…Александр поднял голову. Надо сказать, это действие далось ему не без труда. С разбитых всмятку губ тянулась вязкая струйка крови, оба глаза закрыли чёрные синяки. Давясь кашлем, он выплюнул на кафель красный сгусток – только что выбитый зуб. На табурете, прямо напротив, уютно примостилась худенькая девушка. Она сидела, по-турецки поджав ноги, – и эта поза делала её похожей на статую. Вытерев испачканную ладонь о белую рубашку пленника, незнакомка отпила из стакана сок. Кухонька в немецком стиле (холодильник в магнитах, сенсорная плита, часы-кукушка на стене, обои в бело-голубую клетку) была сплошь, от пола до потолка, забрызгана каплями вишнёвого цвета. Девушка била без эмоций и малейшей злости, но в то же время сильно, как боксёр-профи. После каждого вопроса следовал новый удар, сопровождаемый вспышкой боли.

– Снова спрашиваю. – Голос раскололся в ушах, как грецкий орех. – Где документы? Мы беседуем уже целый час, и я начала утомляться.

Боль, рвущая мозг Александра, свидетельствовала – он не сошёл с ума.

Шок, обычный шок. Однако он на сто процентов уверен: ему не ввели в вену наркотик. Да, кружится голова, глаза до краёв налиты слезами… но он в сознании… Почему же тогда ему мерещится ПОЛНЫЙ БРЕД?!

Хрупкая блондинка, похожая на мальчика. Коротко стриженная, скуластая, узкие губы – в ниточку. А за спиной – тяжёлые крылья с металлическим отливом развернулись в обе стороны. Как у коршуна, севшего на добычу: перья мелко трепещут от воздуха кондиционера.

…Шеф готовился к разговору долго – месяца два. Он провёл с десяток репетиций: актёрское мастерство ему преподавал лично Станиславский вместе с Марлоном Брандо (образ Крёстного отца Шефу нравился до зуда в копытах), кропотливо сочиняя стиль для беседы Победителя. В конце концов, перебрав кучу вариантов (в том числе и самых экзотических), властитель Ада остался верен традициям – чёрный цвет костюма обязателен. «Классика не умирает никогда», – безапелляционно заявила ему родная сестра, демоница Лилит. Услышав возражение, что чёрное носят на похоронах, Лилит злобно расхохоталась: «Так в этом вся суть – мы же хороним Рай!» Шеф с рождения страдал особой формой женоненавистничества – не редкость для мужчины, чей отец никому не известен, а воспитанием занимались мама и бабушка. Тем не менее он был вынужден согласиться с Лилит – лучше без авангарда. Пульсирующие стены в кабинете князя тьмы завесили паутиной, фоном для выступления избрали языки пламени, а потолок декорировали тучами в прожилках алых молний. Оседлав любимое кресло из кожи иезуитского проповедника (ручная работа индейцев Парагвая), Шеф посмотрел в зеркало – и невольно залюбовался. О, настоящий демон. Костюм английского джентльмена XIX века – накидка-«бабочка», узкие брюки и цилиндр, скрывающий рога. Поколебавшись, Шеф водрузил на нос тёмные очки (этого требовал стилист) и потянул на себя рычаг управления спецэффектами. Пламя сзади сложилось в пентаграмму. «Обязательно потом проведём парад Победы, – фантазии в мозгу Шефа фонтанировали красками. – Уникальное будет шествие! Подумать только: силы зла взяли верх. Соберутся лучшие из лучших, воплощение ночных кошмаров человечества. Легионы Калигулы, зондеркоманды СС, племена людоедов из Центральной Африки, менеджмент „Лукойла“ на своих мерседесах. И впереди всех я – на чёрном коне!» Предвкушая это зрелище, Шеф облизнулся.

Он нажал кнопку связи с Раем и замер в ожидании.

Музыка райских арфисток, как ему показалось, на этот раз играла чуть дольше обычного. От волнения у Шефа пересохло во рту: он наполнил стакан неизменным «Джек Дэниэлс». Раздался щелчок соединения.

– Если думаете исповедаться – нажмите «один». Для беседы с Голосом – нажмите «два». Желаете ли вы говорить с тем, кто создал Небо и Землю?

