После Второй мировой войны начался величайший перелом в социальной эволюции человечества. В основных чертах он завершился к концу XX столетия. Уже завершился! Человечество уже вступило в качественно новое социальное состояние. Процесс жизни человечества уже протекает в качественно новом эволюционном направлении. Сущность этого перелома еще не понята на уровне некоей объективной науки. Такое понимание еще даже не началось. Было бы по меньшей мере наивно принимать за попытки такого понимания беспомощный лепет социологов о «постиндустриальном» и «информационном» обществе и бредовые сочинения футурологов, неизмеримо превосходящие по интеллектуальному убожеству и явной глупости сочинения специалистов по «научному коммунизму» недавнего прошлого, когда коммунизм воспринимался как реальная угроза стать «светлым будущим человечества».

Я употребляю выражение «социальный перелом» или «эволюционный перелом» (для краткости – просто «перелом»), а не «революция» по следующим соображениям. Во-первых, речь идет о явлении такого огромного масштаба и значения, что слово «революция» тут кажется слишком слабым и односторонним. Этот перелом охватывает все аспекты жизни человечества и в каждом из них включает в себя десятки и сотни разнообразных революций. Он не имеет себе равных в истории человечества. Даже эволюционный перелом, который растянулся на несколько столетий и в результате которого возникли человеческие объединения типа современных обществ («национальных государств»), не идет ни в какое сравнение с ним. Во-вторых, со словом «революция» («социальная революция») ассоциируется какой-то переворот. А тут, если взять процесс в целом, имело место нечто иное, более общее и глубокое, – возникновение качественно новой, более высокой ступени в эволюции социальной материи.

Есть много препятствий на пути познания сущности перелома, о котором идет речь. Это не так-то просто сделать даже при самых благоприятных условиях. Для этого нужно время. Нужны усилия многих профессионально подготовленных исследователей. А главное препятствие – всеобщее состояние умов людей, вовлеченных в происходящий эволюционный процесс, привычные социальные концепции, бесчисленные предрассудки и мощнейший поток дезинформации, обрушивающийся на сознание людей из современных средств массовой информации и культуры. К тому же сам перелом вступил в противоречие с достижениями западноевропейской цивилизации, которые считались и до сих пор еще признаются величайшими достижениями прогресса человечества, так что познание сущности перелома становится одним из сильнейших табу современности.

Об этом переломе я писал в целом ряде работ, в их числе – в книгах «Запад» («Западнизм»), «Русский эксперимент» и «Глобальный человейник». В этом очерке я излагаю краткое резюме моих размышлений на эту тему.

Рассматриваемый эволюционный перелом произошел не в некоем абстрактном человечестве вообще, а прежде всего в конкретном западном мире (на Западе). На прочее человечество он распространился как мировая активность Запада. Что такое современный Запад, какова его фактическая социальная структура, какими чертами он характеризуется как целое, какова его фактическая роль в современном человечестве и каким мне представляется его будущее – эти проблемы займут наше внимание в последующем изложении.

Современный Запад не есть всего лишь сумма стран США, Англии, Германии, Франции и других подобных им в социальном отношении западных обществ («национальных государств»). Это есть социальное образование более сложное и более высокого уровня социальной организации. Оно включает в себя в качестве основы и структурных компонентов упомянутые «национальные государства» западного мира, но не сводится к ним. Оно является молодым с исторической точки зрения человеческим объединением: оно начало складываться после Второй мировой войны и еще находится в состоянии формирования. Оно не есть идиллически гармоничное целое братство народов. Формирование его происходит в острой борьбе в самых различных измерениях бытия. Внутри его имеют место конфликты и дезинтеграционные тенденции. Однако интеграционный процесс доминирует, и «национальные государства» все более и более утрачивают автономию и суверенитет.

