Его появление на первом этаже тридцатипятиэтажного здания ни у кого не вызвало удивления. Охрана его узнала. А Джордж, детина-негр, коротко кивнув, улыбнулся, как старому знакомому. Как-то раз на Джорджа наехала братва из Queens, и Мартенсон видел, как в Америке отстаивается главный принцип «не лезь на чужую территорию». Если бы в Москву или тот же Новосибирск прибыл отряд отморозков из Твери и без уведомления принялся наводить порядок с местными должниками, он был бы нещадно бит и загнан в долги. Здесь же все выглядело нормально: из Бронкса прибыли люди и стали колбасить негра за то, что тот потянул у кого-то из их знакомых деваху. Били Джорджа в закоулке той самой легендарной 10-й авеню. Мартынов, который сначала был свидетелем дневного разговора охранника с троицей приезжих, а потом заметивший, как охранник уходит после смены домой с трагическим выражением лица, усмехнулся и последовал за ним. Ему почему-то захотелось помочь парню, говорившему ему все время «мистер»…

У самого въезда в порт Джордж остановил свой старенький «Мустанг» и вышел. Мартынов с незажженными фарами подъехал сзади и остановился. Когда началась вся эта ботва и Джорджа стали бить сильно и всерьез, Мартенсон вывалился из машины и не спеша приблизился.

Пару раз пришлось выстрелить: один раз вверх, второй раз под ноги губастому белому, который, если покрасить его в лиловый цвет, невероятно напоминал бы жителя Судана. Джордж был отбит, приезжим растолковано, что в следующий раз стрельба будет вестись прицельная и частая. С тех пор Джордж называл Мартынова «мистер Эндрю» и за то время, пока тот шел мимо его огромного стола в холле, успевал рассказать все новости, произошедшие за ночь в здании. Где пробежала крыса, на каком этаже прорвало трубу и сколько Айс выиграл в покер у Картера.

На этот раз Джордж шепнул Мартынову, что месяц назад Малкольм сменил лицо и задницу своей приемной. При этом он знал наверняка, что «мистер» его поймет…

Главный штаб «Хэммет Старс» находился в Лас-Вегасе. Это неудивительно, поскольку именно там проводятся почти все рейтинговые коммерческие боксерские бои. Однако в конце восьмидесятых Нью-Йорк громко заявил о своем праве участвовать в шоу, и несколько лучших боксерских арен города подтвердили свою готовность организовать поединки на уровне Вегаса. После этого умеющий быстро ориентироваться в обстановке Малкольм выкупил пятнадцать последних этажей в доме на пересечении уже упомянутых улиц и быстро освоился с местными порядками. Если бы бои стали проводиться на острове Ньюфаундленд, дом Малкольма стоял бы там, если бы профи долбили друг друга в тюрьме Алькатрас, Малкольм для устройства своего офиса выкупил бы все верхние камеры. Босс Андрея Мартынова никогда не останавливался на достигнутом, он строго следил за изменениями пульса жизни.

И сейчас троица в полном составе стояла в холле и о чем-то оживленно беседовала с Кеннетом. Перекинув взгляд на Мартенсона, Сандра все поняла и побледнела.

— Они пришли вас… — Она выставила в сторону Мартынова указательный палец, но произнести «пук» не смогла. Губы ее одеревенели, пугала ее не только возможность быть тому свидетельницей, но и оказаться рядом с мишенью.

На Мартенсона этот жест не произвел никакого впечатления. Подняв руки с коленей, он уложил на стол револьвер с коротким стволом.

— Такой же у Кеннета, — пробормотала Сандра. Она почувствовала, как ей становится дурно.

— Он и есть Кеннета, — возразил Мартынов. — Когда-то я зарабатывал этим на хлеб. Я только одного понять не могу, никогда не мог… Как можно не чувствовать, как у тебя из кармана вытаскивают «лопатник» или снимают с пояса килограмм железа… Ты видишь этот шкаф, детка? Сейчас ты быстро запрыгнешь в него и не подашь ни единого звука до тех пор, пока я не позову тебя.

Они вошли, и первое, чем занялись, это осмотром помещения и его хозяина. Старший из них, Бронко (Мартынов так и не узнал никогда, кличка то была или имя), смотрел в лицо Мартынова отмороженным взглядом. Его глаза, в которых застыли души не менее двух десятков убитых им людей, глядели на Андрея поверх пятнадцатизарядного пистолета «беретта», как софиты разбомбленного театра. Бронко контролировал Мартынова, пока двое его подельников убеждались в отсутствии в кабинете посторонних и оружия.

