Осенью ее ломало. Брало и разламывало на несколько маленьких кусочков. Растирало в ладонях и просыпало вниз струящимся серебряным порошком. Я не всегда был рядом. Иногда я читал детские книжки про круглый кусочек теста, путешествующий по лесу, но для нее делал вид, будто сижу и курю траву. Как правило, все начиналось с хлопка ладоней. Стоило ему родиться, и появлялась дверь. Я никогда не ходил туда вместе с ней. Сейчас могут говорить что угодно, но я действительно лишь вылезал в открытое окно, когда происходило то, о чем многие догадываются и без слов. Она всегда смеялась, когда я ударялся коленками об стол. Но впрочем, не в этом дело. Руки ее стали покрываться глиной, и, ей-ей, я был первым, кто это увидел. Тогда я схватил топор и хотел было… прорубить вход в ее тайную дверь, но она исчезла прежде, чем это случилось. Примерно в то же время я начал слышать звук скрипки, прилетавший ко мне с юго-востока. Она все время ждала и ждала его. А я искренне надеялся, что он не придет. А когда он пришел, я расплакался. Все мои ночные кошмары с тех пор стали считать меня мужественным. Ну, а коли уж вам все ясно, то не смею вас более задерживать. Только туда не ходите. Ок?