Как назвать это человеческое объединение, дабы избежать терминологических споров, затемняющих суть проблем? А такие споры часто возникали, когда я употреблял слово «Запад». Мои оппоненты, которые не хотели видеть факт существования такого социального явления, утверждали, будто никакого Запада как целостного социального объединения нет, а есть лишь множество разрозненных стран, условно объединяемых словом «Запад». Они при этом игнорировали очевидные факты объединения стран Западной Европы, присутствия США в Европе и американизации европейских стран, НАТО, совместные действия стран западного мира после Второй мировой войны, бесчисленные наднациональные предприятия и организации и т. п. Социальный феномен, объединяющий страны и народы западного мира в единое целое, уже существует как объективная реальность. И для ориентировочного обозначения его выражение «западный мир» или слово «Запад» вполне достаточны. Тем более они в широком словесном обиходе употребляются именно в таком смысле.

Современный Запад сложился на основе западноевропейской цивилизации. Слово «цивилизация» является многосмысленным, как вообще вся фундаментальная терминология сферы социальных явлений. Ниже я изложу мое понимание цивилизации. Но предварительно уточню ряд других понятий.

Человейником я называю объединение людей, обладающее следующим комплексом признаков. Члены человейника живут совместно исторической жизнью, то есть из поколения в поколение, воспроизводя себе подобных людей. Они живут как целое, вступая в регулярные связи с другими членами человейника. Между ними имеет место разделение функций, они занимают в человейнике различные позиции. Причем эти различия лишь отчасти наследуются биологически (различие полов и возрастов), а главным образом они приобретаются в результате условий человейника. Члены человейника совместными усилиями обеспечивают самосохранение человейника. Человейник занимает и использует определенное пространство (территорию), обладает относительной автономией в своей внутренней жизни, производит или добывает средства существования, защищает себя от внешних явлений, угрожающих его существованию. Он обладает внутренней идентификацией, то есть его члены осознают себя в качестве таковых, а другие его члены признают их в качестве своих. Он обладает также внешней идентификацией, то есть люди, не принадлежащие к нему, но как-то сталкивающиеся с ним, признают его в качестве объединения, к которому они не принадлежат, а члены человейника осознают их как чужих.

Во всяком человейнике надо различать материал (вещество, материю) и его организацию. Материал человейника образуют люди и все то, что создается и используется ими для поддержания их жизни, – орудия труда, жилища, одежда, средства транспорта, технические сооружения, домашние животные, культурные растения и прочие материальные предметы. Назовем это материальной культурой.

Социальной организацией человейника я называю то в его организации, что в ней складывается исключительно в силу объективных социальных законов. Это – система власти и управления, органы внутреннего порядка, хозяйственная сфера, система воспитания и обучения, религиозные учения и учреждения и т. д. Эти компоненты социальной организации как единое целое образуют «базис» (основу) человейника, а не какой-то из них по отдельности.

Самым фундаментальным фактором социальной организации человейника является следующий закон. Человейник состоит из людей. Человек обладает телом и органом управления телом – мозгом и нервной системой. Чтобы объединение из нескольких человек могло существовать и действовать как единое целое, в нем должен образоваться управляющий орган. Это происходит так, что какая-то часть членов объединения (один человек или более) берет на себя функции органа управления объединением, – происходит разделение членов объединения на управляющих и управляемых, на власть и подвластных. Этот закон сохраняет силу для всех человейников, начиная от примитивных (одноклеточных) из небольшого числа людей и кончая человейниками из десятков и сотен миллионов человек, а в наше время – глобальными человейниками вплоть до тенденции к объединению всего человечества в один человейник из нескольких миллиардов человек.

Система власти и управления человейника (управляющий орган) зависит от человеческого материала и материальной культуры человейника. Но определяющая роль тут принадлежит специфическим законам самой этой системы. Эти законы не определяются ничем другим, кроме необходимости управления человейником как единым целым. В отношении объективных законов явлений бытия вообще логически бессмысленно говорить о их причинах или определяющих их факторах.