– Имею такое намерение, – с издёвкой молвил Шеф. – Может, пропустим вашу рекламу? Соедини нас, и после пришествия моего царства я не сошлю тебя в бордель. Хотя ангелам там самое место.

… Первым делом Калашников ощупал лицо. Ему не верилось. Не то чтобы влёгкую – а ПРОСТО не верилось. Нос тем не менее оказался настоящим. Глаза вроде тоже. Он ущипнул себя за ухо. Стало больно.

– Вот ни хрена ж себе, – деликатно произнёс Калашников.

Звук собственного голоса показался ему раскатом грома.

Малинин ничего не произнёс. Слова на языке у казака вертелись сугубо матерные, но применять их он опасался – бурные события последних лет научили его осторожности. Малинин хлопал глазами, озирался вокруг и потирал лоб – но ясности в мыслительный процесс это никак не вносило.

Комната. Смахивает на сказочную пещеру – из чёрного блестящего стекла. Стеклянный пол, стеклянные кубы, заменяющие кресла, стеклянные столики с пепельницами: походит на неоготику. Даже люстра в форме замка в Трансильвании: стеклянные башенки излучают тяжёлый, депрессивный свет. На подставках у стен мрачно оплывают чёрным стеарином свечи. Калашников, затаив дыхание, дотронулся до стеклянной поверхности. Стена оказалась тёплой. И главное –

настоящей

.

…Прохожий не отставал. Безобразно толстый, с лицом, заросшим светлой кабаньей щетиной, он тащился за молодой женщиной вдоль Форума Августа

[3]

, шепча весьма скабрезные намеки.

– О несравненная… ну что тебе стоит… прогуляемся в лупанар? Никто не заметит, клянусь Юпитером… подари мне счастье, красавица…

Женщина, на чьих скулах уже играли желваки, игнорировала волокиту. Она была закутана в пурпурную ливийскую ткань (узорчатый край открывал маленькие ноги в сандалиях) – признак иностранки благородного происхождения, и это подзадоривало толстяка.

Ливийка

держала путь к стенам храма Венеры – чудесного здания с восемью колоннами из красно-белого мрамора. Того самого, который воздвиг ещё божественный Юлий в честь великой победы при Фарсале над нечестивцем Помпеем.

– Прекрасная… три… пять ауреусов… неужто и пяти тебе мало?

Пять золотых монет составляли сумму, достаточную для покупки двух хороших рабов, однако

ливийка

и не подумала обернуться. По брусчатке, шатаясь, прошагал легионер в кожаных доспехах, с татуировкой на левом плече. Женщина кинула умоляющий взгляд, однако солдат не заметил призыва, от него за милларий разило пальмирской настойкой. Круглую площадь перед храмом Венеры венчал фонтан – чаша упруго извергала к солнцу розовые, подкрашенные вином струи. Каменный орёл простёр крылья над водой, и в их тени возлежали, зажав в руках цветы, изваяния императоров – Тиберия и Калигулы. Последнему Сенат недавно даровал титул «младшего цезаря»: в свете тяжёлой болезни Тиберия граждане Рима присматривались к парню как к будущему правителю. Но пока осторожно именовали «трёхкратно пресветлым» вместо «пятикратного»… Тиберий был очень ревнив к конкурентам.

…Роскошный конференц-зал переполнен донельзя. Набит битком, как бочка селёдками. Тайный сбор объявили внезапно, за неделю, но приехать на встречу сумели все делегаты, даже из Сибири и с Камчатки. Секретность обеспечили, как могли, – используя новейшие сканеры, обыскали зал на предмет прослушивающих устройств, простукали столы из красного дерева, прощупали шёлковую обивку кресел, просмотрели лампы в люстрах. Чего уж там – даже суфле из сёмги и торт и те подверглись осмотру, протыканию как минимум десятком вилок. Но, несмотря на это, собравшиеся говорили в микрофоны вполголоса. Они были пришиблены, раздавлены ужасным горем.

– Спасибо тем митрополитам, кои оценили важность совещания, – повернул к губам микрофон один из сидящих в президиуме – бородатый мужчина в чёрном одеянии и белой, высокой шапке (его так и звали – Белошапкин). – Руководство опасается грешной прессы. Скромная же трапеза в отеле-люкс мало кого волнует. Предлагаю, братие, утолить наш голод, вкусив даров морских и небесных, а после приступить к обсуждению общей проблемы…

По залу неслышно заскользили монахи с подносами.

