Познакомившись с немцами поближе, даже самые убежденные ксенофобы могут изменить свое отношение к ним. Немцы, воспринимаемые многими как нация роботов с квадратными челюстями, чья речь звучит подобно реву водопроводных труб, чьим автомобилям нет равных в мире, а футбольным командам не ведомы поражения, поначалу кажутся неприступными.

Но это чисто внешняя сторона, за фасадом которой скрывается нация, раздираемая сомнениями относительно своего настоящего, будущего и даже того, как ей удалось добиться подобного прогресса. Стремясь уйти от неурядиц, преследующих этот мир, немцы, с одной стороны, уповают на незыблемый порядок и систему, то есть на Государство и Федеральный банк (Bundesbank), а, с другой стороны, видят свое спасение в вере, психоанализе и духовности.

Но это не должно вызывать усмешку; юмор – особая категория, требующая серьезного к себе отношения.

Немцы убеждены, что жизнь делится на две части: публичную и частную. Публичная включает в себя работу, политику, бизнес, бюрократию и разительно отличается от частной, к которой относятся семья, друзья, хобби и отдых. Что уместно в одной ипостаси, недопустимо в другой. На людях показная благопристойность, дома – всевозможные чудачества.

Если вы иностранец, то, как правило, видите немцев в их общественном проявлении и никогда в личном. Этим, отчасти, и объясняется репутация немцев за границей: сплошные пиво и сосиски.

Большинство немцев преклоняется перед англичанами и с давних времен страдает от неразделенной любви к ним. Для жителей Германии Англия во все времена была непререкаемым авторитетом, образцом поразительных достижений в политической, социальной, промышленной и технологической областях. Немцы считают англичан прекрасными и совершенно безобидными людьми. Почти как немцы.

Американцы вызывают у немцев восхищение своим (не немецким!) беспечным прагматизмом и раздражают своей совершенно не немецкой несерьезностью. Соединенные Штаты видятся немцам чем-то вроде директора школы наций, и они испытывают к этой стране если не любовь, то несомненное уважение. Немцы обожествляют власть. Их любимая присказка: «кто умеет подчиняться, тот и сам может стать господином».

С итальянцами немцев связывает полное взаимопонимание, поскольку в их истории есть много общего. Эта глубокая и прочная дружба скреплена войнами, вторжениями и прочими разнообразными формами туризма. Немцы по достоинству оценили сокровища итальянского искусства, итальянскую кухню и пляжи.

Что касается Франции, немцы восхищаются ее утонченной цивилизацией и сожалеют о ее плебейской культуре. Французы, возможно, и жизнерадостнее немцев, зато немцы обладают большей духовностью. Несмотря ни на что, франкофилия широко распространена среди немцев, особенно в районах, пограничных с Францией.

Подобно ребенку, тоскливо взирающему поверх забора, отделяющего сад от улицы, немцы завидуют жителям Средиземноморья, свободе их отношений, древним культурным традициям, теплому климату. Но только тогда, когда они находятся на отдыхе.

Вообще-то немец считает себя скромным и довольно заурядным человеком. Дайте ему пиво, колбасу, немного уюта (Gemutlichkeit) и другого немца, с которым можно было бы поспорить о политике или пожаловаться на жизненные неурядицы, и он будет доволен. Немцев нельзя назвать жадными, они не рассчитывают получить что-то задарма и исправно платят налоги. Простой, честный народ (Volk).

Немцы любят помечтать, и считают себя романтиками. Не такими витиевато-цветистыми и приторно-сусальными, как жители Средиземноморья, а яростно-гениальными.

В каждом немце есть что-то от неистового Бетховена, парящего над лесами и оплакивающего закат солнца в горах, преодолевающего бесчисленные удары судьбы, пытаясь выразить невыразимое. Это Великая Немецкая Душа, которая заявляет о себе везде, где только речь заходит об Искусстве, Чувствах и Истине.

На самом деле вовсе не немцы стали родоначальниками Романтизма (хотя они искренне убеждены в том, что это были они), но именно немцы наполнили его философским содержанием.

Немцы считают себя высокообразованной нацией. Вопреки распространенному мнению, они не знают всего, просто они знают все лучше других.

До 1990 года вся Западная Германия была одержима идеей воссоединения обеих Германий. Как, вопрошали немцы себя и других, мы можем ощущать себя нацией, когда великий Немецкий Дух (Geist) разделен бетонной стеной?

Все сходились на том, что объединение является исторической необходимостью. Но до этого еще никому не приходилось достигать согласия в обществе, сцементированном жаждой потребительства, а не едиными идеологическими установками. Теперь же, когда объединение стало свершившимся фактом, западных немцев одолевают сомнения.

