12 мая 1942 года на станции Алтынай, что находится в ста пятидесяти километрах восточнее Свердловска, появились человек пятьдесят мужчин с вещевыми мешками за плечами. Они прошли мимо бородатого деда, степенно поздоровавшегося с ними, и направились к административному зданию.

— Вишь, у нас тут войска собираются, — сказал дед подбежавшему внуку. — Вчерась пришли, нонче и, по всему видать, ишо подойдут!

— А из чего они стрелять будут? — спросил веснушчатый мальчуган, целясь из палки, как из винтовки.

— Кто же их знает? Может, с пушек, а может, с аэропланов… — начал дед, но внук сорвался с места и догнал призывников.

Раннее июльское утро. Земля обезображена взрывами, как лицо оспой. Не закричит петух, не залает собака. Не увидишь мальчишек, идущих к реке с удочками. Деревни, расположенные на восточном берегу реки — напротив Воронежа, — обезлюдели. Брошенные хозяевами дома глядят сиротливо и мрачно. Но если внимательно присмотреться, то в избах, стоящих на берегу, можно увидеть пушки. Монастырщинка, Придача, Острожка стали основными позициями бригады, протянувшимися в общей сложности на двенадцать километров. Сосед слева — 100-я, справа — 121-я стрелковые дивизии. Бригада, заняв оборону, вошла в подчинение сороковой армии. Истребителям танков были приданы сто одиннадцатый и сто девятнадцатый отдельные стрелковые батальоны.

Пойма и река Воронеж отделяют наши войска от вражеских. Фашисты не могут наступать, но в Воронеже чувствуют себя в безопасности. Они грабят завоеванный город. Дома полыхают огнем. Видеть это мучительно. Красноармейцы рвутся в бой. Но не настало еще время наступления. В данный момент — задача сдержать врага. И по всей линии обороны роются траншеи, оборудуются огневые точки, укрытия, запасные позиции артиллерии. Инженерно-минный батальон минирует пойму реки.

Наша линия обороны с высокого берега хорошо видна фашистам. Поэтому основные работы, все передвижения ведутся ночью. А днем, стоит только пошевелиться, через реку летят вражеские снаряды. И попадания их довольно точны. Разведчики донесли, что немецкий корректировщик огня сидит на колокольне, которая находится неподалеку от берега. Этот наблюдательный пункт нужно во что бы то ни стало уничтожить.

Попытались снести колокольню из 76-миллиметровых пушек второй батареи, которая заняла оборону в селе Придача. Однако стрелять с основных позиций разрешено лишь в крайнем случае. Вот почему грузовики вывезли второй взвод с двумя орудиями километра за полтора от места расположения батареи. Огневую позицию заняли на открытом месте, неподалеку от поселка авиастроителей, жители которого эвакуировались.

Радио и газеты принесли долгожданную радостную весть: началось грандиозное наступление наших войск под Сталинградом. В эти дни радисты бригады постоянно слушали Москву. Красноармейцы составляли сводки военных действий с указаниями освобожденных городов и сел.

Как мрачный лес, переживший зиму, светлеет, одеваясь в яркую весеннюю зелень, так просветлели лица солдат. Во время бесед агитаторов засыпали вопросами. Бойцы хотели знать обо всем в деталях. Но чаще других звучал вопрос: когда же наконец и мы перейдем в наступление?

В ночь с 22 на 23 января в расположении бригады появились два перебежчика. Они прошли по пойме реки, густо начиненной немецкими и нашими минами, но остались живы. Правда, один из них, подорвавшись у самых наших позиций, был тяжело ранен.

Перебежчики были русскими. Они объяснили, что, попав в плен, не захотели умирать с голоду в немецких концлагерях и сделали вид, будто согласны служить врагам. И вот представился случай перейти к своим.

Фашисты наступали. Наши части с боями отходили в сторону Харькова, оставляя один населенный пункт за другим. В это тяжелое время Фазлутдинов, который уже командовал взводом, был вызван в штаб артполка, где получил приказ задержать танки врага на одном из участков, чтоб дать возможность отступить нашей пехоте.

Уяснив задачу, Лутфей Сафиевич пошел к выходу. На пороге его остановил генерал, командовавший пехотными войсками.

— Ты хорошо понял? Приказ нужно выполнить при любых условиях! — Глаза генерала смотрели напряженно. И глядя в них, Фазлутдинов осознал, какая большая ответственность ложится на него и его взвод.

Когда прибыли на место и машины ушли, объехав заминированный участок дороги, бойцы почувствовали себя так, словно осиротели. Пушка — не ружье. На себе не унесешь. С одной стороны, она твоя защитница, а с другой — ты к ней прикован, потому как в ответе за нее, бросить не имеешь права.

Как капля ртути, упав, разбивается на десятки мелких шариков, так раздробилась под Харьковом восьмая истребительная противотанковая бригада. Группы, вышедшие из окружения, стекались в Новом Осколе. Многих своих товарищей не досчитались бойцы: кто погиб, кто пропал без вести, кто влился в другие части. Их места заняли новобранцы — в основном из Курской, Сумской, Харьковской областей.

19 июня 1943 года восьмая истребительная противотанковая была переименована в тридцатую Отдельную противотанковую артиллерийскую бригаду резерва Главного командования. Командиром бригады назначен гвардии подполковник М. Г. Сапожников, начальником штаба — гвардии подполковник Ш. М. Шапиро, начальником политотдела — майор А. С. Заянчковский.

Изменилось не только название, но и структура. Сейчас бригада состояла из трех артиллерийских полков: 1844-го, 1846-го, вооруженных 76-миллиметровыми пушками, и 1848-го — «сорокапятками». Все части и подразделения имели автотранспорт, что сделало бригаду маневренной.

Восьмая истребительная просуществовала сравнительно недолго, но приобрела опыт в сражениях с танками противника. Бригада прошла девятьсот фронтовых километров, четыреста пятьдесят из них — с боями.

1846-й полк в Харьков не входил. Преследуя противника, он занял часть города Валки. Во второй части, за рекой, окопались немцы.

Командир полка ожидал дальнейших указаний, а пока приказал бойцам отдыхать. Передышка была кстати. Ночью попали под проливной дождь и вымокли до нитки. Расчет, в котором воевал Нежурин, расположился в доме, оставленном хозяевами. Кто-то от усталости тотчас упал и уснул, кто-то сушил мокрое обмундирование, кто-то разыскал брошенную сухую одежду.

Утром начали занимать позиции. На них простояли трое суток, перестреливаясь с противником. Когда враг отступил, двинулись вслед.

Так и шли, «вися на хвосте у фашистов», как вдруг — изменение маршрута. Полк построился в походную колонну и отправился южнее.

Из журнала боевых действий бригады:

В бою 22 декабря 1943 года погиб Герой Советского Союза командир орудия 1844-го полка сержант Иван Филиппович Литвинов.

Бригада в составе седьмой гвардейской армии наступала в сторону Кировограда. Вторая батарея 1844-го полка стояла на закрытых позициях — довольно далеко от линии фронта. На передовой было тихо. Уже несколько дней ни одна из воюющих сторон не предпринимала крупных наступлений. Вдруг приказ: срочно сняться и выдвинуться вперед — занять оборону в боевых порядках пехоты. Оказывается, на этом участке обнаружилось скопление крупных танковых сил противника. Затишье было перед бурей.

В декабре 1943 года 1848-й полк получил 57-миллиметровые пушки и на время изучения нового оружия, а также с целью пополнения был отведен во второй эшелон.

1844-й и 1846-й полки бригады продолжали наступать — шли на северо-запад. Они форсировали южный Буг, Днестр, прошли с боями Молдавию и вместе с войсками 2-го Украинского фронта вышли на границу нашей Родины с Румынией. С холмов, покрытых виноградником, воины увидели серебряную ленту широко разлившегося Прута. Испытывали чувства, которые выразила газета «Правда» за 27 марта:

Чувство гордости за свой народ испытывали все бойцы бригады. Комбриг Сапожников сказал:

В составе 27-й гвардейской армии бригада продолжала стремительное наступление на запад.

Фашисты отступали, оставляя засады, которые в условиях горной местности действовали эффективно. Под обстрел одной из них попал 1846-й полк на подступах к Дебрецену.

С наступлением темноты раненых повезли на машине в тыл. Когда проезжали мимо Нежурина, он услышал: