Дом культуры сожгли по пьянке. Здание ветхое, послевоенное, с бревенчатыми перекрытиями и дощатыми полами – чего ж ему не сгореть? Да еще внутри – мебель древесная, портьеры плюшевые, сцена захламленная, кружок кройки и шитья с клубками да выкройками, кружок «Умелые руки» с верстаками да фуганками. И пылищи везде кубометра четыре. Огнеопасно, как в сухом лесу июльской жарой. Короче, полыхнуло откуда-то с первого этажа, лизнул застенчиво алый язычок крышу, и уже спустя десять минут горел ДК ярко и весело.

Да хрен с ним, с Домом культуры-то! Стоял наш город без Дома культуры семьсот лет – и столько же простоит! Но в пожаре том выгорел почти весь Залинейный район, или, как его называют в городе, Залиния. Известное дело, что такое частный сектор: бревна, тес, дощатые заборы, сараи под хатами, поленницы во дворах. И все – вплотную друг к другу, словно крупинки сала в сервелате. С крыши ДК перекинулось пламя на пивнуху «Прохлада», с пивнухи – на дом участкового Семеныча, с дома Семеныча – на хату азербайджанца Мамеда. Не того Мамеда, который цветами торгует, а того, что водяру поддельную гонит… И пошло-поехало!

Минут через двадцать стало на Залинии светло, как в городе Санкт-Петербурге во время белых ночей. Гудит страшное пламя, лопается шифер на крышах, лишь треск по всей округе разносится: трах-тарарах! Один дом, второй, третий… Вот уже Поселковая улица огнем объята, за ней – Лесная, за ней – Железнодорожный тупик. Люди из хат выскакивают, добро свое норовят спасать. Кто-то телевизор под мышкой волочет, кто-то детишек сонных из окон выбрасывает, кто-то машину из гаража выгоняет. Участковый Семеныч, по случаю субботнего вечера добре поддатый, в семейных трусах, огонь потушить пытается. Кричит, суетится – мол, воды давайте, воды! Это он правильно догадался, что огонь водой тушить надо. Да куда там! Жар что из мартеновской печи: больше чем на пять метров подойти невозможно. Азер Мамед в истерике бьется, не по-нашему кричит. И без переводчика ясно о чем: деньги, мол, в доме остались. Сбережения, заработанные годами непосильного труда, пропадают! Да где уж их спасешь – скажи спасибо, что сам из огня успел выскочить.

При пожаре принято звонить 01.

Позвонили.

Город наш невелик: всего двести тысяч населения. Пятнадцать школ, два института, четыре фабрики и два завода, три рынка, шесть кинотеатров, пять церквей и семь кладбищ. Невелик наш райцентр, да очень показателен: эдакая Российская Федерация в миниатюре. Микромодель всей страны. Есть тут и своя верховная власть в лице мэра Лукьянова, как и повсюду в России, никем не любимая. Есть и свой «олигарх», владелец фирм, фабрик, заводов и рынков, он же – депутат Госдумы Хомуталин, даже более нелюбимый, чем мэр. Есть и свой кавказский бандит, дагестанский авторитет Булат. И все остальное – точно так же, как и по всей стране.

Зато несчастье народное, пожар на Залинии, показало, кто чего стоит.

Кто детишек малых из огня вытаскивал, кто, рискуя жизнью, вещи из пылающих домов выносил?

Мэр Лукьянов? Депутат Хомуталин? Бандит Булат?

Простые рабочие ребята из Дмитриева Посада.

На следующий же день после пожара поползли по нашему городу слухи. И все – о Залинии, и все – о причинах беды.

Полнится земля слухами. Полнится слухами город. Разные слухи ходят. Взаимоисключающие, правдоподобные и вовсе фантастические. Но почти все в одном сходятся: водка всему причиной.

Одни говорят, что во всем виноваты пьяные облицовщики. Клали в тот день с утра кафель в туалете и, выложив к обеду три квадратных метра, утомились до чрезвычайности. Скинулись, послали к азеру Мамеду гонца – всего по пузырю на человека и вышло. Ясное дело, бутылкой на брата такие пьянки не ограничиваются, захотелось облицовщикам как минимум еще по одной взять. А распив по второй, решили они, что неплохо бы теперь и закусить. Снесли из бытовки старую мебель, разломали на части и костерчик на полу соорудили: картошку в золе печь. Ясное дело, чем такие костры заканчиваются.

Другие утверждают, что всему виной пьяные электрики. Мол, еще неделю назад меняли в актовом зале проводку, да что-то неправильно подсоединили. Короче говоря, субботним вечером, когда народ электричество жжет, перемкнуло что-то в сети, сыпнули искры – и на тебе! Пожар.

