Сколько говорилось о том, что Чернобыльскую Зону Отчуждения надо уничтожить! Сколько планов строили военные! Но все срывалось. Однако в один прекрасный день все изменилось. Командование вооруженными силами ООН в районе Зоны получает полковник Буянов, и бронетехника входит в Зону…
Но Зона готова к войне! Мощнейшие Выбросы парализуют войсковую операцию. И тогда последним шансом военных на успех становятся неразлучные друзья сталкеры Тополь и Комбат. Им предстоит вести вооруженную до зубов армейскую разведгруппу в самое сердце Зоны, в эпицентр Выбросов, на ЧАЭС.
Пролог
— Вольно! — гаркнул полковник Буянов, окинув плац суровым, но справедливым отеческим взором.
Восемьсот чудо-богатырей — боевой состав отдельного миротворческого полка «Знамя дружбы», — отработав команду, оживленно всколыхнулись. Полковника Буянова они видели впервые, но много о нем слышали. В основном плохого и очень плохого: подносит в бороду, скандалит, дерет три шкуры с сержантского и офицерского состава.
Полковник Буянов тем временем продолжал:
— Есть мнение, что пришла пора кое-что подправить в нашей ёкарной консерватории, — в задних рядах прокатился смешок. «Консерваторией» полк «Знамя дружбы» раньше никто не называл. Вот «борделем», «шарашкой», «болотом» — это пожалуйста. — Что именно подправить, спросите вы? А я вам скажу! Вместо хаоса под названием «Зона» мы сделаем порядок под названием… — Полковник Буянов замялся, как бы подбирая словцо позабористей. — Без названия. Просто порядок — и все.
Офицерский состав навострил уши. Это что же получается, Зону решено ликвидировать? Или как понимать это: «Сделаем из хаоса порядок»? Но спросить напрямую никто не решался. Дозволения ведь никто не давал. Армия — она на то и армия, чтобы говорить только после того, как тебе разрешат.
Глава 1. Плюс один в донжуанский список Тополя
Эта история началась в сонное послеобеденное время, когда мне, Владимиру Сергеевичу Пушкареву, более известному в узких сталкерских кругах как Комбат, позвонил на мобильник бармен и скупщик хабара Любомир, гордость вольнолюбивого сербского народа.
— Володя, ты? — спросил Любомир вместо «здрасьте».
— Я, — отвечаю, — а ты думал кто? Ты же на мой телефон звонишь, а не на деревню дедушке.
— Оба моих дедушки горожане. И, между прочим, в пятом колене! — зачем-то обиделся Любомир. Он хоть и говорил по-русски как русский, однако же оттенки некоторых устойчивых выражений от него неумолимо ускользали. Например, про чеховского литературного страдальца Ваньку Жукова, которого истязали селедочной головой и который писал про то душераздирающие письма на трагикомичный адрес «На деревню дедушке», Любомир не подозревал. — И кстати, всякое бывает. Вчера звонил бродяге одному, Палпалычу, тоже на мобильный. А мне из трубки говорят: «Этот телефон больше не принадлежит Палпалычу, мы мобилу за долги у него забрали».