– Храни тебя Голос, – басом прорычал сосед Белошапкина, благообразный старик. – Благословясь, можно пригубить вон того омара да икорочки съесть. Икорочка – она ж дар православный, практически манна небесная.

Перекрестившись, духовенство принялось жевать тарталетки с икрой.

…Шеф давно собирался с инспекцией в этот район Города, но, ввиду срочных дел, попросту не доходили копыта. Ад – мрачное общество, построенное на слухах, здесь нельзя ничего планировать. Лучше так: за минуту взял, собрался – и нагрянул внезапно, как извержение вулкана. Если же обитателей Квартала известить о визите Шефа, известно, что начнётся. Ушлые умельцы оформят, как похуже – разбросают мусор, красочно разложат стонущих калек с гниющими язвами, затопят печки-«буржуйки», завесив улицы дымом. Лишь бы доказать Шефу, что в Аду всё в порядке, – грешники мучаются от ежедневного нудного бытия, а не тусуются в подпольных стриптиз-клубах и не жуют запретные вкусности в китайском квартале. Посему проверки чаще всего совершались Шефом вне логики, спонтанно – без «мерседеса S666» с рогатой головой, в плотном гриме и совсем непривычном костюме.

А тут и повод подвернулся хороший.

Он приехал на старых «жигулях», как обычный грешник со стажем. Припарковал развалюху в сотне метров от Квартала и двинулся вперёд расслабленной походкой, заложив обе руки в курортные цветастые шорты с рисунками пальм. Грудь Шефа обтянула чёрная футболка AC/DC, а рога скрылись под бейсболкой с надписью Hard Rock. Уже на подходе к затянутому смогом кварталу он ощутил: правильный выбор!

– Мужик, хочешь крестов? – дыхнул в ухо перегаром щуплый субъект в круглых очках, с щетиной на подбородке, чем-то напоминающий кота Базилио. – Контрабандный товар, очень модно… настоящий дуб. Говорят, наденешь, и тебе за это наказание смягчат… дерево такое, заговорённое.

Шеф остановился, переживая величайшую радость.

…За окном ресторана шёл снег: пушистыми хлопьями, как в новогодней сказке. Прохожие, подняв воротники, скользили по тротуарам, машины смёрзлись в привычной пробке. Отвернувшись от окна, Калашников с удивлением проследил за заказом Малинина. Сначала ему не поверилось, и он твёрдо решил дождаться, пока официантка принесёт блюдо.

Но всё было правильно.

Малинин, набрав полный рот еды, с наслаждением хрустел пережаренными fish & chips

[26]

– от счастья даже прикрыл веки. Официальная кухня Ада была английской – то есть самой плохой в мире, нормальный человек не мог вкушать её без матерных слов. Во время работы в Преисподней, дабы вкусно поесть, Калашников с Малининым посещали подпольные рестораны в китайском квартале. Там, в тайных комнатах, они предавались запретному в Аду наслаждению – устраивали праздник своим желудкам. И тут – такое!

– Братец, – вкрадчиво спросил Калашников. – Ты себе ничего не отморозил?

Малинин открыл глаза, полные томной неги.

…На первый взгляд тронный зал больше всего напоминал зверинец. У стен из красного песчаника, лениво вылизывая шерсть, возлежали чёрные пантеры (ещё недавно охотившиеся в джунглях Индии), пятнистые леопарды – с гор Памира и одинокий снежный барс. Царь Артабан не без основания мыслил, что ручные звери – идеальная охрана. Ластятся, словно кошки, трутся об колени, мурлычат… но стоит отдать приказ – разорвут любого в клочья. Если Артабан считал доклад вельможи неудачным – последнее, что тот видел в жизни, был прыжок чёрной пантеры. Царь не производил впечатления грозного властелина – низкорослый, ноздреватая кожа, борода завита кокетливыми колечками. Он стеснялся своего роста и принимал придворных, сидя высоко на Павлиньем троне, украшенном изумрудами. Пол, сделанный из осколков зеркал, отражал бегающие глаза вельмож, впитывая их страх. Пожилой визирь, упав на колени у подножия трона, сжал в сбрызнутых благовониями пальцах папирус.

