Мощным ударом из космоса уничтожены Лондон, Париж, Вашингтон, Москва. На Землю вторглись канскеброны — высокоорганизованные роботы, умеющие анализировать, логически мыслить, но не имеющие имен. Вместо имени у канскеброна ряд цифр — идентификационный знак…
Мрак опустился на планету Земля. Мрак бесправия, насилия, голода, подавленных желаний, строго регламентированного устройства существования человеческой особи.
Но жизнь продолжается, как вода течет подо льдом. Вопреки обстоятельствам, в капонирах — огневых оборонительных сооружениях — сохранилась военная техника, компьютерная технология, армейская честь и нравственность Прежних, как называют теперь тех, кто жил на Земле до Вторжения. В глубине, в толще потаенной Земли зреет и набирает силу новое племя людей — берсерки…
Пролог
Генерал-майор Семен Никитич Прохоров дослуживал последний год. Вообще-то выслуги у него хватало. Поскольку служить он начал еще в войну, десятилетним пацаном. Бойцы 547-го зенитно-артиллерийского дивизиона подобрали его в развалинах на окраине освобожденного Киева. С тех пор вся его жизнь была прочно связана с войсками ПВО. Сын полка, вечерняя школа, срочная, а затем и сверхсрочная служба, экстернат военного училища и весь букет превратностей жизни дальних гарнизонов — вот из чего складывалась его судьба.
Впрочем, то время генерал Прохоров всегда вспоминал с удовольствием. Служить было не только интересно (в войска бурным потоком шла новая техника, осваивались такие дальности и высоты, которые в военные годы считались невероятными), но и престижно. В обнищавшей после тяжелой войны стране военные в глазах многих были этакими островками благополучия.
Но во все времена военная служба требует от любого, кто избирает эту стезю, гораздо большего, чем любая другая область человеческой деятельности. А потому семейная жизнь у Семена Никитича так и не сложилась. Первая жена, крепенькая и грудастая медсестра-хохотушка из дальнего сибирского городка, предпочла лейтенанту-зенитчику военврача гарнизонного госпиталя. Однажды Прохоров вернулся домой после очередного многосуточного боевого дежурства и застал в доме только голые стены. Любимая женушка и рачительная хозяйка умудрилась вывезти из снимаемой ими квартирки даже громоздкую двуспальную кровать с железной сеткой и блестящими никелированными шариками на спинках. Лет через двадцать, уже будучи в немалых чинах, Семен повстречал свою первую любовь. Та нарочито обрадовалась, прослезилась, а в конце их короткой случайной встречи попыталась изобразить вспыхнувшую страсть и агрессивно намекнула на возможность обратного развития событий. Муж-военврач на дармовом спирту окончательно спился, да и за все это время смог взобраться всего лишь на пару ступеней служебной лестницы. Но Семен к тому времени уже приобрел некоторую сноровку в обращении с женщинами, а потому сделал вид, что никаких намеков напрочь не понимает, и быстренько ретировался. Вторая жена, учительница одной из окраинных московских школ, с которой он познакомился во время учебы в академии, сбежала от него после третьего года жизни в дальнем гарнизоне посреди глухой уссурийской тайги. С той поры Семен так и жил бобылем, отдавая службе все свое время.
Потому, наверное, судьба и вознесла военного сироту, не имевшего никаких связей и знакомств, до генеральских чинов. Служба была для него даже не смыслом жизни, а самой жизнью. И он не мог представить себе, что наступит день, когда, поднявшись утром, привычно сделав зарядку и облившись ледяной водой, он достанет из старого скрипучего трехстворчатого шкафа, сменившего вместе с ним добрую дюжину гарнизонов, не форму, а некое партикулярное платье и, напившись крепкого до черноты чаю, сядет у старенького телевизора размышлять о том, чем же занять долгий пустой день. За последние десять лет привычный мир как-то внезапно и быстро полетел ко всем чертям. Давние враги вдруг стали считаться лучшими друзьями и образцом для подражания, а друзья активно и деятельно начали перекрещиваться во врагов. То, что в любом нормальном государстве всегда считается одной из первейших забот этого самого государства, внезапно превратилось во вредный пережиток старого режима, армия стала нищать и разваливаться. От всего происходящего у генерала Прохорова воротило душу. Чего он в общем-то ни от кого и не скрывал. Это не прибавляло ему популярности в глазах начавшего неожиданно быстро меняться руководства. Но он был едва ли не самым опытным дежурным генералом и благодаря уже более чем почтенному возрасту не представлял никакой опасности для карьерного роста новоявленных лизоблюдов. И потому Семена Никитича терпели на службе, неизменно ставя на дежурство в наиболее ответственные моменты.