Общество образуется тогда, когда в каком-то ограниченном пространстве скапливается достаточно большое число людей и вынуждается на постоянную совместную жизнь в течение многих поколений не в силу родственных отношений (хотя они не исключаются), как это имеет место в предобществах, а по каким-то другим причинам. Например, это может быть скопление в одном регионе множества разноплеменных людей для защиты от врагов или в силу природных условий. Эти люди по крайней мере в значительной части являются чужими друг другу, а то и вообще враждебными, как это имеет место, например, при завоевании одних человейников другими. Среди людей в рассматриваемом скоплении могут быть и связанные родственными узами, что очевидно, поскольку тут имеются и образуются семьи. Но в данных условиях чуждость людей друг другу приобретает решающее значение. Для общества необходим некоторый минимум людей, не связанных родственными отношениями, хотя бы для того, чтобы родственные связи утратили прежнее значение.

Скопление людей, образующих общество, состоит не непосредственно из отдельных людей. Это не толпа. Оно состоит из множества устойчивых групп. Эти группы сравнительно невелики по размерам. Если даже какие-то из них состоят из родственников (небольшая семья, например), основу их образуют не родственные связи, а интересы какого-то общего (совместного) дела. Они до известной степени автономны в своей жизнедеятельности. Каждая из них имеет свои частные интересы. Последние могут совпадать для некоторых из них, могут различаться для других и быть даже противоположными, могут совпадать в одних отношениях и различаться в других. Но всем им свойственно одно общее: эти частные интересы различных групп могут быть удовлетворены только в составе объединения этих групп в единое целое. Общество возникает как общее для разнородных людей и их групп с различными интересами условие удовлетворения их частных интересов.

Это условие выполняется путем создания специфически общественной социальной организации. В дальнейшем я буду употреблять для обозначения ее основных компонентов выражения «сфера государственности» («государственность», «государство»), «сфера экономики» («экономика»), «идеологическая сфера» («идеосфера», «идеология»).

В какой последовательности рассматривать компоненты социальной организации общества? В реальности имеют место разнообразные варианты взаимоотношений между ними. Причем эти отношения меняются со временем. Но независимо от того, как они складываются исторически и какой вид принимают в тех или иных конкретных обществах, имеются логические правила на этот счет. Если, например, в некотором виде обществ в социальной организации доминирует религия, из этого не следует, что научное описание этих обществ должно начаться с религии. Логично начинать с такого компонента, благодаря которому прочие компоненты становятся специфическими компонентами социальной организации именно общества и могут быть определены в этом качестве со ссылкой на него, независимо от того, в каких отношениях они находились с иной точки зрения.

Рассмотрев все логически возможные варианты, я пришел к выводу, что для описания социальной организации общества исходным должно быть признание четкой дифференциации основных сфер общества и оформление сферы власти и управления в качестве особой сферы (сферы государственности), и описание надо начинать именно с нее. Определение прочих сфер как специфичных обществу предполагает государство и не может быть логически корректно определено без ссылки на них. При этом, повторяю, не следует смешивать логические отношения понятий с эмпирическими отношениями определяемых объектов.

Общества возникают, организуются и эволюционируют не изолированно друг от друга, а в более обширной среде миров, которую я называю цивилизацией. Возникновение цивилизаций связано с возникновением обществ. Становясь доминирующим фактором в тех или иных мирах человейников, общества преобразовывали эти миры в цивилизации. А цивилизации, со своей стороны, становились колыбелью и средой жизни обществ – тут зависимость взаимная.

Цивилизация есть мир, основными компонентами которого являются человейники типа обществ. Цивилизация состоит из обществ, но сама как целое не есть общество.

Общества, входящие в одну цивилизацию, существуют одни одновременно, другие – в разное время. Но время жизни каждого из них по крайней мере частично совпадает со временем жизни по крайней мере одного или другого члена множества, так что суммарное время жизни множества в целом (цивилизации) есть непрерывный исторический интервал, имеющий начало, продолжительность и конец. Без этого невозможна совместная жизнь обществ, образующих цивилизацию. Продолжительность интервала – века, если не тысячелетия.

Аналогично общества, входящие в цивилизацию, должны иметь пространственные связи. Каждое из них должно иметь пространственные контакты (соприкасаться, регулярно общаться) по крайней мере с одним-другим, так что образуется жизненное пространство цивилизации в целом. В исходном пункте пространство должно быть единым. Если цивилизация сложилась, возможны разрывы пространства. Но так или иначе должны сохраняться возможности для регулярных коммуникаций по крайней мере для определяющей части членов цивилизации (так составляли часть западноевропейской цивилизации США, Канада, Австралия).