– Что там у нас с пурпуром? – задал вопрос Артабан.

Он говорил шепотом, чтобы шпионы Рима не подслушали секреты.

– Цены растут, о царь царей, – в тон ему, но с диким сожалением шепнул визирь. – Ахурамазда свидетель: проклятый Рим, издеваясь, заламывает нашим торговцам руки… Особенно дорог тот пурпур, что добывается в Средиземном море, из белых раковин. Что на базарах, что в караван-сараях купцы предрекают ужасное будущее, о царь…

Пантера, прыгнув на ступени трона, потёрлась о руку Артабана. Тот ласково почесал ей загривок – шерсть зверя была умащена маслом.

…Худой блондин с пронзительно-голубыми глазами уже не был одет в повседневную арабскую

кандуру

, а его шею не скрывал пыльный платок-

куфия [28]

. Блондин сжёг их сразу, как только вернулся из Палестины. Прекрасный синий костюм – разумеется, не купленный в магазине, а сшитый на заказ одним из лучших портных Милана – сидел на теле как влитой. Да, это куда лучше грязных шмоток, наспех приобретённых в сувенирной лавке Вифлеема. Он вжился в костюмы, ткань сделалась его второй кожей – и только в них блондин появлялся на публике… не исключая очень важные совещания. Нынешнее совещание тоже важное, поэтому он сидит здесь в одиночестве. Взглянув на часы, вифлеемский собеседник Раэль засёк точное время и нервно пошевелил пальцами: на среднем поблескивал перстень из золота с эмблемой на печати – сломанная роза с облетающими лепестками. Любой посторонний визитёр определил бы, что это очень странное совещание… ибо кто же проводит встречи сам с собой? В воздухе, у носа блондина,

парил

ноутбук с включенной программой «скайп» – для телефонных переговоров через Интернет. Тех переговоров, что невозможно прослушать любой спецслужбе, даже очень опытной. Его ждали трое – главы

групп

, вмещавших сотню участников.

Значок «скайпа» засветился зелёным.

Блондин поспешно надел наушники, подключил микрофон.

– Приветствую всех, братья, – негромко сказал он. – Я готов слушать.

Он произнес фразу на булькающем языке, которого не понял бы ни один человек в Москве, да и не только – скорее всего, в загадочном наречии не разобралась бы даже Раэль. Ибо язык этот был вовсе не арамейский.

…Здание библиотеки – белоснежное, с колоннами и пристройкой наверху (как у Капитолия в Вашингтоне) оказалось хорошо знакомо Малинину. До революции оно называлось Пашков дом. Строение с колоннадой возвели в 1784 году по заказу капитан-поручика Семёновского полка Пашкова – впрочем, в эти тонкости Малинин как раз не вдавался. Зато знал другое – наискосок от «дома с колоннами» располагался трактир «Собакинъ», где подавали замечательную горькую настойку и капусту собственного засола. До революции Малинин провёл там немало прелестных часов своей жизни – память вспышкой выхватила опохмелку (щи вчерашние, дороже на пятак), щупанье некоей барышни и лихой мордобой с парой местных извозчиков.

Впрочем, воспоминаний хватило ненадолго. Оказавшись в библиотеке, Малинин откровенно заскучал. Сидя рядом с Калашниковым, он ёрзал на стуле, своим видом напоминая тоскующего денди. То есть казак и до этого понимал, что библиотеки – гнусные узилища, созданные

тилигентами

для пыток простых людей. Но не представлял, что это настолько ужасно.

В здание его пропустили без проблем и даже выдали читательский билет – вот только делать тут было абсолютно нечего. Буфет с выпивкой отсутствовал напрочь, а ушлые

мамзельки

в очках, что шлялись по коридорам, не удостаивали казака взглядами – хоть, по мнению Малинина, в костюме-тройке и кожаных сапогах он выглядел как «купец-миллионщик». Водка во фляжке грела сердце, но воздать должное нектару богов казак не сумел – расположившийся за компьютером Калашников заметил, как рука его помощника змеёй скользнула за борт пиджака.

– Серёга, – ласково сказал Калашников, не отрываясь от монитора. – Сердце у меня доброе, но жалость ему неведома. Если из-за твоих вредных привычек нас вышвырнут из библиотеки, потом буду бить морду. Ты ж меня знаешь…

Уныло кивнув, Малинин взял со стола газету.

