Да, черт подери, в лыжных ботинках! В черных таких, уродливых, сделанных еще в СССР. Переодеться я, конечно, переоделся, но хозяин на меня так орал, что я машинально обулся опять в рабочие лыжные ботинки. А свои цивильные полусапожки я забыл в залитой квартире. Рабочую спецовку машинально запихнул в сумку, а полусапожки фирмы «Белвест» остались стоять, скорее всего, в углу пустой прихожей.

Впрочем, обо всем по порядку. Сначала о себе. Меня зовут Игорь, фамилия у меня невзрачная – Михайлов, отчество – Александрович. Когда-то я закончил, и неплохо, биофак МГУ. По профессии я – вы только не смейтесь – ботаник. Хотя можете смеяться, если угодно. Но в то, что смех продлевает жизнь, – не верьте, очень вас прошу. Жизнь способна продлить лишь тихое, размеренное бытие, как у большинства из вас, господа и дамы...

Впрочем, я отвлекся. Вернемся к профессии. Итак, я – ботаник. Я вполне удачно соответствовал диплому до тех пор, пока страна не рванула напролом из чащобы социализма в свободные капиталистические прерии. В пампасы, если угодно. И вновь стал злободневным лозунг: лес рубят – щепки летят. И я, разумеется, оказался той самой щепкой, никому не нужной. К тому времени уже женатый, но, слава богу, бездетный. Жене повезло больше – она как занималась переводами, так и переводит по сию пору с английского, немецкого или итальянского. Мне же пришлось менять профессию, я занялся ремонтом квартир.

В то злополучное утро меня разбудил хозяин очередной почти отремонтированной квартиры. Позвонил сразу же, как только ему самому дозвонились соседи снизу. Пока я вылизывал его новоприобретенные апартаменты в тихом центре, хозяин сибаритствовал в загородном коттедже, однако с соседями по новому городскому адресу (в том числе и с соседями этажом ниже) уже был знаком и визитками с ними обменялся. Случилось страшное – в почти отремонтированной мною квартире под утро сорвало вентиль отопительной батареи. Горячая вода хлынула на недавно выложенный паркет, протекла в гостиную к нижним соседям и загубила у них к чертовой матери дорогущую панель плазменного телевизора.

Разумеется, разбуженный работодателем, я примчался на объект быстрее ветра. Быстрее, чем хозяин квартиры из своего Подмосковья. Ключи от апартаментов у меня, само собой, были, я вбежал в квартиру, переоделся в рабочее, переобулся в лыжные ботинки и по мокрому, изувеченному паркету пошел смотреть вентиль. Сами понимаете, вода уже не хлестала – пострадавшие нижние соседи (прежде, чем с хозяином) связались с местным дежурным сантехником, который перекрыл весь стояк.

Забрызганные грязью «Жигули» девятой модели свернули на тихую, узкую улочку. Справа и слева возвышались мрачные административные здания, лишенные каких бы то ни было архитектурных излишеств. Громоздкие коробки грязно-желтых и блекло-серых тонов с узкими проемами мертвых окон. Выходной день, каменные рукотворные глыбы, изъеденные сетью казенных коридоров, пусты, и улица напоминает тропу в безжизненном горном ущелье.

– Ты не помнишь, какой номер дома он назвал? – спросила Ира, сбрасывая скорость до минимума.

– Дом восемь... Вон, восьмерка на стене. Видишь?

– Где?

– Вон, впереди. Видишь, машины рядом припаркованы, на стене восьмерка намалевана, а чуть дальше фонарики возле входа.

В понедельник Игорь проснулся в шесть утра. Чмокнул спящую супругу, вылез из-под одеяла. Голышом, лишь с бинтом на левом предплечье, прошагал на кухню, зажег газ, поставил чайник на огонь. Заглянул в ванную, почистил зубы, накинул на плечи домашний халат и, вернувшись на кухню, приготовил себе крепкий растворимый кофе без сахара.

Звонок в дверь раздался ровно в семь тридцать, секунда в секунду. Михайлов открыл запоры, предварительно заглянув в дверной глазок. Двое мужчин. Средних лет, строгие, подтянутые, одетые скромно и аккуратно.

– Игорь Александрович Михайлов? – спросил плечистый мужчина с серыми выразительными глазами под густыми сросшимися на переносице бровями.

– Да, это я, – кивнул Игорь.

– Меня зовут Артур, моего коллегу Анатолий. Мы от Зусова, Ивана Андреича.

Смеркалось. День выдался солнечным, по-настоящему весенним. Под стать дню и вечер баловал москвичей теплом и безветрием. Раскисший на солнышке сотрудник ГИБДД благодушно махнул полосатой палкой водителю автомобиля-танка породы джип, что припарковался в неположенном месте. Отмашка означала: «Хрен с тобой, возбухать не стану, но и ты не борзей, высади пассажиров и езжай с богом».

