Роман скандально известного австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха посвящен эпохе императрицы Елизаветы Петровны. Перед читателями предстают эпизоды интимной жизни взбалмошной монархини, картины дворцовых интриг, казни, истязания, любовь...
Дочь Петра Великого
1
Ледяной дворец
Зима тысяча семьсот тридцать девятого года в Санкт-Петербурге выдалась необычайно ранняя, лютая стужа, какой не припоминали даже старожилы, сковала все живое. Птицы, замерзая на лету, падали на землю, часовых наутро находили окоченевшими, по ночам никто не решался в одиночку выходить из дому. Небывалой толщины лед на Неве предоставил охочему до затей любимцу царицы Анны
[1]
, герцогу Бирону
[2]
, желанный случай явить миру никогда прежде не виданное зрелище.
На искрящейся тверди Невы он велел возвести ледяной дворец, будто перенесенный сюда из восточных сказок. Под руководством камергера Татищева
[3]
в начале ноября принялись за строительство, и поразительное здание уже достигло значительной высоты, когда под его тяжестью замерзший покров реки начал проседать. Это поспешили приписать внезапно наступившей на несколько дней оттепели.
По распоряжению Бирона в декабре строительство было возобновлено, на сей раз на суше, – между возведенным еще Петром Великим фортом Адмиралтейства
[4]
и нынешним Зимним дворцом
[5]
, – и за первую половину января тысяча семьсот сорокового года полностью завершено.
Из невского льда вырубались нужного размера прямоугольные параллелепипеды и по всем правилам зодчества подгонялись друг к другу, при этом вместо строительного раствора использовалась речная вода, которая тотчас же замерзала и накрепко спаивала необычные строительные элементы. Длина ледяного дворца составила пятьдесят два фута
[6]
, ширина шестнадцать, а высота двадцать. Кровля, также сделанная изо льда, легла на возведенные стены, которые, впрочем, без труда ее выдержали.
Вечером двадцать первого января тысяча семьсот сорокового года близ монастырской ограды Александро-Невской лавры сидел пожилой крестьянин в грязном, видавшем виды овчинном тулупе, надетом прямо поверх рубахи, в прохудившихся сапогах, едва спасавших от стужи ноги, обмотанные дырявыми суконными онучами, и бормотал молитвы, больше походившие на проклятия, ибо он при этом тяжко вздыхал, бил себя кулаком в грудь и время от времени в нетерпении громко взывал к небу, что там наверху-де его мольбы никто не хотел услышать.
2
Две княжны и гренадер
На следующее утро Лесток, лейб-медик великой княжны Елизаветы, застал ее в слезах. Она успела уже завершить весь туалет, и оттого вид этой повелительной особы, по-царски одетой в шелка и бархат и буквально усыпанной бриллиантами, производил весьма комичное впечатление – она сидела надув губки и горько плакала, словно ребенок, каприз которого не желают исполнять.
– Что с вами случилось? – спросил маленький француз своим пронзительным голосом. – Ведь ваше императорское высочество знает, что я настрого запретил вам всякие волнения.
– А как мне оставаться спокойной, – ответила Елизавета, поднимая на него большие красивые глаза, наполненные слезами, – когда меня не слушаются и даже насмехаются надо мной и моими приказами?
– Это кто же себе такое позволяет?
– Шубин, – промолвила Елизавета, – этот жалкий человечишко, которого я подобрала из самых низов и так высоко вознесла.
3
Самая красивая женщина России
В первый день, после известия о ссылке Шубина, Елизавета заперлась в будуаре и горько плакала; на второй она сердито металась по комнате, по-прежнему не впуская к себе никого, даже Лестока, обычно имевшего доступ к ней в любой час; на третий день ее начала одолевать скука, и она несколько раз принималась одеваться, чтобы затем в ярости снова срывать с себя дорогие наряды. Наутро четвертого дня она, наконец, впервые улыбнулась своей камеристке, потом велела оседлать лошадь и со всей тщательностью профессиональной кокетки, которая вознамерилась кого-то очаровать, занялась туалетом. Когда она сидела на лошади в платье для верховой езды из бархата цвета анютиных глазок, поверх которого был надет плотно облегающий ее тонкую талию жакет из такого же материала, щедро подбитый и опушенный горностаем, в казацкой шапке поверх белого парика, то всякий, кто ее видел, не мог не признать правоту народной молвы, считавшей ее самой красивой женщиной России. Она это знала, очень этой славой гордилась и относилась к ней крайне ревностно. С сияющими глазами, требующими от каждого обожания, она стрелой вылетела из дворцовых ворот, сопровождаемая только одним из своих верховых казаков.