Между входящими в цивилизацию обществами имеют место различного рода контакты, взаимодействия, связи. Какая-то часть из них живет совместной исторической жизнью. Эта часть меняется – одни объединения исчезают, другие появляются, между какими-то обрываются связи и т. п. Но во все периоды имеет место какая-то совместность и преемственность – историческая совместность. Взаимоотношения в этой совместности разнообразны: союзы, слияния, разделения, войны, покорение одних другими, поглощение, разрушение, короче говоря, все то, что образует их конкретную историю. В результате совместной жизни они оказывают влияние друг на друга, одни что-то заимствуют у других или навязывают им что-то свое. Таким путем они совместными усилиями создают нечто общее, что в тех или иных формах и размерах развивается у них по отдельности, делает их сходными в этих отношениях – социально родственными. Эти сходные черты суть именно результат совместной жизни, они не могли бы у них появиться, если бы они жили изолированно друг от друга. Эти сходные черты охватывают все основные аспекты объединений – власть, хозяйство, идеологию, культуру.

МОЕ НАМЕРЕНИЕ. Я не собираюсь предлагать вниманию читателей свой план обновления (обустройства) нашей страны. Умников, которые знают, как это делать, и без меня более чем достаточно. К тому же у меня такого плана вообще нет. Я его отвергаю в принципе, исходя из соображений, о которых скажу ниже. В этой статье я хочу ограничиться тем, что изложу мои взгляды на самую главную, с моей точки зрения, проблему сегодняшней ситуации в нашей стране. Я знаю заранее, что в теперешней советской смуте мои взгляды не могут рассчитывать на широкое публичное одобрение. Тем не менее я решился их высказать. Я это сделал по долгу русского и советского человека. Над нашей страной нависла смертельная опасность, опасность гораздо более серьезная, чем в 1941 году. И оставаться в положении постороннего наблюдателя было бы недостойно моих моральных принципов. Дефекты советской истории и советского образа жизни мне хорошо известны. Книги о них я начал печатать задолго до перестройки. И не хочу здесь повторяться. К тому же в сложившихся условиях гораздо важнее и честнее не участие в оргии разоблачительства, а объективный анализ реальности.

ПРОБЛЕМА. Советский Союз и другие коммунистические (социалистические) страны переживают глубокий и всесторонний кризис. На мой взгляд, это первый в истории специфический коммунистический кризис, то есть кризис коммунизма как особого типа общественного устройства. В чем заключается сущность этого кризиса, каковы его причины и перспективы – вот вопросы, на которые я хочу дать мой ответ в этой статье.

Само слово «коммунизм» приобрело сугубо негативное значение. От него поспешили отказаться многочисленные предатели и дезертиры коммунизма. Я, однако, настаиваю на его употреблении. Оно оправдано исторически и ориентирует внимание именно на тот предмет, судьба которого сейчас занимает умы человечества. Ведь и западные пророки считают эти кризисные годы началом посткоммунистической, а не пост-какой-нибудь другой эпохи. Я словом «коммунизм» называю тот тип общественного устройства, который впервые в истории возник в Советском Союзе в сталинские годы, достиг классической зрелости в брежневские годы и стал заразительным образцом для многих народов мира.

НОРМАЛЬНЫЙ КОММУНИЗМ. Кризисное состояние общества есть отклонение от его нормального (здорового) состояния. Естественно, и наше понимание кризиса коммунизма зависит от того, как мы понимаем его нормальное состояние.

Говоря о нормальном (здоровом) состоянии общественного организма, я не вкладываю в слово «нормальное» («здоровое») никакого оценочного смысла. Это такое состояние, которое обусловлено специфическими закономерностями или нормами данного общества, причем независимо от того, нравятся кому-то эти закономерности (нормы) или нет. Например, наличие безработных и нищих есть нормальное явление здорового капитализма, хотя множество людей негодует по этому поводу. Ниже я приведу в качестве характерных примеров некоторые черты нормального коммунизма.

