильнейшего.

Сейчас Зовар стоял неподвижно с закрытыми глазами. Он слушал шепот леса, журчание реки, жужжание насекомых и пытался понять — откуда же ждать нападения. Однако ничто не выдавало Джутаро. Зовар довольно улыбнулся. С каждым годом его сын становился все сильнее. И хотя ему исполнилось только четырнадцать лет, двадцатилетние воины их клана, уже успевшие побывать в смертельных схватках, уступали Джутаро во всем. Орвал не раз говорил Зовару о том, что соплеменники шепчутся, будто бы Джутаро наполовину демон, что его мать колдунья, продавшая душу дьяволу. Ну ведь не мог же ребенок в столь юном возрасте обладать такой звериной силой и таким умом. Впрочем, Зовар лишь смеялся, когда Орвал рассказывал ему подобные истории. Однако же, один раз сын спросил отца, что он сам думает по этому поводу: правда ли то, что говорят? На что Орвал ответил, что впереди Джутаро ждет необычная судьба, а кто он, пусть решает сам.

Теперь же, когда Зовар изо всех сил напрягал все пять своих чувств, развитых и закаленных в течение не одного десятка лет, ему казалось, что его сын и впрямь демон — неуловимый и дерзкий. Вдруг он заметил чью-то тень. Холодное лезвие плашмя коснулось его плеча, словно лист, невзначай оброненный деревом и подхваченный ветром. Зовар не пошевелился, но его губы скривились в ухмылке. Резким движением руки назад он ударил сына в живот рукоятью меча. Удар оказался столь же внезапным, сколь и сильным. Джутаро пошатнулся и не устоял, но меч из рук не выпустил. Если бы Зовар колебался мгновение, то для Джутаро этого было бы достаточно, чтобы придти в себя, но отец не медлил — наступил на руку сына, сжимающую меч чуть пониже кисти. Рука разжалась сама по себе, но Зовар продолжал надавливать на запястье. Джутаро скривился, но не издал и звука, хотя Зовар и продолжал усиливать давление. Лезвие отцовского меча коснулось его горла. Зовар и Джутаро какое-то время смотрели друг на друга. Когда же Джутаро перевел взгляд на лезвие меча, Зовар заговорил: