На вопросы: «Что это будет за книга?» «Типа вы рассказывать будете о том, где вы родились, что ли?» или «Это что, будет автобиография?» Отвечу: да. Ну, во всяком случае, о том, где я родился. Приведу пример, я был в Польше не так давно, там делал мастер-класс. После шоу поляки мне рассказывали:

— Мы смотрели твое выступление, и у нас был один вопрос: «Кто он: немец, американец, итальянец, может быть француз, Норвегия, Голландия? Прости, но на русского ты не похож. Потом мы поняли, что ты наш, ты — славянин».

И так в любой стране. Выступаю в Германии, там говорят: «Он наш, немец». Выступаю в Милане, они говорят: «Да не, он точно наш, потому что такой темперамент, такая харизма и энергетика могут быть только у миланских ребят. Явно Италия». Французы говорят: «Не, ну он такой утонченный, он наш». Поэтому рассказать о том, где я родился, точно надо.

Родился я на Байкале. Рядом с Иркутском есть такой поселок Култук. Очень много я ездил по Сибири и Дальнему Востоку на гастролях с Аллой Борисовной, моей музой. Много всяких городов видел, и казалось бы, все те же рельсы, все те же дома, все те же строения, но есть что-то такое, что действительно отличает Култук. Как Богом помеченное место, оно другое.

Мое рождение было каким-то очень символичным. До меня родился Саша, мой брат. Мама вышла замуж за очень красивого парня, его звали Анатолий. В него влюблялись все, но он за мамой ухаживал. Она была девушка из правильной семьи. Во время войны со своей сестрой Дусей воспитывалась в детском доме, а потом их забрала тетя. И вот она выросла, вышла замуж за папу, и родился у них мой брат Саша.

Сначала я ходил в ясли. Мама так говорит. Из яслей меня перевели в детский сад через дорогу. Помню, в детском саду было очень много солнца. Он был светлый, солнечный, да на таком месте находился, где поезда недалеко ходят (совсем недавно проезжал это место). Так интересно: «тихий час», лежишь — и стук колес.

Мне не нравилось ходить ни в детский сад, ни в ясли. Ну, во-первых, меня заставляли очень рано вставать. Ведь в восемь надо было быть уже в детском саду: я появлялся там одним из первых, мама у меня работала, и ей еще надо было ехать на другой конец поселка. Во-вторых, дети в нем все балованные, невоспитанные. В общем, в детском саду было тягостно, особенно для ребенка с таким хрупким творческим звездным восприятием мира, какое было у меня. Не хватало игрушек, таких, какие я хотел. Все время гадость какая-то доставалась.

Хотя что касается вообще детства, в принципе у меня остались исключительно теплые воспоминания. Тогда нам давали в детском саду воспитание. Сейчас я не знаю, в каких детских садах, для простых людей в маленьких городах или поселочках дают такое воспитание, как нам. А ведь у нас был небольшой поселок, но тем не менее сейчас я вижу, что этот уровень был очень высокий, воспитатели занимались нами: мы рисовали, мы занимались физкультурой, мы играли. Это было настоящее детство. Просто я всегда считал, что жар-птицы стаями не летают и мне как-то было бы лучше, если бы за мной следила бабушка или сиделка какая-нибудь.

Когда мне было шесть лет, мама вышла замуж, и мы уехали в Усть-Каменогорск. Поселились в большом частном доме. Там я пошел в первый класс.

Школа, в которой я начал учиться, находилась далеко от дома. Мне сразу она не понравилась, чужие все. Туалет был на улице, новенький сруб, в который было неудобно ходить. Сама школа достаточно уютная, но с ужасной столовой. Там было много народа, какая-то нездоровая радость, резвость и перевозбужденность были у детей, они были наглые, невоспитанные, никакой культуры, ни-че-го. Короче, приятного впечатления первый класс у меня не оставил.

Преподаватели сразу не установили правильный контакт с учащимися. Первая учительница была не молодая девушка, а женщина среднего возраста, вся, естественно, в своих советских проблемах. Нас очень много было — 35–37 человек в классе. Индивидуально обращать внимание на кого-то она не успевала. Полностью загруженная, старалась, как могла, но одной на всех ее не хватало. Так еще и в классе долбо…ы конченые были. Из 35 человек, наверное, 25 было ужасных совсем. До такой степени, что лучше б их родителей стерилизовать, чтобы они не плодились.

Была там девчонка одна, я ее заметил, думал, что она будет отличницей. Она выделялась из всех, ею мама очень серьезно занималась. Моя-то работала все время, не до нас с Сашей было. С этой девочкой меня и посадили за одну парту. Я помню, как она плакала, когда ей первый раз в жизни поставили двойку, как и всему классу. Она убивалась, бедная, наверное, весь день. В общем, ушла сильно в учебу, и мне с ней стало не интересно. Обратил внимание на девочку попроще и покрасивее. Они с подружкой мой портфель носили. Ну, поскольку я маленький был. Ранцев еще тогда не было. То ли их в производстве не было, то ли в продаже, короче, у меня не было ранца. У меня был портфель, и он все время у меня волочился по земле. Нести его было тяжело, атак — быстрее. Девчонки жалели меня, наверное, и носили мой портфель. Вообще портфель у меня был очень проблемный. Я иду в школу, прихожу и понимаю, что портфель дома забыл. Другой вариант: я иду из школы, а портфель остался в школе. Это сейчас бабушка моего сына провожает и встречает. А меня никто не провожал и не встречал. Мама работала, отчим работал. Хорошо, что девчонки за мной всегда следили, что и как.

