Запоздавшая весна пришла быстро и шумно, как приходит гость, которого задержали дома перед уходом. Теплый захребтовый ветер, дышавший весенней лаской, ударил влажными крыльями в лицо Матвея, и старик сказал раздумчиво:

— Зима шибко спесивая была. Зато, смотри-ка, весна какая дружная!

Капралов не ответил, глубже надвинул на лоб ватный с меховым околышем картуз. А Матвей вздохнул и вдруг взмахнул рукой, захватив в широкий жест и бесконечный размет лесов, и изгибы Чусовой, и прибрежные горы:

— Краса-то какая, а! Эх, зачусовская наша сторонка, раздолье вольное! По гляди-ко отсюда, душа радуется!

Чугунный бас Матвея дрожал скрытой лаской. Таимое это волнение дошло и до Капралова, он поднял голову, увидел простор горных лесов, прихотливые извивы Чусовой, облака, лебедями уплывающие вдаль, но снова ничего не ответил, встал и посмотрел внимательно, будто впервые, на памятник, у подножья которого они сидели.

Удар был неожидан и свиреп.

Белые ударили от железной дороги, нацелившись на Могильную. На темнозеленых английских шинелях колчаковцев были нашиты восьмиугольные раскольничьи кресты. Колчаковское командование знало, что среди шавдинцев много раскольников разных толков: часовенные, поморцы, липаки. Но «гамаюны» выбрали эти кресты прицелом для своих ружей. И только после упорного боя малообученные «гамаюны» оставили самодельные окопы и отступили в горы. В слободку они не вернулись, и в горах стало больше одним партизанским отрядом.

А Заречье весело готовилось к встрече долгожданных гостей. Зареченский поп, молодой смешливый отец Анисим, готовил крестный ход; владелец зареченской аптеки, господин Лейзе, готовился поднести победителям букет искусственных шелковых роз; зареченские дамы спешно утюжили бальные платья.

Торжественная встреча была отложена на три дня, когда фронт отодвинулся от Шавды на десятки километров, а на завод прибыл штаб бригады. Командир бригады, генерал-майор с царскими свитскими аксельбантами, проследовал в автомобиле прямо в Заречье, не остановившись в слободке. Он приложился к кресту и подошел под благословение отца Анисима. Затем принял букет шелковых роз от мадам Лейзе и приложился к ее ручке. Вместе с генералом, в одном с ним автомобиле, вернулся на завод бежавший от красных бывший директор завода мосье Лялайг.

Первым приказом генерала было — арестовать семьи рабочих и шахтеров, ушедших в горы, в партизаны. Сотню стариков, старух, детей заперли в бывшем полицейском участке. Партизаны ответили па это лихим налетом на Заречье. Целые сутки развевалось на зареченских заставах партизанское знамя — длинный шест с красным лоскутом.