Она гарцевала по центральным улицам столичного города, с уважением и симпатией приветствуемая повсюду как знатью, так и самым низким людом и простыми солдатами; иногда ее красивые глаза то там, то здесь задерживались на фигуре какого-нибудь привлекательного мужчины, сословное положение и платье которого не имели для нее абсолютно никакого значения, – молодой, ладно сложенный торговец домашней птицей или продавец ликеров находили в ее душе бόльшую заинтересованность, чем уродливый князь. Достигнув невского берега, она пришпорила лошадь и до тех пор подгоняла ее хлыстом, пока та не понеслась во весь опор вдоль набережной, высекая подковами снопы искр; но тут на всем скаку внезапно лопнула подпруга, и Елизавета соскользнула вниз, под брюхо взмыленного животного, рискуя погибнуть под его копытами.
Прежде чем отважная женщина, однако, успела осознать всю опасность создавшейся ситуации, красивый элегантный мужчина, ехавший верхом ей навстречу, схватил ее лошадь за узду, заставил остановиться и, быстро спешившись, освободил Елизавету из ее двусмысленного положения. Когда он поднимал ее, она на мгновение приникла к его груди, и сердце ее учащенно забилось. Как ни странно, но царевна мгновенно забыла о случившемся, о страшной опасности, которой она подверглась, – первый взгляд ее больших красивых глаз предназначался ее спасителю.
Елизавета узнала в нем графа Лёвенвольде
В голове у нее молнией пронеслась мысль, что когда-то он был удачливым любовником ее матери, Екатерины I, и сейчас, когда ее голова покоилась на плече спасителя, и она боязливо, но с любопытством смотрела на него снизу вверх, ей вдруг он показался столь же красивым, сколь благородным и интересным. Пока Елизавета смущенно лепетала слова благодарности, очаровавший ее мужчина стоял перед ней со снятой шапкой в руке и объяснял, как беспредельно он счастлив сослужить службу дочери незабвенной Екатерины. Граф тут же предложил свою лошадь, которую она приняла с любезной улыбкой. Ни секунды не колеблясь, кокетка оперла ногу о галантно подставленную им ладонь, и с его помощью вспорхнула в седло.
4
Прирученный медведь
Был уже полдень, когда граф Иван Шувалов постучал в дверь своей жены. Довольно долго усилия его оставались тщетными, хотя в этот час даже самые изнеженные любительницы поспать обычно бывают уже одеты. Однако, когда жена наконец впустила его, он застал ее в совершеннейшем неглиже или, если быть до конца точным, в совершеннейшем полунеглиже.
– Да чем же это ты тут занимаешься? – начал он возмущенно.
– Зеваю и отдыхаю, – ответила его очаровательная супруга, с неописуемой вальяжностью снова удобно вытягиваясь на настоящей турецкой оттоманке с мягкими подушками.
– Отдыхаешь от хлопот, которые, вроде балов, катания на санях и оперы, являются твоей жизненной стихией, – молвил граф, усаживаясь в кресло рядом с молодой супругой, – что же тогда говорить о нас, мужчинах, которые кроме своего туалета и ваших развлечений должны заботиться еще и о государстве.
– Если вы заботитесь о государстве не лучше, чем о наших развлечениях, – возразила графиня, – то мне очень жаль бедное государство.
5
Завещание царицы
Лето тысяча семьсот сорокового года для хворающей подагрой царицы Анны и для жизнерадостной великой княжны Елизаветы проходило очень по-разному. В то время как цесаревна в обществе красивого и остроумного графа Шувалова получала удовольствия, страдания императрицы день ото дня усиливались. Она часто лишалась чувств и тогда лежала в кошмарном бреду, терзаемая ужасными видениями и призраками. Немногими приятными часами, еще остававшимися у нее, оказывались те, когда после гнетущей ночи и короткого дремотного сна под утро она видела красивую княжну, с ласковым взором сидевшую у ложа ее мучений.
