Из дрожащих пальцев в очередной раз выпадает склеенное моей болью письмо. Рассыпаясь на тысячи крохотных кусочков, оно снова становится непригодно для чтения. Впрочем, я уже читал его. Тысячу раз. Я знаю его наизусть. И главное для меня это не прочесть, а именно склеить. Я нагибаюсь и хватаю с пола горсть рассыпавшихся бумажек. В ту же секунду они обращаются в сажу. В этом нет ничего удивительного. Письмо давным-давно сожжено.

Не удается смахнуть с твоей щеки пролившиеся год назад слезы. А бабочка, засушенная и приколотая иглою к красивой бархатной ткани, никак не желает взмахнуть крыльями и полететь. Каждый день я беру ее на ладонь и жду. Но она не двигается. В ее глазах ничего не меняется. Я вынимаю из ее сердца иглу, которой бедняжка приколота к бархату, но у меня не получается вынуть иглу, которая год назад вошла в ее сердце.