Сегодня дежурство выдалось скучным. Прохоров придирчиво проверил форму у заступавшей смены, обошел все помещения, пару часов погонял вторую и третью смену на компьютерном тренажере, базовый процессор которого был получен отнюдь не благодаря, а как раз вопреки активным усилиям новоявленных «заклятых друзей». Потом удалился в комнату отдыха, чтобы, сняв начищенные до блеска сапоги (окружающие считали эти сапоги вызовом придурковатого старикана новым порядкам, на самом деле пристрастие к сапогам объяснялось лишь давней привычкой Семена Никитича, у которого от неудобных форменных ботинок быстро разбаливались ноги), попить своего фирменного крепкого чайку, как вдруг на пороге возник старший оператор службы ДРЛО.
Часть I
Среди грязи и праха
1
— А потом они пришли в каждое селение и разрушили каждый дом, который еще стоял, каждую церковь и даже каждое могильное надгробие. Тех, кто успел убежать, они не тронули. Но те, кто не смог или не захотел, — были убиты без жалости. Так на нашу землю упала тьма… — Чокнутая Долорес осеклась, не закончив фразы, и, по своему обыкновению, со всхлипом вздохнула. А потом опустила голову и снова принялась пришептывать что-то себе под нос, мелко потряхивая головой.
Тарвес, спокойно сидевший в ногах Чокнутой, вскинул голову и, быстро стрельнув глазами по сторонам, воровато кивнул Уимону, а затем змеиным жестом засунул грязную пятерню под драную шаль неопределенного цвета, намотанную поверх лохмотьев, прикрывавших бедра женщины. Уимон зачарованно смотрел на его геройские действия. Но Тарвес, поймав его взгляд, сердито мотнул головой. Уимон торопливо отвернулся, старательно уставившись на два ближних входа в куклос. Чокнутая Долорес вздрогнула и, испустив изумленный вздох, подняла голову. Уимон оглянулся. Худая фигурка Тарвеса стремительно удалялась в сторону Барьера. Уимон виновато съежился. Хотя он не сделал ничего плохого, вид мчащегося Тарвеса подействовал на него как спусковой рычаг арбалета. И Уимон, вскочив, припустил за ним.
Никто не помнил, сколько лет их куклосу, но все в округе признавали, что он был самым старым. И его Барьер был уже стар, в его гуще успели образоваться относительно широкие проходы. Достаточно широкие для того, чтобы проскользнуть двум шустрым пятилетним пацанам.
Этот проход был им давно знаком. Мальчики пользовались им часто. Он был слишком мал, чтобы в него мог протиснуться кто-то из взрослых или даже старших детей, и подходил почти к самой внешней границе Барьера. Так что не должно было возникнуть никаких затруднений с тем, чтобы спрятаться. Тем более от Чокнутой Долорес. Но то ли они несколько подросли с тех пор, как лазили сюда в прошлый раз, то ли просто Уимон оказался менее осторожным или ловким, чем Тарвес, но, когда мальчишки, торопливо перебирая руками и ногами, добрались до своего заветного места у поворота, Уимон почувствовал, как кожу на левом плече начинает слегка покалывать. Он было скосил глаза, собираясь получше рассмотреть, куда попала капля яда, но тут Тарвес остановился и, блестя глазами, повернулся к нему. Уимон решил наплевать на всякие капли. Первый раз, что ли?
— Ну что?
2
Путь до Енда, Святого местообитания Контролера, занял почти три недели. Первые три дня их куцая колонна двигалась довольно спокойно. Желтоголовый Торрей, которого Редд отпустил в Сохраняющие с большой неохотой, подчиняясь тому, что, пока тот не узнает вердикт Контролера по поводу своего сына, от него все равно будет мало толку, с двумя другими следопытами шел недалеко от колонны. Его соломенная голова то и дело мелькала среди зарослей то впереди, то сбоку. Но на четвертое утро один из следопытов, отправленный Торреем вперед, принес тревожную весть. Когда он показался из-за поворота тропы, Торрей как раз зашнуровывал Уимону мокасин.