Двадцать седьмого октября врачи, приглашенные в Государственный совет, объявили, что императрице осталось жить всего несколько дней. После этого сообщения Бирон со своими соратниками, Остерманом, Минихом и Лёвенвольде, уединились в кабинете.
– Настало время, – начал он, – приступать к активным действиям. Императрица составила завещание, в котором назначает наследницей трона свою племянницу, герцогиню Мекленбургскую
[22]
. Ее супруг, герцог Брауншвейгский, наш общий противник, при таком повороте событий вместе с ней захватил бы в свои руки бразды правления. Тогда нас ждет отставка, если не ссылка в Сибирь. Я принял решение этого не допустить.
– Что вы намерены предпринять, герцог? – спросил Миних.
– Я призываю вас, господа министры, – ответил Бирон, – вместе со мной обратиться к царице и предложить ей на подпись новое завещание, в котором она назначит престолонаследником сына герцогини Брауншвейг-Мекленбургской, царевича Ивана
[23]
.
Тайны горностая
1
В Кремле
Несмотря на то, что императрица пришла к полному примирению со своим любимцем, и впредь тот выступал откровенным противником Лестока, последний, тем не менее, удержал за собой влияние на Елизавету и, как он сам при всяком удобном случае заявлял, был в нем абсолютно уверен; и не потому, надо сказать, что прекрасная женщина, которую он возвел на трон, ежедневно его в этом заверяла, а потому, что он очень хорошо понимал, что она, пока он жив, никогда не решится доверить себя другому врачу и прежде всего не доверит кому-то другому пускать себе кровь.
До сих пор маленький энергичный француз по-прежнему добивался от нее всего, и это лишало его противников возможности отвоевать для себя хотя бы самый скромный плацдарм. Бестужев, ненавидевший прусского короля и усматривавший единственную выгоду России только в альянсе с Голландией, Англией и Австрией, тщетно пытался склонить императрицу к своей точке зрения. Лесток, состоявший на французском денежном содержании, всякий раз решительно перечеркивал любые его политические интриги как в отношении Шведской, так и в отношении Силезской войн
[63]
, последняя как раз разгорелась между Фридрихом Великим и Марией-Терезией.
И в то время, когда министрам нередко приходилось ждать целую неделю, чтобы в итоге удостоиться пятнадцатиминутной аудиенции у царицы, та ежедневно по многу часов проводила в обществе Лестока, что значительно облегчало ему возможность расстраивать все планы Бестужева и других противников.
Борьба партий стала гораздо ожесточеннее к тому времени, когда в марте тысяча семьсот сорок второго года царица в сопровождении принца Голштейнского и всего двора отправилась в Первопрестольную, где должна была состояться ее торжественная коронация. То, в какой форме политические интриги инсценировались при дворе прекрасной шахини, нередко приобретало характер бурлескного комизма. За время путешествия Бестужеву и Шувалову удалось-таки настроить императрицу против Пруссии. Однако вскоре после прибытия в слободу, где располагалась ее резиденция, на их беду у царицы случились жестокие колики. Тут снова на первом месте оказался Лесток, «милый добрый Лесток», и уже через несколько дней он действительно сумел организовать маркизу де ля Шетарди тайную аудиенцию в спальных покоях монархини. Когда же по выздоровлении к ней впервые допустили министров, и Бестужев, уверенный в своей полной победе над влиянием Швеции и Пруссии, начал было опять крутить свою антифранцузскую шарманку, он был перебит Елизаветой и к вящему своему удивлению услышал от нее заявление, что она-де считает дружбу с Францией сколь искренней, столь и полезной; она получила, в частности, так много доказательств приверженности ей маркиза де ля Шетарди, что отныне больше не сомневается в нем.