…– Ну, долго там ещё? Вашбродь… простите, нам обедать не пора? Голос Малинина прозвучал в мраморных лабиринтах подземелья грустным эхом. И он, и Калашников двигались на четвереньках – стены радовали могильным холодом, рты напарников окутывали облачка пара. С усилием сдвинув очередной (десятый по счёту) мельничный жернов, скрывающий вход в хранилище, Малинин окончательно приуныл. Он едва видел во тьме, глаза разболелись от пляшущего света фонарика, а нарисованные на стенах рыбы заставляли жестоко ностальгировать о копчёном леще и других вкусовых приятностях. Рано утром Калашников пообещал посещение ресторана с безлимитной водкой, но туда так и не успели заехать: сердце Малинина разбилось. Пересадка в Стамбуле на Atlas Jet, рейс до Эрбиля, посадка, виза в аэропорту в паспорт – точнее, чернильный штамп, разрешающий иностранцам пробыть в Ираке 10 дней. Представитель Шефа в Эрбиле оказался толстым усатым ассирийцем. Ашур не проявил гостеприимства, для опознания лишь показал татуировку на левой руке – рогатая голова. Калашников шепотом объяснил Малинину, что Ашур, видимо, поклонник весьма древнего культа, разделившего Африку и Месопотамию на две части, – кто-то изображал на руке ангела, а кто-то – демона. «Отсюда, братец, и пошла традиция у египетских фанатов Кудесника, – сообщил Калашников. – Они после крещения крест не носят, а татуируют его на руке. Крест-то кто угодно надеть может – а тут прямое доказательство веры». Служитель демонов, не обронив улыбки, снабдил посланцев Шефа необходимой экипировкой: АК-47 (в сумку, в качестве бонуса, положил гранатомёт «Муха»), гранатами и двумя фонариками. Проводив Калашникова и Малинина до базара под крепостью Эрбиля, встав рядом с бьющими фонтанами, Ашур кому-то позвонил по мобильному. Через пять минут прибыло такси – белая «Волга» с рыжей полосой на багажнике: в своё время по причине международных санкций властитель Ирака Саддам Хусейн закупал автомобили в России.

– Поедете до Киркука, – грозно объявил Ашур. – Это недалеко.

Целый час утомлённый жарой и отсутствием водки Малинин смотрел в окно. Мимо пронеслись блокпосты, выжженная солнцем земля без единой травинки и горящие факелы нефтяных полей. В Киркуке Калашников расплатился с таксистом новенькими динарами и нанял другую машину. Белая пыль висела в воздухе, похрустывала на зубах. Улицы Киркука тонули в мусоре, такси ехало «огородами», по переулкам среди обветшавших домов: стены испещряли следы пуль. Утром в разных районах подорвали сразу три автомобиля с бомбами в багажнике – обгоревшая резина на асфальте мешалась с запёкшейся кровью. Потные солдаты на блокпостах разглядывали машины через прицел автомата, а водитель до упора поднял стёкла на боковых дверцах – невзирая на ужасную духоту в салоне.

– Чтобы люди не услышали, как мы говорим по-английски, – объяснил он. – Могут убить. Любой даст очередь в лобовое стекло – и спаси Аллах.

…У крепости Навуходоносора дежурила охрана: дежурство заключалось в борьбе с мухами (с переменным успехом) и поглощении литров чая. Вход в крепость для иностранцев был закрыт, но Алексей, отозвав офицера в сторону, решил проблему – с помощью стодолларовой бумажки. Жёлтая, как песок, крепость возвышалась над Киркуком, предоставляя отличный обзор окрестностей – сквозь бойницы для лучников. Факелы нефтяных скважин на горизонте коптили небо жирным дымом. Лучше всего просматривался базар, самый дешёвый в старом городе. Копошась среди отбросов, сотни людей пытались продать друг другу китайское барахло. Районы были разделены вышками, в будках застыли пулемётчики.

…На аудиенцию в японский сад Варфоломей пришел в одежде кающегося грешника – в посконной старой рубахе, с петлёй на шее, босиком. Голос не подал виду, что удивлён нарядом: архангел выглядел мрачнее тучи.