Самые смелые утверждали, что вовсе не по пьяни тот пожар произошел. Поджог, мол. Из-за чего обычно «красного петуха» запускают? Правильно – из мести. Кто в нашем городке к христианскому всепрощению не склонен? Тоже правильно – климовские. «Кавказкы мэст, панымаэш!» А кому и по какой причине мстить могли? А вот тут – непонятно. Заведующей ДК? Руководительнице курсов кройки и шитья? Или ведущему кружка «Умелые руки»?

Над страной ночь. Над страной мгла. От Москвы до самых до окраин мгла стелется. И над городом нашим мгла ночная – и над Центром, и над Климовкой, и над Дмитриевым Посадом. Несет ветер со стороны пожарища жирный пепел, стелет сажу по платформе вокзала. Блестят под холодным семафорным светом рельсы. Тяжелый тепловоз медленно вспарывает ночную мглу конусами фар, тащит за собой пассажирские вагоны. Заскрипели тормоза, лязгнуло железо буферов, дернулись вагоны, остановился состав.

Лишь один человек со всего поезда и вышел. Ступил на платформу тяжело и грузно. Осмотрелся, вздохнул и к вокзальному зданию зашагал.

Интересный пассажир из ночного вагона сошел. Лицо суровое и сосредоточенное. Чемоданчик в руках – старый, с углами, жестью обитыми; таких уже давно не выпускают. А кисти рук что клешни – наверняка баскетбольный мячик одной рукой взять сможет. Глаза черные, дикие, что у жеребца. Перешел через пути, вышел на площадь. Уселся на лавочке под фонарем. Щелкнул замочками чемоданными, достал общую тетрадь в фиолетовой клеенчатой обложке, раскрыл. Посередине – жирная поперечная линия. Слева от линии надпись «Дебет». Справа – «Кредит». И слева, и справа под словами бухгалтерскими – чьи-то фамилии. Напротив одних фамилий цифры стоят. Напротив других – крючочки какие-то непонятные. Напротив третьих – знаки вопросительные.

Прочитал мужик внимательно сперва те фамилии, что в «Дебете». Покачал головой, улыбнулся каким-то мыслям. Затем на «Кредит» перешел. Вновь покачал головой, но уже без улыбки.

– Вот я и дома… – пробормотал.

«Кадиллак» – машина-зверь. Длина – чуть меньше, чем у парохода класса «река – море». Ширина соответствующая. Хрустальные пепельницы с прикуривателями у каждого сиденья. Позади водительского сиденья – стеклянный бар с напитками и ЖК-монитор с Интернетом. Захотел в дороге расслабиться – нажал кнопочку, отъехал в кресле назад, взял из бара бухло, какое на тебя смотрит, – и цеди себе потихонечку под звуки отечественной эстрады. И командуй водиле, куда рулить надобно.

Хорошая машина «Кадиллак». Раскатывать на такой у нас в городе – все равно что в какой-нибудь Москве на ковре-самолете летать. В радиусе пятисот верст, наверное, одна лишь такая. Никого равнодушным не оставляет. На перекрестках водители колхозных «Жигулей» да «Москвичей» глаза пялят, шеи сворачивают. Да так со свернутыми шеями и остаются – о зеленом свете забывают, аварийные ситуации создают. У «Золотого петушка» девки срамные при виде лимузина заморского кипятком писают; на все согласные, лишь бы хоть десять метров проехать. Милиционеры уличные не то что остановить боятся – честь «Кадиллаку» норовят отдать.

Но хозяин сказочного лимузина на такие мелочи, как глупые колхозники, дешевые бляди да не менее дешевые милиционеры, внимания не обращает. Некогда ему. Распылялся бы он по пустякам – не было бы у него не то что «Кадиллака» – «Мерседеса» самого вшивого! А лимузин американский для него хоть и показатель статуса, но прежде всего все-таки – средство передвижения.

Богат Петр Владимирович Хомуталин, очень богат. Из четырех действующих у нас в городе фабрик – три под его контролем. Трикотажная, стекловолокна и искусственного меха. Контрольный пакет акций с правом решающего голоса. Из двух заводов ему самый выгодный принадлежит: завод пива и безалкогольных напитков, на котором, кроме всего прочего, еще и водяру гонят. А недавно, по слухам, решил всерьез и развлекательным бизнесом заняться.

Богат Петр Владимирович, очень богат. Но хочет стать еще богаче. Но не только богатство Петра Владимировича прельщает. Манит его мир большой политики. Наверное, потому и манит, что всей душой болеет он за судьбу Родины, за будущее сограждан. Ночи не спит, думу думает, валидол пачками ест – сердце за единую Россию щемит. Так он во время выборов в Государственную думу и заявил с трибуны: мол, я ведь свой, братья и сестры, в этом городе родился и вырос! Душа у меня за вас изболелась! Выберите меня депутатом от правящей партии, я-то дорогу к светлому будущему в натуре знаю! Так его и выбрали…