Бестужев прекрасно знал, что за симпатию царицы французским посланником в свое время было отвалено шесть тысяч дукатов, выданных ей в качестве задатка в тот момент, когда она решилась захватить в свои руки бразды правления, и что ее склонность к Франции является результатом происков Лестока, неустанно старающегося объяснить ей, равно как и ее окружению, все преимущества этой связи. Вице-канцлер, однако, сам не отважился открыто выступить против маленького француза, но использовал для этой цели запальчивого, а потому неосторожного великого канцлера Черкасского. Он до тех пор внушал ему мысль, что его достоинство страдает от происков лейб-медика, пока великий канцлер в конце концов не потребовал у императрицы аудиенции и, закусив удила, не бросился в лобовую атаку на Лестока, уже не считаясь ни с кем. Он доказывал, что дукаты, которые тот проигрывал тысячами, были получены им от маркиза де ля Шетарди, называл того оплачиваемым Францией шпионом и государственным изменником, он просил Елизавету либо запретить Лестоку всякое вмешательство в государственные дела, особенно в вопросы внешней политики, либо, если уж вследствие собственного доверия она ставит его на одну доску с министрами или тем паче отдает ему предпочтение перед ними, лучше сразу же пригласить его в Государственный совет, чем ежедневно из-за его уловок ставить под вопрос работу министерства. Бестужев был достаточно умен, чтобы до поры до времени занимать нейтральную позицию, ибо он ясно осознавал, что при всеобщем ожесточении против Лестока положение того в перспективе достаточно шатко.
2
Раб графини Шуваловой
Праздничный шум затих, и жизнь при дворе снова покатилась по наезженной колее. По воле веселого случая сложилось так, что царицу Елизавету и ее прелестную фаворитку одновременно начала одолевать скука: последней наскучил ее обожатель, камергер Воронцов, а первой – красивый супруг подруги. Графиня Шувалова стала первой из двух женщин, нашедшей в себе мужество распрощаться со своим рыцарем. Чтобы проделать это как можно непринужденнее и избежать постоянных и неминуемых встреч с ним при дворе, она в первых числах сентября покинула слободу и переселилась в ничем не примечательный, но обставленный с азиатской роскошью деревянный дворец в Китай-городе, полученный ею в наследство от отца.
Устроившись здесь, она собрала в большой, украшенной портретами предков зале всю домашнюю прислугу, чтобы ознакомить ее со своим образом жизни и распорядком. Дворецкий по очереди представлял ей крепостных слуг, называя их обязанности и описывая их таланты и свойства. Несколько в стороне от челяди, стоявшей со смесью смирения и любопытства перед госпожой, она заметила молодого человека редкой красоты, который тотчас привлек к себе ее внимание. Ладный, крепкого телосложения, с тонкими, напоминающими восточные чертами загорелого лица, обрамленного длинными темными волосами и черной округлой бородкой, он, несмотря на простую одежду, казалось, не принадлежал к слугам, но все же его скромное, едва ли не робкое поведение не позволяло причислить его и к людям свободным.
– Кто этот юноша там? – вполголоса спросила графиня дворецкого. – Он не похож на крепостного, однако пришел меня приветствовать вместе с другими.
– Это его обязанность, – ответил старик, – ибо, будучи, без сомнения, лучше всех остальных слуг, он, тем не менее, тоже всего лишь твой холоп, покорный твоей воле.
– Как его зовут, и откуда у него этот костюм, эта благородная осанка и это осмысленное поведение? – продолжала расспрашивать графиня.
3
Тысяча и одна ночь в Москве
Унылый дождливый день поздней осени, свинцовое небо тяжелым грузом лежит на крышах домов и нескончаемыми струями хлещет землю, потоки желтой от глины воды текут по московским улицам, а ураганный ветер время от времени трясет и сгибает исполинские тополя перед слободой, точно березовые веники в русской бане. В теплых уютных покоях императрица Елизавета сидит у клавесина и скучая перебирает пальцами клавиши. Она уже в шестой раз сменила туалет, в десятый поколотила свою собаку и теперь с глубоким безразличием слушает болтовню графини Шуваловой о последних событиях и тайнах высшего света. Очаровательная маленькая гофдама во время этого неблагодарного занятия сидит на расшитой скамеечке у ног своей всесильной подруги и выглядит настолько вызывающе-радостной, что царицу это в конце концов начинает бесить.
