Ярким солнечным утром я шел по старому лесу Кара-чингильского охотничьего хозяйства. Это был необычный лес для тех, кто вырос среди сосновых боров или тайги. Узкие мелкие листья джиды, немного похожие на тальниковые, не давали и половины тени, обычной для других деревьев. Совсем не зеленый, а голубовато-серый цвет листьев, как легкой дымкой, окутывал деревья и придавал всему лесу сказочную окраску. А какой сильный пряный запах разносился от множества ярко-желтых соцветий на каждом дереве!

Джидовый серебристый лес всем своим видом говорит о юге.

Настойчивый сорочий крик привлек мое внимание. На большой поляне в лесу, с которой накануне была скошена и увезена трава, сидели три сороки на некотором расстоянии друг от друга. Они взмахивали хвостами, стрекотали и смотрели на какой-то шевелящийся комок. В бинокль я рассмотрел, что это лисица так заинтересовала сорок. Она лежала на спине, виляла хвостом и поворачивалась то на один бок, то на другой.

С четвертой стороны, из густой, нескошенной травы, вышел фазан и, весь вытянувшись, тоже стал смотреть на лису и тревожно цокать. А лиса все переваливалась с боку на бок, ложилась на спину, болтала ногами и непрерывно виляла хвостом, медленно приближаясь к одной из сорок. Но та не улетала и даже боком подскакивала ближе к лисе. Не более трех метров отделяло их друг от друга. Два метра! Еще меньше! Лиса перевернулась на живот и бросилась на сороку!

Лиса точно опустилась на то место, где сидела сорока, но ее уже не было: отчаянно застрекотав, она успела взлететь и... тут же опять села на поляну в десяти шагах от лисы. А та, не вставая, перевалилась на спину и опять завиляла хвостом, словно это совсем не она «публично» чуть было не схватила сороку.

Огромная темная туча быстро приблизилась и закрыла солнце. Степь сразу приобрела какой-то сероватый, осенний вид. Замолкло стрекотание насекомых, исчезли птицы. Послышались раскаты грома.

С неумолимой быстротой надвигалась гроза.

А туча уже настигает нас. В воздухе запахло влагой. Стал слышен шум дождя. Еще немного — и мы примем холодный душ. Отдельные крупные капли уже зашлепали по пыльной дороге, оставляя мокрые пятна.

Тогда мы нажали на всю силу наших ног и легких. И, когда нырнули наконец под защиту моста, дождь хлынул сплошной лавиной.

Приехал я на лесной кордон заповедника Бартугай поздно вечером и не успел рассказать о цели своего приезда объездчику Чуне. А он, как истый житель горных лесов, никогда ни о чем сам не спрашивал. Только на следующий день утром, когда мы сели на кошму перед столиком на крошечных ножках и стали пить чай с бурсаками, я задал Чуне тревожный для меня вопрос:

— Как в этом году, Чуне, в горах есть кеклики?

— Мал-мала есть, — ответил Чуне, сразу поняв, что начался служебный разговор.

«Мал-мала» в понятии Чуне значило много, и поэтому приехал я в Бартугай не напрасно.

Несколько дней грузовик экспедиции громыхал без дороги, пересекая бесконечную пустыню Сары-Талкум. Название этой огромной части Казахстана переводится на русский язык мрачными словами: «Горы желтого песка». И в самом деле, кругом была видна только выжженная солнцем однообразная серая почва с редкими клочками и куртинками низкорослой полыни, верблюжьей колючки и еще каких-то «злых» растений, трогать которые можно только в кожаных шоферских перчатках.

Безжизненная и всюду одинаковая пустыня уже через час езды начинает вызывать уныние и тоску. Впрочем, называть пустыню безжизненной было бы неправильно. На редких кустах тамариска и саксаула иногда попадались одиночные гнездышки вьюрков — за день по нескольку штук. Значительно чаще мы вспугивали пустынных рябков-бульдуруков. Обычно рябок взлетал возле самой машины и садился в нескольких десятках шагов на землю, бежал немного и вдруг исчезал: его оперение изумительно гармонировало с почвой и растительностью. Заметить рябка было невозможно, если он не шевелился. В том месте, откуда взлетал рябок, каждый раз в маленьком углублении земли мы находили его яйца.

На третий день пути вода в бочонке стала плескаться на ухабах уже только на самом дне. Лица у всех делались все более озабоченными. Разговоры и смех давно смолкли. Невольно думалось о том, что у нашего грузовика, с «жизненным стажем» много более ста тысяч километров, вот-вот может выйти из строя какой-нибудь болтик среди множества тончайших деталей в его двигателе, и тогда... невольно припоминались слова провожавших нас товарищей:

«На одной машине, да еще старой, и в такую даль! Да вы с ума сошли?!»