Считается, что после распада советского блока и Советского Союза и после краха коммунистических режимов в этих странах наступила посткоммунистическая эпоха в истории человечества. Это мнение выглядит несколько комично в том смысле, что на самом Западе еще не было никакой коммунистической эпохи. Впрочем, коммунистической можно посчитать эпоху, когда на Западе тряслись в страхе перед мировым коммунизмом, и освобождение от этого страха можно объявить эпохой посткоммунистической.

Но пусть наступившая эпоха называется посткоммунистической. Дело в конце концов не в названии. Важно, какими чертами характеризуется эта эпоха. Я здесь хочу сказать о некоторых ее чертах, которые, как правило, игнорируются или интерпретируются в определенном идеологическом духе, а именно в антикоммунистическом, что так же далеко от истины, как и прежняя коммунистическая пропаганда. Следует различать коммунизм как особую идеологию (идеологический коммунизм) и коммунизм как особую организацию общества (реальный коммунизм). В идеологическом коммунизме надо, в свою очередь, различать то, какой вид он приобрел в марксизме и под его влиянием, и то, какой вид он имел и имеет независимо от марксизма.

Идеологический коммунизм возник задолго до марксизма. Родоначальники его – Томас Мор (1478–1535) и Томмазо Кампанелла (1568–1639). Можно констатировать упадок и даже крах марксизма. Но это не означает конец коммунистической идеологии вообще.

Часть идей коммунистов присвоили всякого рода рабочие, народные, социалистические и т. п. партии, массовые движения (вроде «зеленых» и «альтернативных»), профсоюзы и даже религиозные секты (например, в США). Коммунистические идеи «растворились» в идейном болоте современности. Они не исчезли насовсем и не исчезнут до тех пор, пока существуют порождающие их причины, а именно негативные явления капитализма. Они суть идеи антикапиталистические.

Крах коммунистической идеологии в ее марксистском варианте был обусловлен комплексом причин большого исторического масштаба. Главные из этих причин следующие. Превращение марксизма в государственную идеологию Советского Союза и других коммунистических стран резко снизило его интеллектуальный уровень, сделало его объектом ненависти и насмешек, привело к отрыву его от реальности и к превращению в насильно навязываемую апологетику реального коммунизма. Негативные явления практики реального коммунизма в том виде, в каком он существовал в Советском Союзе и других странах, стали объектом внимания грандиозной антикоммунистической пропаганды на Западе и со стороны Запада, надолго отбив охоту к коммунизму во всем мире. Капитализм не сошел со сцены истории, как предрекал Маркс, а укрепился и на данном отрезке истории как будто бы выигрывал соревнование с коммунизмом. А пролетариат, в котором марксисты видели могильщика капитализма, сократился численно (относительно других социальных категорий), стал играть роль второстепенную, переродился и перестал быть опорой и носителем коммунистических идей.

Интервью журналу «Пресса России»

В. Бондаренко.

Александр Александрович, мы знаем вас как прекрасного русского человека, выдающегося философа, писателя, патриота. Давайте поговорим о Западе, который вы за восемнадцать лет жизни в эмиграции изучили достаточно хорошо. Что же такое Запад сегодня?

А. Зиновьев.

Тема Запада для русских людей должна стать одной из самых главных. Ведь горе-реформаторы – от горбачевской до ельцинской клики – решили перестроить Россию на западный манер, начав эту перестройку, не имея ни малейшего понятия о том, что такое Запад. Они знали о Западе то, что им навязала западная пропаганда. Представление о Западе, господствующее в России до сих пор, и у демократов, и даже у патриотов, – идеологически ложное. Оно имеет с реальным Западом так же мало общего, как в свое время советская идеология – с реальным советским обществом.

Я знаю Запад не хуже, чем знал и знаю Советский Союз и Россию. Но все мои познания о советском обществе не затребованы и до сих пор не опубликованы. И все мои познания о западном обществе также не затребованы Россией. Похоже, что просто не хотят знать, что такое Запад и что может получиться из России, если она пойдет в этом направлении.

