Илья Зверев (1926–1966) родился в г. Александрии, на Украине. Детство провел в Донбассе, юность — в Сибири. Работал, учился в вечернем институте, был журналистом. В 1948 году выпустил первую книгу путевых очерков.
Илья Зверев — автор многих книг («Ничего особенного», «Государственные и обыкновенные соображения Саши Синева», «Все дни, включая воскресенье…», «Второе апреля», «Трамвайный закон» и др.). Широкому кругу читателей известны его рассказы и повести, опубликованные в журналах «Знамя» и «Юность». По его произведениям сделаны кинофильмы и спектакли («Непридуманная история», «Второе апреля», «Романтика для взрослых»).
Писатель исследует широкие пласты жизни нашего общества пятидесятых и первой половины шестидесятых годов.
В повестях «Она и он», «Романтика для взрослых», в публицистических очерках рассказывается о людях разных судеб и профессий. Герои И. Зверева — колхозники, шахтеры, школьники. Но о чем бы ни шел разговор, он всегда одинаково важен и интересен читателю: это разговор о мужестве и доброте.
Собранные воедино произведения, публиковавшиеся прежде в разных книгах, позволяют с особенной полнотой ощутить своеобразие творчества Ильи Зверева.
Рассказы
ВСЕМ ЛЕТЕТЬ В КОСМОС
Его лицо казалось собранным из крупных блоков, не очень тщательно пригнанных друг к другу (так бывает при скоростном строительстве: округлый девичий лоб из одного комплекта, мясистые щеки бурбона — из другого, толстый нос добряка — из третьего). Когда Фролова спрашивали: «Как дела?» — он отвечал: «Нормально». Так оно в общем-то и было.
И вдруг случилось нечто выдающееся. В пятьдесят седьмом году, в октябре месяце, четвертого числа. Во время ночного дежурства на радиостанции он поймал сигнал спутника Земли. Знаменитое и прославленное «бип-бип-бип».
Он пришел в волнение и телеграфировал в Академию наук, а также, по субординации, в штаб военного округа. Но во всем городке, затерянном среди Курильских сопок, только сын Славка в полной мере оценил эту великую удачу.
— Ты, папа, вписал свое имя в историю, — сказал он. — Как тот матрос Колумба, который крикнул: «Земля!»
Уже это само по себе было немалой наградой. Потому что только неделю назад тот же Славка спросил его кисло:
ВТОРОЕ АПРЕЛЯ
Было еще только без пятнадцати восемь или даже без двадцати, и вдруг зазвонил телефон. Маме и папе так рано никогда не звонили, а Машке иногда звонили. Поэтому она в одном чулке выбежала в коридор и схватила трубку.
— Можно, пожалуйста, Гаврикову Машу? — попросил вежливый, почти мужской голос. Машка могла бы побожиться, что не знала никого с таким вежливым голосом.
— Я слушаю.
— Машка, — сказало в трубке и вздохнуло с облегчением (конечно, Кол
е
нелегко было выговорить ту длинную вежливую фразу), — англичанка велела, чтоб ты принесла магник. Произношение записывать. К тебе сейчас Ряша зайдет.
Ее все звали Машкой, хотя русачка Людмила запрещала, говорила, что это вульгарно и грубо. Но это не было грубо. Так же как не было ласково, что другую Машу звали Машенькой. Просто та была действительно Машенька, такая кисочка «мур-мур», а эта действительно Машка, свой парень.
НА АТОМНОЙ
ЧЕТЫРЕ ПРЕДИСЛОВИЯ
В пригородном автобусе одна девушка сказала другой:
— И еще Федя с Атомной. Да знаешь ты его…
Меня вдруг поразила будничность этого сочетания: «Федя с Атомной». Так двадцать лет назад говорили: «Ну, Вася с Тракторного». Так через двадцать лет, может быть, будут говорить: «Ну, Миша с Луны».
Здесь уже привыкли и называют ее просто «Атомная». Ленятся титуловать полным именем: «Энская атомная электростанция». А ведь чудо из чудес: какая-то урановая кроха будет двигать машинищами!
ТЕЧЕНИЕ ВРЕМЕНИ
— Были когда-то такие стишки:
Может быть, я их несколько перевираю — неважно. Но клянусь честью, я действительно не могу понять, что во мне интересного и что я должен рассказывать. А вещей, которые мне самому непонятны, я взял за правило не делать. Вот так. Если вам угодно — задавайте вопросы.
И Смирнов даже поклонился со старомодной грацией, так не вязавшейся с его синей спецовкой, испачканной смазочными маслами всех марок.
— Извольте, — повторил он тоном графа из пролеткультовской пьесы. — Я вас слушаю.
ЧУДНЫЙ ПРОДАВЕЦ КЛУБНИКИ
Мы ждали загородного автобуса. Он ходил редко, раз в сорок минут. Но другого способа добраться в Дальние Дворики не было. В этих самых Дальних Двориках работало много народу — там были фабрика пищевых концентратов, автобаза, общежитие ГРЭС и счетно-вычислительный центр какого-то института.
Против обыкновения, ожидающие не толпились под безобразным бетонным навесом. Все перекочевали на другую сторону шоссе и выстроились в очередь к зеленому ларьку «Овощи — фрукты».
Там торговали клубникой. Продавал ее тщедушный парень лет двадцати. Поместительный белый халат висел на нем, как на вешалке. Лицо было сделано как-то не по правилам — оно резко сужалось книзу и заканчивалось совершенно квадратным подбородком. И вел он себя странно…
Толстуха в плюшевом жакете, видно привыкшая обращаться с сильными мира сего, искательно заглядывала ему в глаза.
— Будьте так любезны, пожалуйста, дайте мне получше. Это для мальчика.
ДИМА
Судя по очеркам, которые печатаются в газетах, большинство населения Советского Союза работает на Братской ГЭС.
На самом деле большинство населения работает на менее знаменитых предприятиях, а некоторые — даже в артелях и разных мастерских.
Дима, например, работал в мастерской, весь штат которой состоял из него самого. Зато называлась она длинно:
«Ремонт электробритв „Харьков“, „Нева“, „Киев“, треста „Бытремонт“».
Самый большой завод в городе, всемирно прославленный турбинный, назывался в семь раз короче. Просто «Энергомаш». Но это к делу не относится. Дима не собирался тягаться с «Энергомашем».