– Накажи меня… – потребовал Варфоломей непреклонным тоном армейского генерала. – Да что там накажи… мало этого… сжечь вели меня, собаку!

Голос подумал, что расхохотаться будет совсем уж неприлично.

– Замучили вы меня с этой собакой, – хмыкнул он. – Почитай Булгакова, что ли, – он в «Мастере и Маргарите» точно подметил: я не вижу плохого в этом звере. Сжечь? Тоже абсолютно не мой метод. О, знаю-знаю, чего тебе хочется: сказать… видимо, Содом и Гоморра? Но сжигать город – одно, а обращать в пепел архангела – совсем другое. Суровые меры не всегда эффективны. После исчезновения Содома гомосексуалистов стало больше: огонь словно размножил их, подобно ксероксу.

Варфоломей насупился. Кончики крыльев дрогнули и вяло поникли. Ему было что сказать, но он счёл нужным хранить виноватое молчание.

…Набережную города щедро залил свет восходящего солнца. Статуи Калигулы купались в его лучах – стоя на постаментах, где раньше красовались изваяния Тиберия. Остряки предлагали оборудовать статуи винтовой резьбой, чтобы вывинчивать из «гнёзд», едва сменится власть. Впрочем, остряков уже давно распяли на крестах: римская администрация никогда не отличалась любовью к юмору. Один классик подметил: «Если в Риме стригут ногти – в провинциях рубят пальцы». За эту фразу, разумеется, его тоже казнили. Почти 70 лет назад последнюю царицу династии Птолемеев укусила кобра, и с тех пор курортный Египет изнывал под ярмом римской власти.

– Скоро наш город посетит великий цезарь Калигула! – кричал глашатай на площади Юпитера. – Радуйтесь, о египтяне! Это счастье! Он приедет на свою виллу в обществе красавиц и даст там пир!

Египтяне сдержанно радовались. Визит цезаря приносил плоды: на пальмах красили листья, набережную Александрии срочно ремонтировали. А когда цезарь шёл в толпу, пообщаться с народом, толпа состояла из тайных ликторов и засланных преторианцев.

– А то я египтян-то наших не знаю, – признавался потом на вечерней оргии с гетерами префект Египта, всадник Авл Флаккус. – Подойдут к Калигуле и ляпнут – дескать, цены высокие, работы нет, сенаторы только и делают, что виллы себе строят, все хлебные места в торговле да на пляжах заняли эти чёрные… ну, то есть нубийцы. А цезарь, что? Либо на крест меня, либо лошадьми разорвать… а то и с поста префекта долой, что ещё хуже. Нет уж. Пусть Калигула знакомится с проверенным народом, в звании не ниже квестора

[46]

– эти профессионалы, они даже от счастья плачут совсем натурально.

Дикие племена нубийцев боялись префекта не меньше, чем коренные египтяне. Когда-то чернокожие воины сражались против Рима за свободу, получая денежную помощь от Парфии. Но как только уставший Рим плюнул и дал им свободу, выяснилось: у племён ничего в горах нет – даже скромного земляного участка, колосок пшеницы не посадишь. Оголодав, нубийцы толпами повалили обратно в империю. Они жили в хлевах вместе с коровами, мели улицы, подрабатывали извозчиками на дряхлых, полумёртвых клячах и продавали на базарах бананы. Центурионы местных легионов требовали у нубийцев деньги по поводу и без, те отдавали последние сестерции – скандалить с римской охраной было опасно.

…Малинин с тоской взглянул на окружающих крепость боевиков. Человек сорок, никак не меньше. Атомной же бомбы, как назло, под рукой нет. Охрана не подавала признаков жизни: с ними разобрались. В небе завис белый дирижабль – и это зрелище полностью срубило Малинина.

– Пипец нам, вашбродь, – констатировал он бесспорный факт.

– Ничего себе, – удивился Калашников. – Это где ж ты, братец, понабрался современного российского сленга? В школу мы с тобой вроде не ходили.

– Нешто я не православный? – хмыкнул Малинин. – А способности у меня, да – просто уникальные. Што ни скажи – на лету схватываю. Завидуете?

– Аж зубами скриплю, братец, – согласился Калашников.

