В двух километрах от Мюлуза, близ Рейна, среди плодородной равнины, расположился лагерь. На склоне августовского дня, под мутным закатным небом, омраченным тяжелыми тучами, белели ряды походных палаток, на первой линии сверкали на равном расстоянии друг от друга пирамиды ружей и неподвижно стояли часовые, вперяя взгляд в лиловатый туман, который поднимался над рекой.

Из Бельфора войска пришли часам к пяти. И только в восемь солдаты должны были получить довольствие. Но топливо, наверно, задержалось в дороге, и раздача не состоялась. Нельзя было разжечь огонь и приготовить суп. Пришлось грызть одни сухари, щедро поливая их водкой, а от этого ноги, и так ослабевшие от усталости, совсем подкашивались. Два солдата, за пирамидами ружей, у походной кухни, все-таки пытались разжечь охапку свежих сучьев, срезанных штыками, но сучья упорно не загорались. Густой черный дым медленно поднимался в вечернее, безмерно скорбное небо.

Здесь было только двенадцать тысяч человек, это все, что осталось у генерала Феликса Дуэ от 7-го армейского корпуса. Вызванная накануне 1-я дивизия отправилась во Фрешвиллер, 3-я еще находилась в Лионе; и генерал решил покинуть Бельфор, двинуться вперед со 2-й дивизией, резервной артиллерией и неполной кавалерийской дивизией. В Лоррахе были замечены огни. Депеша шельштадтского субпрефекта извещала, что пруссаки готовятся перейти Рейн в Маркольсгейме. Генерал чувствовал, что его левый фланг слишком удален от других корпусов и потерял с ними связь; он ускорил передвижение к границе, тем более что накануне пришло известие о неожиданном поражении под Виссенбургом. Если генералу и не приходилось самому сдерживать неприятеля, он с часу на час мог ждать приказа идти на подмогу 1-му корпусу. В тот грозовой день, в субботу, 6 августа, наверно, произошло сражение где-нибудь близ Фрешвиллера: это чувствовалось в тревожном, нависшем небе; в воздухе проносился трепет, внезапно поднимался ветер, таивший смятение. И уже два дня дивизия, казалось, шла навстречу неприятелю; солдаты ждали, что вот-вот закончится форсированный марш из Бельфора в Мюлуз и покажутся пруссаки.

Темный домик в Базейле, где ночевал Вейс, внезапно затрясся. Вейс проснулся и вскочил с постели. Он прислушался: гремели пушки. Вейс нащупал спички, зажег свечу и посмотрел на часы: было четыре часа утра, чуть светало. Он быстро надел пенсне, окинул взглядом главную улицу — дорогу на Дузи, которая проходит через Базейль; казалось, ее окутала густая пыль, ничего нельзя было разобрать. Тогда он прошел в другую комнату, — окно ее выходило на луга и Маас, — и понял, что это утренний туман поднимается от реки, обволакивая даль. За этим покровом, на другом берегу, немецкие пушки гремели все сильней. Вдруг им ответила французская батарея так близко и с таким грохотом, что стены домика задрожали.

Дом Вейса стоял почти в центре Базейля, справа, в нескольких шагах от Церковной площади. Слегка отступавший фасад выходил на дорогу; домик был двухэтажный, в три окна, с чердаком, а позади дома простирался довольно большой сад, спускавшийся до самых лугов; оттуда открывалась огромная панорама холмов от Ремильи до Френуа. Накануне Вейс лег спать только в два часа ночи: усердствуя, как полагается новому владельцу, он предварительно запрятал в погреб все припасы и, стараясь по возможности предохранить мебель от пуль, заложил окна тюфяками. В нем закипал гнев при мысли, что этот желанный, с таким трудом приобретенный домик, которым он так мало пользовался, могут разграбить пруссаки.

Между тем с улицы кто-то крикнул:

Весь бесконечный день сражения Сильвина не отрываясь смотрела с холма Ремильи, где находилась ферма старика Фушара, на Седан, окутанный дымом грохочущих пушек, и трепетала при мысли об Оноре. На следующий день она еще больше встревожилась, не зная, как добиться точных сведений от пруссаков, охранявших дороги. Они отказывались отвечать, да и сами ничего не знали. Солнце, сиявшее накануне, скрылось, хлынул дождь, и долину покрыл белесый туман.

Старик Фушар упорно молчал, но тоже томился, беспокоясь отнюдь не о сыне, а о том, как несчастья, постигшие страну, обернутся для него самого; к вечеру он вышел на порог, выжидая событий, и вдруг заметил рослого молодца в блузе, который уже некоторое время растерянно слонялся по дороге. Узнав его, старик так удивился, что, не остерегаясь трех проходивших пруссаков, громко крикнул:

— Как? Это ты, Проспер?

Создание «романа из военной жизни», как «совершенно необходимой части „Ругон-Маккаров“, предусматривалось Эмилем Золя уже в первоначальном плане серии, переданном издателю А. Лакруа в 1869 году. Излагая основную идею и тему произведения в пояснительной записке к плану, писатель отметил, что он покажет в нем „военный мир… эпизод из итальянской войны. Война — как она есть. Связь Империи с армией. Моя главная цель — нарисовать подлинные поля битвы, без шовинизма, отобразить подлинные страдания солдат“. Размышляя в то время о „романе из военной жизни“, Золя имел в виду кампанию 1859 года, которую Франция затеяла, притязая на Савойю и Ниццу.

В следующем, значительно расширенном варианте плана „Ругон-Маккаров“, который был определен Эмилем Золя после франко-прусской войны, видимо в 1871–1872 годах, и состоявшем теперь из восемнадцати томов, кроме „романа об итальянской войне“, героем которого писатель избирает Жана Маккара, он включает еще два произведения с военной тематикой: „роман о разгроме (обзор газет конца Второй империи)“ и „роман о войне, осаде и Коммуне“.

В 1877 году Эмиль Золя создает новеллу „Осада мельницы“ на сюжет из минувшей войны. Сначала ее опубликовал русский журнал „Вестник Европы“, в котором тогда сотрудничал писатель. Во Франции „Осада мельницы“ была напечатана в 1880 году в сборнике „Меданские вечера“. В письме к своему голландскому почитателю и переводчику Ван Сантен Кольфу от 26 января 1892 года Эмиль Золя признается, что среда, место, действие, персонажи „Осады мельницы“ являются вымышленными. Они не имеют отношения к роману, посвященному франко-прусской войне 1870 года. „Мне нужен был сюжет для новеллы, а так как события минувшей войны были свежи в памяти читателей и тема привлекала их внимание, я и придумал эпизод осады мельницы“.

В преддверии непосредственной работы над „Разгромом“ Эмиль Золя сообщает Эдмону Гонкуру в марте 1890 года, что после „Денег“ он намерен написать книгу „Война“. „Но это будет не роман, это будет прогулка одного господина сквозь Осаду и Коммуну“