— Что?
Следопыт остановился около Сохраняющего и, поскольку для того, чтобы внятно произнести слово, ему еще надо было отдышаться, ответил на языке жестов: «Следы прирученных животных. Много». Это было серьезно. Обитатели куклосов не приручали зверей. Поскольку заповеди Контролера гласили, что низшие существа, каковыми и являлись люди, не могут властвовать над другими живыми существами. Значит, впереди были «дикие». Торрей нахмурился и, окинув взглядом тревожно замерших людей, коротко приказал:
— Спрячьтесь.
Большинство уже закончило скудный завтрак и было занято укладкой своего нехитрого скарба. Это большинство торопливо похватало наполовину уложенные узлы и бросилось в заросли. Уимона волокла за собой Лия. Мальчик еле поспевал за ней, хотя Лия волокла еще сына-младенца и два узла со скарбом.
3
Они вошли в Енд, когда солнце достигло зенита Для того чтобы Старшие Доверенные всех семи куклосов переступили границу Святого местообиталища Контролера именно в тот момент, когда тени под ногами стали самыми короткими, караван почти час стоял на скате холма у последнего поворота дороги. Все это время Уимон умирал от желания влезть на гребень и хоть одним глазком взглянуть на скопище чудес. Но взрослые строго следили за тем, чтобы дети не нарушили их планов. Даже новые приятели Уимона, которые пользовались гораздо большей свободой, так как были главными лицами в караване, не осмелились нарушить порядок. Вообще-то в том, чтобы войти в Енд именно в полдень, не было никакого особого смысла. Просто за многие десятилетия это стало чем-то вроде неписаной традиции. Неизвестно кем и когда установленной, но свято соблюдаемой.
Время ожидания кончилось. Мальчик так и не понял, кто только что подал сигнал, но люди, спокойно сидевшие и лежавшие на склоне холма, вдруг вскочили на ноги и суетливо бросились к дороге, спеша занять свое место в колонне, растянувшейся почти на полмили. Мальчик растерялся. Когда остановились на этот привал, он отпросился у отца и, пробежав через всю колонну, добрался до своих новых знакомых, место которых было в самой голове, сразу за шеренгой Старших Доверенных. И сейчас он внезапно оказался в одиночестве, среди суматошной толпы взвинченных людей. Пробежал с возбужденным лицом Алукен, который нравился ему больше всех из новых знакомых, и мальчик припустил следом за ним.
В первых рядах колонны все успокоилось. Короткая шеренга Доверенных, одетых в лучшие одежды, распространяла вокруг флюиды торжественности и благообразия. Даже среди детей, блестевших возбужденными глазенками и переминавшихся с ноги на ногу, не нашлось ни одного, кто рискнул бы возвысить голос и пихнуть соседа. Все вертели головами и вытягивали шеи, но не пытались протиснуться вперед. Уимон тихонько пристроился позади плотной группы детей и перевел дух. Хотелось оглянуться назад, увидеть отца или кого-нибудь из своего куклоса, но это не удалось. Вдруг раздался знакомый скрипуний голос:
— Доверенные, готовы ли вы войти в Енд?
На обочине стоял Вопрошающий. Уимон не видел его после первой встречи. После того как дети поприветствовали его, Вопрошающий подошел к Уимону и спросил:
4
Челнок опускался с орбиты почти два часа. У этой новообращенной планеты, которую жившие на ней ранее люди называли Земля, оказался целый комплекс редко встречающихся природных факторов, сильно затрудняющих вертикальные маневры. Впрочем, не только их.
