Утопию надо толковать расширительно: это не только общественный идеализм, это желание жить. Глубоко осознанное желание в отличие от желания биологического. Где кончается реализм, где начинается утопия - никто не знает и знать не должен. Мысль как таковая не дает для этого никаких оснований.

Без утопии не было бы и всего того, что мы называем идеями, идейностью и духовностью. Утопии различаются между собой не столько идеями - все они возникают, как правило, из идей высоких и высочайших, - сколько теми средствами, которые утопист принимает для достижения своих целей: насильственные эти средства или ненасильственные.

Нет ничего более сомнительного, чем, во-первых, глобальная, а во-вторых, насильственная утопия, но сомнения утопии как раз не свойственны, они для нее разрушительны.

С другой стороны, утопия без малейших сомнений - это зло мира.

Идея в сомнениях, и она же несомненная, - в этом пункте было сосредоточено творчество Достоевского, но здесь же со всей очевидностью возник Ленин.