…Блондин, обладатель тихого голоса, облегчённо вздохнул – трубка телефона (старая модель, раритет) упокоилась на «рожках». Наконец-то. Он еле успел. Это именно ему после бесплодных попыток дозвониться до Раэль пришла в голову идея – срочно связаться со слугами Ада. Как же вовремя! Ещё пара минут – и предстояла бы неприятная беседа с Шефом, всякая хрень о нарушении условий договора. Для Раэль придётся нанять психоаналитика (настолько сильным оказалось её потрясение), но это уже детали. Их шансы увеличились. Хотя и результатов по-прежнему – ноль.

Он окинул взглядом кабинет.

Хорошая отделка – работали итальянские мастера. Евроремонт, как полагается, портреты

тандема

на стене, обтянутые зелёной кожей стулья, белый двуглавый орел – подражание стилю предыдущего президента. Сколько градоначальников сменилось на его памяти? Надо посмотреть блокнот – он ведёт записи. Очень давно… начинал ещё на пергаменте. При каждом правителе Москвы блондин кем-то да состоял – меняя внешность, документы,

каждый раз проживая новую жизнь.

Да и не только он. Весь Совет Мёртвых. Любой участник совета держал в руке невидимую нить, управляя столицей, а через него – всей страной. Великие князья, цари, императоры, генсеки, президенты и премьеры – лишь исполнители их воли: тайного правительства, которое не могло покинуть ненавистный мегаполис.

Краем уха он слушал новости по телевизору.

Что-то опять случилось в Бангкоке. Неважно что – расстрел демонстрации или вроде того. В мозгу отпечатался перевод названия столицы Таиланда – «город ангелов». Хм, как смешно. И Бангкок, и центр Калифорнии, Лос-Анджелес, никакого отношения к ангелам не имеют. Настоящий город ангелов – Москва. Он был им всегда, с самого основания.

…Виляя волнистым хвостом, прямо по стене проплыла рыбка-попугай. Тельце в мелкой чешуе переливалось – то синей, то оранжевой краской. Малинин не обратил на нее внимания. Он восторгался рыбой лишь двух видов – копчёной и сушёной, посему созерцание природы его слабо волновало. Стены мягко колыхались, как океанские волны, – их наполнял прозрачный силикон. Строители, верные Преисподней (само собой, тоже таджики), сделали грот в форме гигантского океанариума – комнаты сообщались между собой стеклянными туннелями. Где бы ни находился посетитель, над его головой плыли морские создания – акулы, скаты, косяки разноцветных рыб. А стены послушно создавали иллюзию, что бункер погружён в воду. Под ногами скрипели коралловый песок и сушёные морские звёзды, посетителям выдавались фирменные пляжные шлёпанцы.

– Вашбродь, – булькнул «мохито» Малинин. – Когда на улицу-то выйдем?

Калашников даже не поднял головы от нетбука. Он сидел за журнальным столиком – обложенный со всех сторон ворохом распечаток из Интернета, блокнотами и фломастерами. Сбоку от компьютера покоилась Библия: обложку украшали штамп в виде пентаграммы «Хранилище Ада» и голографическая эмблема – «Рекомендация Шефа: узнай врага своего!»

– Братец, ответь, вот чего тебе тут не хватает? – недовольно спросил Алексей. – Водки в мини-баре – залейся. Текила, ром, кашаса. Закуска в отдельном холодильнике: включает сёмгу, норвежскую селёдку и огурцы спецзасолки из Сибири. И разве это всё? Комната-сейф для просмотра порно. Тайские массажистки в любом количестве. А тебе, значит, мало. Ну что сказать – ты типичный русский. Посему элементарно заткнись, дай мне поработать.

– Раэль не хватает, – угрюмо сказал Малинин. – Не пускают её сюда.

…Шеф перелистнул когтем страницу календаря, любуясь глянцем.

«Ад полыхает, и я вся горю!» – Голая девушка на фото, изобразившая «Январь», была прикрыта парой снежинок. «Грехи отпустили, а я всё грешу», – сообщала томная дама на «Феврале». «Март» был представлен худенькой нимфеткой, обвитой шлангом, с подписью: «Пылесос выключен, а я ещё сосу». На «Апреле» Шефу улыбалась порноактриса Лола Феррари с десятым размером груди (как известно, эта грудь и задушила ее во сне) – «Я ваша звезда пентаграммы – беритесь за любой конец!». «Май» радовал голой британской принцессой Дианой под лозунгом – «Лучше бы я ехала на „Ладе Калине“!» На «Июне» красовалась Ева Браун – «Снова выпью яду, если не придёте ко мне!» До «Июля» Шеф не дошёл, отложил календарь.

– Чья идея? – сухо бросил он маркетологу в фиолетовом платье.

– Моя, – расцвела рыжая. – Согласитесь, шикарно? Никого уговаривать не пришлось… очередь такая образовалась, чуть не передавили друг друга. Женщины по природе своей эксгибиционистки, а уж сняться голыми для князя тьмы – ну это вроде как девственность в дар принести. Кучу народу я отвергла на кастинге, а сколько рвалось! Клара Петаччи – любовница Муссолини, та самая, которую застрелили и повесили вверх ногами в Милане партизаны, – полезла с Евой Браун драться. Fuck, еле разняла!

– Петаччи, на мой взгляд, сексуальнее, – заметил Шеф. – Ева – просто снулая рыба какая-то: вот не понимаю, что Гитлер в ней нашёл. То-то фюрер уже через сутки после свадьбы с Евой отравился – глаза, наверное, открылись. Принцесса Диана конечно же сделала заявление для прессы, что снимается голой лишь в целях помощи бездомным в Квартале Миллионеров? Уникальная девица. Это ж надо так выстроить себе имидж, что она ангел, а все кругом уроды. Я бы её пиарщикам памятник из золота отлил.

…Ангел заново простукал стену костяшками пальцев. Тщетно. Он опустился на груду камней, покачал головой. Слабое сияние вокруг крыльев освещало грот и остатки развороченного саркофага.

– Это ловушка, – тихо произнёс ангел. – Выхода нет. Путь назад засыпало, а отсюда туннель вёл на поверхность. Но он разрушен.

Алевтина, не веря, продолжала щупать камни.

– Как же так… как же так… – шептала она. – Уже в самом конце, когда мы достигли желаемого. Ненавижу… проклятый Зоровавель…

Ангел протестующе шевельнул крылом.

… – Вот ишшо интересно, – понизив голос до шёпота, спросил Малинин. – Ангелы Небесной Канцелярии запросто перемещаются по эпохам прошлого, так? Почему ж они не в состоянии прыгнуть в будущее? А ить так просто. Слетал на годик вперед, нашёл вражину, да и расстрелял. И нет проблем-с.

Раэль заняла позицию рядом с ним – обложившись еловыми ветками. Сверху весьма лениво, витая в воздухе, и вообще чисто по-русски сыпался снег.

– Он хоть когда-нибудь замолкает? – простонала ангел.

– Никогда, – скучно сказал Калашников, не отрываясь от бинокля.

Раэль перевернулась – ветки под её телом пружинисто хрустнули.

…Мазахаэль едва справился с волнением. Пока подключал ноутбук изнутри хрустального шара, поймал сигнал wi-fi, дрожали руки, – уже никакого терпения не хватало.

Голос всемогущий, наконец-то!

Тысячи лет мучений, депрессии, бесплодного ожидания – и вот ОНО. Да-да, конечно – на похитителя ДНК вышли люди Шефа, но… сил зла в Москве явно недостаточно, чтобы справиться с ним и его армией в одиночку. Тут-то падшие ангелы и покажут, на что способны. Вау, самому не верится. Неужели вечный ужас завершён и они покинут Москву?! Рай, чудесное место – без снега, вечных пробок, стриптиз-клубов и странных статуй. Он бросит здесь всё, без капли малейшего сожаления. Босиком пойдет в Рай.

На ноутбуке включился значок «скайп».

– Я уже слышал новости, – сказал ему «волк». – Спасибо тебе, о, спасибо!

Его голос изливался настоящим человеческим счастьем.

– Не за что, – ответил Мазахаэль. – Да, сотрудничество с отверженными принесло свои плоды. Слуги Ада нашли человека, который имел кощунство похитить образцы ДНК Кудесника. Это Анна Дариуш, любовница миллиардёра Бабловича. Неизвестно, при ней ли сейчас скандальные файлы, но мы по-любому это выясним. Я уже дал детальные инструкции…