Ничего и никого не нашли.

Мартынов видел, что больше всего им хочется подойти к самому уважаемому человеку в «Хэммет Старс», врезать ему по мозгам и примотать скотчем к креслу. А потом вытащить из карманов отвертки, кусачки, спицы и прочую хрень, что они носят с собой на деловые встречи, и приступить к оной без промедления. Однако взять и просто так приблизиться к Мартенсону, который не убирал ног со стола и наблюдал за событиями с ледяным спокойствием, было страшно. Память о том, как в пубертатный собачий период, когда в низовом звене устанавливалась негласная иерархия, в головах этих псов была бессмертна. В стае рано или поздно наступают моменты, когда стремление выяснить «альфа-существо» преобладает над всеми остальными проблемами. Стая не может жить без вожака, и тот коллектив, в котором Мартынов оказался, прижившись в «Хэммет Старс», от стаи ничем не отличался.

Первым, что совершенно логично, под руку мастера спорта СССР по боксу в тяжелом весе попал именно Бронко. Решив воспитать русского сразу и навсегда, он затеял с ним свару по поводу пропавших из его кармана в раздевалке спортивного клуба десяти долларов. Мартынов за свою жизнь взял немало чужих денег, он не отрицал этого и потом, когда шло разбирательство над телом едва живого Бронко

. Но он никогда не брал там, где жил и с кем делал одно дело

. Ему предъявили «крысу», а это обвинение нужно снимать либо неоспоримым доказательством, либо оттирать это обвинение кровью того, кто предъявляет.

Мартынов никогда не колебался в подобной ситуации. Организация следствия всегда претила его взглядам на жизнь и казалась самым неразумным решением возникшей проблемы.

Это был человек, о котором в его участке не вспоминают без кислой гримасы, вызванной чувством внутреннего дискомфорта. Сорокавосьмилетний детектив убойного отдела был в состоянии взвинтить нервы любого напарника в течение одного дня совместной работы. И хотя менять напарников не приветствуется, Чески это ничуть не тревожило по той причине, что менял не он, а лейтенант Кросби, и по просьбе как раз самих напарников Чески.

Привычка жевать сигары, а не курить их, сосать леденцы, сплевывать в урны в общественных местах и ехидные насмешки выводили из себя не только новичков, но и бывалых детективов 13-го участка. Чески ел в машине, сыпал крошки на коврики, ужасно потел, отчего по три и более раза возвращался в участок, чтобы принять душ, и не стеснялся пройтись мимо женской раздевалки в одних трусах и с полотенцем через плечо.

— Сьюзи! — грохотал при этом его голос в сторону шуршащего водой женского душа. — Я видел тебя вчера с этим альфонсом из «Гроверсон» Хатчером! Он ходит на курсы анонимных алкоголиков и ночами рисует голых женщин! Ты не знаешь, кто ему позирует?

— Пошел к черту! — доносилось из душа.

Чески ухмылялся и, потрясая двумястами пятьюдесятью фунтами живого веса, шествовал обратно. До пенсии Чески оставался год с небольшим, и если этот факт озарял перспективы всех без исключения детективов участка, то он же невероятно беспокоил лейтенанта Кросби. Чернокожему начальнику участка было совершенно наплевать, что жует и где плюет Чески. С его уходом участок лишался единственного в своем роде сыщика, поцелованного Господом в лоб. Чески развязывал такие узлы, которые были не под силу самым толковым детективам, замены ему не было, и убойный отдел скоро мог лишиться профессионала, подаренного участку случайным образом.

Сняв в лифте под тревожными взглядами разномастных леди и джентльменов разодранный пиджак, Мартенсон приобнял девушку и вышел с ней на первом этаже так, как выходят собравшиеся на ланч менеджер среднего звена с любовницей из делопроизводителей.

— Мне ничему не удивляться?

— Вот именно, — подтвердил Мартынов.

Пройдя через холл и подмигнув приятелю Джорджу, он вывел Сандру на улицу, и первое, что она сделала, пока он стремительно приближался к стоящему у обочины «Бьюику», посмотрела вверх. Распахнутое окно на тридцать третьем этаже находилось так высоко, что Сандра невольно покачнулась.

Взявшись за виски пальцами, она послушно добралась до «Бьюика» и увидела картину, которая ее, впрочем, не удивила.