– Ты чем-то, похоже, очень довольна, Лидвина, – начала она, резким диссонансом обрывая свою игру.
– Отчего же мне не быть довольной, ваше величество, – ответила маленькая благоразумная змея, – коль скоро вы так милостивы ко мне.
– А я вот счастлива только когда влюблена, – вздохнула Елизавета. Теперь графине сразу стала ясна причина дурного настроения монархини, которое она до этого момента объясняла отвратительной ненастной погодой. Ибо в конце концов всегда наставал день, когда прекрасная деспотиня оказывалась невлюбленной, когда, несмотря на могущество императорской власти и женские чары, совмещенные в ее персоне провидением, она чувствовала себя несчастной. За словами императрицы последовала небольшая пауза, во время которой две женщины пытливо смотрели друг на друга; затем Елизавета положила ладони на плечи своей фаворитки и промолвила:
– А правду говорят, что ты влюблена, Лидвина, влюблена в одного из своих холопов?
4
В логове заговорщиков
Никогда еще лейб-медик граф Лесток не был во время своего обычного врачебного утреннего визита принят так не дружелюбно, как на следующий день. Во всем облике Елизаветы сквозило крайнее возмущение министрами и генералами, но прежде всего своими собственными друзьями и приверженцами.
– Моим доверием злоупотребляют таким беспардонным образом, которому не может быть никакого оправдания, – воскликнула она, – я изо дня в день слышу, как мой народ доволен, как все действия правительства только на то и направлены, чтобы всемерно умножать его счастье, в то время как мои подданные посылают в мой адрес проклятия, которые, собственно говоря, должны предназначаться моим слугам. Как, находясь во дворце, куда не проникает голос народа, я должна узнавать, в чем он нуждается, если вместо того, чтобы добросовестно меня информировать и осведомлять, меня намеренно вводят в заблуждение. Вы называете себя моими друзьями, но на самом деле вы мои злейшие враги да к тому же и слепые идиоты, ибо даже не задумываетесь о том, что существуете только благодаря мне и рухнете вместе со мною!
– Я не очень понимаю, ваше величество, что вас так привело в такое состояние, – возразил Лесток, – однако если вы сомневаетесь в моей преданности, то вы просто неблагодарны.
– Это вы неблагодарны, как и все остальные, – перебила его Елизавета. – Или я недостаточно щедро одарила вас всех титулами, должностями и богатствами? Но вы в вашей презренной алчности ненасытны и продаете меня, вашу благодетельницу, продаете державу, которая всех вас кормит! Вы принимаете французские деньги, Бестужев – английские, кому же я могу теперь верить? О! Если бы только Господь послал мне человека, проникнутого честными намерениями по отношению ко мне и к России, тогда вы все меня бы узнали. Что вы можете возразить мне по поводу фактов, ставших причиной народного буйства, невольной свидетельницей которого я вчера оказалась?
– Исключительный случай, который ровным счетом ничего не доказывает, – увернулся находящийся всегда начеку дерзкий француз.
5
Пение сфер
Графиня Шувалова только что встала с постели и начала приводить в порядок волосы, когда в ее туалетную комнату неожиданно вошла царица.
– Ваше величество, вы приводите меня в отчаяние, – воскликнула маленькая резвая придворная дама, – я еще не одета и не причесана...
– Не беспокойтесь, пожалуйста, моя дорогая, – промолвила царица, опускаясь на табурет, – ваш упрек, если таковой есть в ваших словах, справедлив и заслужен мною. В такую рань дамам нашего положения визитов, как правило, не наносят, кроме, разумеется, осчастливленного поклонника, пользующегося привилегией любоваться богиней в неглиже. Действительно еще очень рано, однако сегодня мне особенно не терпелось повидаться с вами. Вы ведь единственный человек, которому я полностью доверяю. Знаете, моя дорогая, какой страшной опасности нам всем удалось избежать вчера?
– Понятия не имею...
– Мы бы все пропали, если бы я сама не открыла глаза на то, к чему оказались слепы мои министры вкупе с полицией, – принялась рассказывать императрица, – так вот, я раскрыла гнусный заговор и самолично арестовала виновных.