Все «весси» (бывшие западные немцы) знают, что все «осси» (бывшие восточные немцы) лентяи и кляузники. Все «осси» знают, что все «весси» циники и обманщики. И так было всегда.

Воссоединение двух народов дается нелегко, особенно когда один из них (выражаясь языком торговцев недвижимостью) «нуждается в уходе» и имеет множество «временных наслоений» и «оригинальных деталей». Чтобы владеть ситуацией, немцы создали на территории бывшей ГДР «Ведомство по опеке над государственным имуществом» (Treuhand), которое сразу же превратилось в крупнейшего в мире предпринимателя, контролирующего 9.000 компаний, около двух миллионов гектаров земельных и двух миллионов гектаров лесных угодий. Оно должно было приватизировать все, что подлежало приватизации, и закрыть все остальное.

Нет нужды говорить, что деятельность «Ведомства» казалась восточным немцам чрезвычайно подозрительной, поскольку все их национальное достояние прямо на глазах распродавалось по бросовым ценам, а сами они превращались в граждан второго сорта.

Чувства, которые немцы вызывают у других народов, колеблются между страхом и восхищением – о немцах говорят: «Протяни им палец, откусят руку».

Немцев считают умелыми, хладнокровными, высокомерными и деспотичными, но зато превосходными финансистами и предпринимателями.

Англичане всегда были высокого мнения о немецкой деловитости и педантичности, искренне полагая, что из всех европейцев немцы больше всего похожи на них. Источником этого приятного заблуждения служит то обстоятельство, что многие немцы владели британской короной или занимали высокое положение при дворе.

Французы смотрят на немцев с подозрением и некоторой долей отвращения, и стремятся свести общение с ними до минимума. Итальянцы ошарашены врожденной способностью немцев получать все необходимое без особых усилий, но считают их ограниченными.

Что до австрийцев, то, по их мнению, хорош тот немец, который находится от них подальше, желательно по ту сторону Атлантики.

Немцы относятся к жизни с невероятной серьезностью (Ernsthaft). За пределами Берлина даже юмор не воспринимается как что-то смешное, и если вам придет в голову пошутить, то сначала получите на это письменное разрешение.

Немцы весьма неодобрительно относятся к любым проявлениям легкомыслия, всяким случайностям и неожиданностям. В их языке отсутствует такое понятие, как светлая грусть, поскольку его никак не назовешь серьезным. Само предположение о том, что замечательные идеи могут возникать спонтанно и высказываться людьми, не обладающими соответствующей квалификацией, невозможно и к тому же крайне нежелательно. В конечном счете, немцы скорее готовы отказаться от толкового изобретения, чем свыкнуться с мыслью, что творчество – во многом стихийный и неуправляемый процесс.

Именно потому, что они воспринимают жизнь со всей серьезностью, немцы так привержены правилам. Шиллер писал, что «покорность есть первейший долг», и ни один немец не позволит себе в этом усомниться. Это полностью соответствует их представлениям о долге и порядке. Поэтому немцы предпочитают не нарушать даже те правила, которые сильно осложняют им жизнь, руководствуясь принципом, что все, что не разрешено – запрещено. Если курить или ходить по траве разрешено, вас уведомит об этом специальная табличка.

Что касается профессиональной стороны жизни, то стремление относиться ко всему серьезно означает, что вы не можете позволить себе круто изменить жизнь, бросить, например, работу бухгалтера или инженера-компьютерщика и стать вольным хлеборобом или заняться ароматерапией. Подобные мысли следует безжалостно гнать как несерьезные и сомнительные.

Немцы гордятся своей работоспособностью, организованностью, дисциплиной, опрятностью и пунктуальностью. Ведь из этого складывается порядок (Ordnung), который вмещает в себя не только такие понятия как чистоплотность, но и корректность, пристойность, предназначение и множество других замечательных вещей. Ни одна фраза не греет так сердце немца, как: «alles in Ordnung», означающая, что все в порядке, все так, как и должно быть. Категорический императив, который чтит каждый немец, звучит так: «Ordnung muss sein», – что означает: «Порядок превыше всего».

Если что немцам и нравится, так это труд. Он – основа основ. Поломка автомобиля или стиральной машины через полгода после их покупки воспринимается немцем не просто как неприятность, а как нарушение общественного договора.

Попадая за рубеж, немцы изумляются при виде прокопченных зданий, замусоренных улиц, немытых автомобилей. Подолгу ожидая поезда в лондонском метро, они недоумевают, как могут эти сумасшедшие англичане мириться с подобным положением дел вместо того, чтобы устроить все должным образом. И все у этих британцев какое-то сомнительное: и язык со всякими подвохами, и фанаты, которые скандируют имена кумиров, подражая крикам пернатых, и названия городов, которые никак толком не запомнишь.