Возможно, в истории Единения и до того встречались прецеденты, когда в систему планеты, уже сорок с лишним лет идущей по пути Обращения и не находящейся под угрозой внешнего нападения, направлялся Базовый системный разрушитель с полным нарядом десанта. Но ни один из Старших Контролеров, ставивших задачу оперативному управляющему модулю «Е-7127», об этом не упоминал. Напротив, все, с кем «Е-7127» общался на искусственной планете Беграна, подчеркивали, что ситуация крайне необычна. Одна из диких планет, вращающаяся вокруг тусклой желтой звездочки на самой окраине галактики, была подвергнута стандартной процедуре, которая заключалась в полном уничтожении существующего варианта цивилизации и жестком структурировании оставшегося генофонда. Вдруг на планете возникли небольшие сбои. Причем крайне рутинного характера Всем известно, что на любой новообращенной планете в течение достаточно продолжительного времени сохраняется популяция диких аборигенов. Но затем, вследствие полного разрушения всех технологических цепочек и отсутствия доступа к обеспечивающим выживание продуктам канскебронского производства, то есть одежде, продуктам питания, медицинскому обслуживанию, эта популяция начинала резко сокращаться и постепенно полностью исчезала, либо вымирая, либо растворяясь среди контролируемого генофонда. Но на этой планете все пошло по-другому. Популяция диких аборигенов не только не вымерла, но, по оценкам аналитиков, имела явную тенденцию к росту. Более того, наиболее активная часть неприрученных аборигенов в последнее время стала доставлять серьезные беспокойства некоторым поселениям контролируемого генофонда.
И когда информация об этом дошла до Беграны, местообиталища одного из Высших Контролеров, тот принял решение отправить к неспокойной планете Базовый системный разрушитель. Самую страшную машину уничтожения, когда-либо созданную разумом. И вот сейчас старший оперативный управляющий модуль десантного наряда опускался на поверхность планеты для личной встречи со Старшим Планетарным Контролером.
Когда посадочные опоры десантного челнока, больше приспособленные для того, чтобы ровно удерживать ребристый бронированный корпус на заваленной обломками строений городской улице либо на крутом горном склоне, наконец коснулись ровной поверхности посадочного поля, оперативный управляющий модуль уже стоял в выходном тамбуре. Касание поверхности было, как обычно, довольно грубым. Но ОУМ «Е-7127» не обратил на это никакого внимания. Костяк и основные органы любого такта были сконструированы таким образом, что эта созданная на основе стандартного гуманоида боевая машина могла без особых последствий выдержать сброс с высоты до десяти своих ростов при гравитации, соответствующей норме. Причем рост любого такта в полтора раза превосходил рост обычного гуманоида. Так что грубое касание, заставившее десантный челнок содрогнуться всем своим массивным корпусом, не заслуживало даже малейшего внимания. Измененный-Аналитик, которого ОУМ по приказу Первого Контролера Разрушителя взял с собой на поверхность, совсем не разделял этого мнения. При посадке его швырнуло на ребристый пол тамбура, и сейчас он медленно поднимался на ноги, болезненно потирая ушибленные плечо и левое колено.
Пластальная плита, закрывавшая широкий воротный проем, медленно поползла вниз, превращаясь в широкую аппарель, способную выдержать вес тяжелой самоходной мортиры планетарной обороны. ОУМ, бросив сердитый взгляд в сторону наконец вставшего на ноги Аналитика, двинулся вперед.
5
— Стой. Привал… Стой, да остановись же…
Тяжелая рука отца упала на плечо мальчика. И до Уимона наконец дошло, что можно перестать двигать тяжеленными, будто налитыми свинцом ногами и остановиться. Он облегченно выпрямился, постоял, дожидаясь, пока пройдет боль в затекшей пояснице, затем стянул с плеч лямки мешка и осторожно опустил его на землю. Отец наблюдал за его действиями, набычившись и раздраженно закусив губу. Мешок Уимона был почти на треть легче мешков других мальчиков, которых Редд-родитель определил в ученики охотников. Однако остальные волокли свой немаленький груз, весело переговариваясь и одолевая охотников настырными вопросами, а сын лучшего охотника куклоса еле добирался до очередного привала. Впрочем, Уимон был самым маленьким среди своих сверстников. На вид ему вряд ли можно было дать больше семи лет. Но Торрей напрочь отметал все попытки Оберегательницы Аумы осторожно обратить на это его внимание.
— Контролер выдал ему полный допуск, — рычал он, так же упрямо набычившись. — Никто в куклосе не имеет полного допуска. Значит, парень абсолютно здоров. Просто он ленится.
Его уверенность в непогрешимости Контролера и вообще любого Высшего и раньше была непоколебимой, а сейчас превратилась в манию. Но Аума сдавалась не сразу:
— Но ты же знаешь, что большая часть тех, кто был отравлен ядом Барьера, или умерли, или, в лучшем случае, стали Иждивенцами. А ведь мальчик получил очень большую дозу.