В.Б.

Как заместитель главного редактора газеты «Завтра» обещаю рубрику «Западное общество» и приглашаю вас к постоянному сотрудничеству с газетой. Сегодня нам в России это крайне необходимо.

…Я всего лишь наблюдатель, но иногда полезно кому-то, глядящему со стороны, высказать свои суждения. Изнутри не всегда видно все происходящее.

Как я оцениваю сегодняшнее состояние России? Я оцениваю его – говорю об этом с болью в душе, для меня это, может быть, самая страшная трагедия в моей жизни, – я считаю, что страну убили. Просто убили. Я категорически протестую против оценки этой ситуации как некоего естественного процесса, обычно так говорят в западной пропаганде: система себя исчерпала и все такое прочее… Ничего подобного! Было убийство, спланированное сразу после окончания Второй мировой войны. Осуществленное планомерно, педантично. Была разработана стратегия убийства, причем до мельчайших деталей. Это убийство извне, и убийцы нашли сообщников внутри страны, и этими убийцами стали высшие руководители страны, определенные слои интеллектуальной элиты и высших слоев советского общества. Они просто предали интересы своего народа, интересы нашей страны. Я употребляю слово «предательство» не в каком-то моральном смысле, а как точный научный термин.

Произошло беспрецедентное явление в истории человечества. Ничего подобного не было. Представьте себе, что две армии выстроились одна против другой и командующие армией, весь генеральный штаб, все прибежали в стан противника и стали противника учить, как бить свою собственную армию. Вот что произошло с нашей страной. Когда я писал вторую часть книги «Кризис коммунизма», которая сейчас вышла, у меня уже сложилось в сознании это определение, но я, понимая разумом, чувством все же не мог воспринять надвигающуюся беду. Я говорил о кризисе, а уже тогда нужно было говорить о катастрофе, страшнейшей катастрофе в истории человечества. Иногда мне кажется, что я живу в каком-то кошмарном сне.

В каком положении оказалась убитая, растерзанная, изнасилованная, оплеванная, оскорбленная Россия по отношению к прочему человечеству? Я всегда предупреждаю, что я не политик, не сочинитель проектов будущего, я всего лишь исследователь, и не больше. На этом задачи мои кончаются. Я всегда в своих исследованиях руководствовался простым, банальным принципом: истина любой ценой, чего бы мне это ни стоило. Я могу ошибаться, меня можно обвинять в том, что я чего-то не знаю, не изучил какой-то вопрос, но приписывать мне какие-то намерения – это нечестно. У меня единственное намерение: в том океане лжи, которым сейчас опутано человечество, лжи идеологической любыми путями высказать хотя бы крупицу истины.

Поймите, это сделать необычайно трудно. Практически мир не хочет знать правду о России и делает все, чтобы эту правду заглушить, а если не удается заглушить, то локализовать ее, а если не удается локализовать, то ее фальсифицировать. Я не знаю в истории такого периода, такой физиологической ненависти к истине, и к истине не вообще, а вполне определенного свойства – истине о положении и судьбе России.

Беседа В. Кожемяко с А. Зиновьевым

– Итак, новое московское издательство «Центрполиграф» выпустило вашу книгу. Вернее, даже две книги в одной – «Коммунизм как реальность» и «Кризис коммунизма». Написаны они с десятилетним разрывом: первая – в 1980 году, вторая – в 1990-м. На Западе достаточно широко известны, а в России издаются впервые. Скажите, Александр Александрович, что значит для вас это событие?

– Честно говоря, я не надеялся, что мои работы о коммунизме будут опубликованы в России. Очень забавная ситуация получается. В прежние годы эти работы считались антисоветскими, антикоммунистическими. Теперь коммунизм вроде бы разрушен – и те же самые книги стали считаться прокоммунистическими, просоветскими.

– Парадокс. Величайший парадокс!

– Никакого парадокса, если присмотреться, нет. Просто отношение к моим работам идет в русле идеологии и политики. А я не идеолог и не политик. Моя жизненная установка, которая определилась еще в 1939 году, звучит так: я есть суверенное государство.