У себя дома немцы гораздо лучше справляются с подобными вещами. Слова могут быть такими же сложными и выговариваться гортанно, но зато никаких подвохов с произношением – как слышишь, так и пишешь. Улицы чистые, дома свежевыкрашенные, мусор там, где ему и положено быть – в мусорных баках. В общем, полный «орднунг».

Если сказать немцу что-то вроде «от добра добра не ищут» или «готовая вещь в починке не нуждается», он решит, что или вы иностранец, или вам нужна помощь психиатра.

Общеизвестно, что в Германии, прежде чем браться за дело, следует расставить все по своим местам: хорошее отделить от плохого, необходимое от ненужного, случайного. Все, что принадлежит тебе, должно быть четко отделено от того, что принадлежит мне; общественное следует оградить от попыток смешения его с частным, истинное любой ценой необходимо распознать, чтобы не спутать его с фальшивым. Следует выработать четкое определение для слов, принадлежащих к мужскому и женскому родам (хотя в немецком языке слово «немцы» среднего рода), и так далее и тому подобное.

Только после того, как все будет разложено по своим местам, можно с чистой совестью сказать, что все в порядке. Это и есть знаменитый «категорический императив» – понятие, введенное Кантом, поскольку он не мог смириться с отсутствием порядка в мировом устройстве.

Кант решился на то, на что не мог решиться ни один немец до него: придать всему определенность, разбив на отдельные категории. Он славился тем, что доводил друзей до белого каления своей страстью разделять все на группы и подгруппы. Каждый том его библиотеки выделялся в особый раздел и хранился отдельно, чтобы ни одна случайная книга не нарушила эту продуманную систему. Он пошел еще дальше, вынашивая грандиозный план, согласно которому все его книги должны были быть разрезаны на куски и обработаны таким образом, чтобы слова, их составляющие, можно было разбирать и снова собирать – тома внутри аккуратно размечены «это…», «и это…» и т.д. Однако он так и не завершил свой грандиозный шедевр воплощенного порядка.

Современные немцы не настолько радикальны в своих устремлениях, но лишь по той причине, что подобные крайности давно считаются отличительными признаками «психов» – термин, которым обозначают экстремистов и тех немногих, которые разделяют их взгляды.

А теперь давайте представим, что в том райском саду, который зовется Германией, заводится змей: сомнение. Немцы раздираемы сомнениями и постоянно стараются предотвратить наступление хаоса. Они не умеют отмахиваться от своих сомнений или топить неприятности в кружке пива и веселии.

Трогательная вера иных народов в то, что «утро вечера мудренее» или «все перемелется», не для немцев. Скорее наоборот, немцы убеждены, что сомнения и тревога охватывают тем сильнее, чем больше о них думаешь. Они искренне недоумевают, почему мир до сих пор еще не провалился в тартарары, и абсолютно убеждены в том, что это случится в самом ближайшем будущем.

Несомненно, Германия – страна, где правит Страх (Angst).

Говорят, что результатом такого всеобъемлющего страха бывает нежелание что-либо предпринимать, но когда нужно действовать, немцы кидаются в атаку.

Именно страх движет немцами в их стремлении все упорядочить, отрегулировать, проконтролировать снова и снова, проследить, застраховать, проверить, задокументировать. В душе они уверены, что необходимо обладать высочайшим интеллектом, чтобы по-настоящему осознать, как на самом деле опасна жизнь.

Нигде стремление немцев добиваться желаемого не проявляется так явно, как во время отпуска на море. На самых разных побережьях за ними укрепилась дурная слава из-за той бешеной энергии, которую они развивают при обживании лучших мировых пляжей.

Как бы рано вы ни появились на пляже, немцы все равно окажутся там раньше вас. Остается загадкой, как им это удается, если учесть, что они кутят в барах и тавернах далеко за полночь и наравне со всеми.

Заняв береговой плацдарм, немцы немедленно начинают окапываться и воздвигать укрепления. Можно смело утверждать, что немцы оккупируют пляжи, ведь вся территория покрывается громадными, увенчанными флагами замками из песка – по одному на семью – высотой в несколько футов с украшениями из морских ракушек и выброшенных на берег морских звезд.

В отличие от других, немцы предпочитают пребывать внутри своих творений, которые, ко всему прочему, служат еще и знаком того, что место занято. Часто эти сооружения громоздятся так близко друг к другу, что просто не остается свободного места для прохода. В крайнем случае всем не немцам приходится располагаться прямо на голых камнях, так как немцы забирают весь пляжный песок для строительства своих крепостей.