Страшно, ужасно страшно заканчивать школу. Непонятно, куда идти потом. Страшно то, что неизвестно, что тебя ждет. Это же совершенно новый шаг. И делать его приходилось на фоне того, что ожидался развод. Мама хотела разойтись с Виктором (моим отчимом). У них ругань была постоянная, скандалы. Он все время изменял, вел не тот образ жизни, который нужно уже вести в таком возрасте. Ведь не 20 лет ему было, да и мы взрослые, понимаем все. В общем, он вел себя некорректно, и я матери советовал, что пора разводиться. Так они и поступили, развелись после 15 лет брака.

Выбор профессии это, конечно, страшно. Я у всех спрашивал, кто куда пойдет. Все какие-то институты, университеты навыбирали. Один я ни институт, ни университет, ничего не хотел. Хотел чего-то, но что конкретно, не знал. Хотя определенно знал — что-то связанное с красотой. И эта неизвестность пугала, я даже по ночам часто просыпался в этот период.

Друзья советовали поехать в Новосибирск, в театральное училище поступать. Но это был не мой вариант. Родители были не против самого театрального. Но только в том случае, если бы оно было через дорогу у дома. Когда речь заходила про Новосибирск, это в корне меняло дело. Ведь такую красивую звезду, как я, отпускать одного в чужой город было нельзя. К тому же я не горел желанием учиться на артиста, я больше хотел заниматься модой. При этом не понимал, чем конкретно: одеждой или прическами. Мне хотелось и того, и другого, так как я уже тогда понимал, что отдельно головой или отдельно одеждой заниматься не интересно. В

и

дение у меня было, рисовал хорошо, даже когда смотрел на людей, сразу знал, что бы им пошло. Однако профессии, совмещающей и прически, и одежду, тогда не было. Решил начать с головы, а дальше как пойдет. Научусь по прическам, потом перейду на одежду, подумал я.

Учиться на парикмахера в техническое училище № 13 меня сначала не брали, говорили, что мальчиков на парикмахеров не берут. Группа женская — опасно, я же худенький, стройный. Кроме того, в этот год был переполненный набор, группы по сорок человек. В общем, раза два или три меня не брали, но потом, видно, оценили мой напор и взяли. Но не сразу, зачислят меня или нет, зависело только от одного человека — Кердывар Марии Ивановны. Наша первая встреча произошла после очередной приемной комиссии. Видя мое упорство, ее члены комиссии отправили меня прямо к Марии Ивановне в кабинет «Парикмахерское дело», чтобы она и принимала окончательное решение. И вот я поднимаюсь к этой Марии Ивановне, нахожу ее на втором этаже в уютном классе.

Возможность откосить у меня была. Предлагали кучу вариантов, чтобы не служить. Ведь было очень сложное время, сложный для страны период. Если рассуждать здраво, то нельзя было идти в армию. Все в напряжении диком. Множество людей говорили, что нужно было переждать. Но я решил четко, что буду служить. Кто-то же должен защищать страну, особенно в такое время.

Мой папа служил. Он не откосил. Служил папин брат дядя Саша. Дедушка Андрей воевал, и дядя Иннокентий, даже дошли до Рейхстага. У них медалей много. В деревне они были очень важными, уважаемыми людьми. Брат Саша служил. У меня по династии все служили в армии. Поэтому тогда мне даже в голову не пришло откосить, и я все-таки пошел в военкомат. Я считаю, что уметь защитить свою семью, свою страну должен каждый. И мужчина, и женщина. Женщина может и не служить в армии, но уметь, знать об этом ей необходимо.

Помню, настолько неподготовленным человеком пришел в военкомат. И далее не догонял, что не подготовленный. Понял лишь уже на месте, когда нас повели на собеседование. В помещении, где с нами говорили, стояли огромные столы, за которыми сидели офицеры. Садиться нужно было напротив них. На собеседование заходило сразу по несколько человек. Офицеры за столами заполняли какие-то анкеты. Вопросы стандартные, например: «В каких родах войск вы хотите служить?» и т. п. В общем, ничего особенного, если не учитывать, что я ни один из родов войск не знал. Слышу, один из ребят на этот вопрос отвечает, что хочет в десантные войска, другой что-то про Морфлот. Услышал про этот Морфлот и тоже говорю, что хочу в Морфлоте служить. На этих словах чувиха в офицерской одежде, которая со мной беседовала, поднимает глаза и говорит:

— А вы хоть плавать-то умеете?

— Конечно, по-собачьи! — по правде сказать, плавал я не от берега, а отходил несколько шагов и плыл к берегу. Потому что держаться на воде толком не мог.