* Президента Елкина поставили в ведро с водой, украсили хлопушками и баранками, дали в лапу свечку, нацепили на лоб звезду. Воры всех мастей водят хоровод и поют: “Спи елочка, бай-бай”.

Мы видели кабинеты русских царей, строгие, деловые, откуда монархи управляли империей, приращивали земли, гасили мятежи, закладывали новые поколения морских броненосцев, реформировали финансы и армию. Видели кабинет Ленина в Кремле, тесный, как келья, заваленный декретами, книгами, с аппаратом Морзе, откуда пролетарский вождь посылал дивизии на фронты гражданской войны, управлял потоками угля и хлеба для замерзающих городов, утверждал ГОЭЛРО, принимал известных на весь мир писателей и ученых. Мы видели кремлевский кабинет Сталина, строгий и чопорный, с зеленой лампой на дубовом столе, откуда денно и нощно неслись приказы, строилась индустрия, взращивались города и заводы, выигрывалась величайшая война, и в туманной зимней ночи недремлющим оком желтело окно в Сталинском кабинете.

И вот мы видим новый, отстроенный Ельциным кабинет, огромный, высеченный из глыбы разноцветного льда. Повсюду золото, малахит, инкрустированный паркет, ни бумаг, ни книг, — блистательная мертвечина, усыпальница, саркофаг, где похоронено великое государство.

Сразу же за пределами этого роскошного неодушевленного кабинета начинается зона беды и смерти. Мерзнут на улицах скрюченные детишки-попрошайки. Колются в подворотнях синюшные наркоманы. Воет метель в разбитые стекла заводов, где под сугробами ржавеют станки и конвейеры. И вздыхает в чистом поле в палатках выведенный из Чечни гарнизон. Падают самолеты, тонут корабли, взрываются нефтепроводы. Ворье, как тараканы, бежит по России, растаскивая остатки металлов, алмазов и нефти. Уездные воеводы ставят таможни на границах своих вотчин, чеканят свою монету, собирают свои маленькие хищные армии. Русские рабы сидят в невольничьих ямах, и охранник в папахе сталкивает им вниз гнилую свеклу. Чужие разведчики шныряют по русским штабам. Качается в петле самоубийца-ученый. В роскошном, мраморном, как римская баня, кабинете одиноко, весь в инее, сидит истукан, тупо смотрит на молчащий с перерезанным шнуром телефон…

Братья, люди русские, кто бы вы ни были — землепашцы среди дремлющих, усыпанных снегом нив, или священники, возносящие мольбы Господу, шахтеры, почерневшие на всю остальную жизнь от своих подземных трудов, или челноки, летящие за море за куском нелегкого хлеба, офицеры, не сдавшиеся под Аргуном и Гудермесом, или поэты среди нищих своих жилищ, сберегающие русское слово! Как бы тяжко и невыносимо вам ни было — с Новый годом! Не поддадимся унынию! Не опустим рук! Не откроем сердце неверию! Не остынем в любви к нашей милой измученной Родине!

К тридцати миллионам, что проголосовали минувшим летом за Зюганова, прибавим еще десяток. К двадцати избранным губернаторам-патриотам добавим столько же. Крепче подружимся с Лукашенко. Плюнем на Рыбкина. Выдавим с телевидения трехглавую кобру — Сванидзе, Киселева, Доренко. Проведем прокурорскую проверку ЛОГОВАЗа и “Мост-банка”. Выкинем в форточку договор с Международным валютным фондом. Запретим Церетели ставить в Москве свои чудовища. И Бог даст, въедет, наконец, в кремлевский рабочий кабинет нормальный здоровый мужик. Завалит кабинет книгами, документами, разгонит всю рыжеволосую, крючконосую челядь. Запустит моторы на остановленных заводах. Сошьет крепкой дратвой распоротые лоскуты государства. Двинет на высшие посты — в армию, индустрию, культуру — деятельных, любящих Россию людей. И под Новый год — не в этот, так в следующий, мы услышим не сиплый хрип выброшенного на берег кита, а крепкий мужицкий рокот приветствия. Увидим не белую, обсыпанную мукой маску истукана, а живое, веселое с блестящими глазами лицо. Откликаясь на его поздравления, скажем друг другу: “С Новым годом, друзья-товарищи! С новым счастьем!”