Из танкообразного джипа вышли двое пассажиров – молодая, симпатичная женщина и крутой господин с модным саквояжем в правой руке. Левая рука его болталась на черной шелковой перевязи. Дорогое, фасонистое пальто раненый небрежно накинул на плечи, как накидку. Во время ходьбы у господина елозил по шее воротничок безукоризненно отглаженной рубашки, и то и дело поблескивала золотая булавка в галстуке. «Рыжье» блистало и на запястье травмированной руки, и на мизинце здоровой конечности. Господин шагал к зданию вокзала, не обращая внимания на лужи под каблуками полуботинок крокодиловой кожи. Он держал спину прямо, двигался решительно с едва заметной ленцой, смотрел перед собой взглядом хозяина, привыкшего, чтобы ему уступали дорогу. Его научили выглядеть человеком, как бы постоянно сдерживающим внутреннюю агрессию. Научили привычно выхватывать пистолет из подмышечной кобуры или одно из удостоверений во внутреннем кармане пиджака, которое для многих страшнее любого пистолета. В случае чего он мог напасть на наглеца, вздумавшего испытать его крутость, он научился бить кончиками пальцев по глазам, ему объяснили, что бить нужно всегда первым. Он хорошо усвоил и этот, и многие другие уроки. Он понял, впитал в себя, уяснил накрепко горькую истину, высказанную спецом по рукопашному бою дядей Юрой: «Ты, гражданин, в сущности, полное фуфло. Запомни, ты – понтярщик. Чем лучше будешь понтоваться, тем дольше протянешь. Старайся». И он старался, как мог, пыжился изо всех сил.

В здании вокзала молоденький прыщавый рядовой милиции украдкой ткнул в плечо более опытного напарника-сержанта и указал корявым пальцем на марширующего по пыльному вокзальному мрамору Самурая. Сержант оценил взглядом мужчину с раненой рукой, его прикид в баксах, золото, походку и поспешно отвел глаза. Рядовой не унимался, уж очень хотелось прыщавому юноше проверить у подозрительно обеспеченного господина документы. Сержант осадил прыть начинающего мусора длинной и витиеватой матерной фразой, в свою очередь, показал пальцем на пеструю стайку цыганок, мол, айда, лучше у этих спросим паспорта, авось и разживемся парой червонцев, а на крутого мэна с лялькой наезжать себе дороже обойдется.

Снующая по перрону публика, не сговариваясь, расступилась, давая Игорю возможность спокойно идти по прямой. Южане с тюками и чемоданами уважительно на него поглядывали, бомжи-алкаши не решались приставать, клянчить недостающий на бутылку рубль, а гости столицы из среднерусской полосы откровенно таращились, дивясь столичному буржую.

– Ты производишь впечатление на народ, Игорек.

В Никоновск поезд приходил на рассвете. Стоянка две минуты. Значительный транспортный узел, коим являлся городок Никоновск, пассажирские поезда не примечали длительными остановками. Странным образом маршруты движения грузов не совпадали с маршрутами людскими.

Задолго до того, как проводник, постучавшись в дверь купе Игоря и Жени, прокричал из коридора: «Через пять минут Никоновск», за окошком туманный среднерусский предрассветный пейзаж – поля, деревеньки, лесочки – сменился панорамой бесконечного чередования заборов, складских построек, запасных путей и великого множества товарных вагонов. В предрассветной дымке совершенно не видно было самого города, будто его и не было вовсе. Лишь на подъезде к платформе возле неказистого одноэтажного здания с циферблатом часов на фасаде и транспарантом: «Никоновск-пассажирский», мелькнул вдалеке город, блеснули в лучах рассвета остроконечные алюминиевые крыши приземистых «частных» домов и окна пятиэтажек, полыхнули золотом церковные купола.

Пассажиров в Никоновске сходило мало. Вагон СВ, кроме Игоря и Жени, вообще более никто не покинул. Все еще спали, когда пара из девятого купе пробиралась по узкому коридору в тамбур. Первым двигался Игорь со своим саквояжем, за ним Евгения. На плече у девушки болталась совсем не женская дорожная сумка, плохо гармонирующая с дорогим брючным костюмом. Сумка через плечо – чтоб руки оставались свободными, чтоб ловчее, в случае чего, выхватить спрятавшийся под жакетом «ПМ» в кобуре-босоножке. А под блузкой у Жени модифицированный к женской фигуре бронежилет. Ее эластичные брючки, что называется, «тянутся» – ножка запросто, без всякого стеснения одеждой, может взлететь вверх, и шнурованная туфелька на низком, устойчивом каблуке при желании легко достанет до виска двухметрового баскетболиста. Про особенности своей одежды, продиктованные профессиональной целесообразностью, Евгения, как бы между прочим, поведала вчера вечером Игорю. Они, Игорь и Женя, проговорили полночи. Вторую половину Михайлов спал, а Женя читала и, то и дело отрываясь от книги, бдительно прислушивалась к шумам в коридоре.

Евгения, ступив на платформу, поправила лямку сумки на плече, достала из кармана жакета темные очки, надела их на переносицу. Игорь топтался рядом, вертел головой по сторонам. Девушка проинструктировала – «как выйдем, стой и не дергайся, жди встречающих».

– Жень, на фига тебе «черные очки»? – зевнув, спросил Игорь. – Солнце только-только появилось, к чему глаза под стеклами прятать?