Тремя неделями ранее

Родина встречала морозами. Не первыми, но ещё и не намертво прилипшими до весны сугробами с отполированной солнцем корочкой наста. Растрёпанные облака порошили алмазной пылью, дул сильный северо-восточный ветер. Глубоко вздохнув, Ирэн закашлялась клубами пара и спрятала лицо в шарф. Вилль подхватил Алессу на руки, прижал крепко-крепко и закружил — у той аж дух захватило!

— Пересластили, — беззлобно проворчала Веррея.

— Берег! Бере-эг!!! Ненавижу море — за сотни вёрст окрест взорвать нечего! — распластавшись на палубе, заорал Лис, и взрыв грянул. Взрыв смеха.

Дома.

Для восьмерых в карете места было маловато, и Вилль посадил Алессу на колени. Лис взял на руки демоницу.

— Сова? Оригинально! — одобрил Володя, когда расселись с маломальским комфортом. — Хотя я ждал, что Алесса подставит ей подножку.

— Но я ни при чём! Сова сама бросилась ей в ноги! — развела руками Триш.

— Тогда повезло. Слушать вас Ирэн не стала бы, а во дворце ей показываться рано.

— С Сознающими она была бы в безопасности, но, боюсь, ребят сейчас найти не так-то просто.

Неугасимые свечи не трещали, не чадили; рыжие капли огня отражались в мраморных глазах Богини-Заступницы. Близнец статуи проворно вязала крючком, с улыбкой глядя на доску. Короткие волосы противника казались седыми, но на самом деле белых и чёрных волосков было поровну. За его спиной стояла девушка и внимательно следила за партией.

Покровители мира играли в шахматы.

— Тщетно, Седьмая. Эта партия за мной.

Привратница приподняла серебристые брови, мол, посмотрим.

— Зачем ты это сделала, Вторая? — длинные пальцы Весёлого Игрока замерли над венцом чёрной королевы. Ей угрожал белый ферзь, но забрать его — значит, открыть короля. Ситуация была аховой: переиграть Судьбу нелегко, почти невозможно.

— Ух ты-ы-ы! — раскинув руки, Алесса в ворохе юбок кружилась по комнате, отведённой друзьям для переодевания. Вообще-то комнат было две, смежных, так что разошлись мальчики направо, девочки налево. Девочки посчитали, что мальчики переоденутся и без помощи служанок, как на подбор хорошеньких да молоденьких, и сманили последних к себе. Умылись, перекусили крошечными воздушными тарталетками, и началось преображение под аккомпанемент хихиканья, шуточек и ненавязчивого щебета о пустяках. Алесса сама не заметила, как втянулась, и придворная жизнь перестала казаться страшной сказкой, которую не расскажешь на ночь. Корсет, вопреки опасениям, оказался вполне терпимой вещичкой, делающей осанку строгой и гордой, каковой и вшивая интеллигентка Ирэн позавидовала бы. Шнуруя его на спине, фигуристая востороносая служанка восхитилась осиной талией, которую даже утягивать не понадобилось, зато в глубоком трапециевидном вырезе платья откуда-то появилась грудь, высокая и весьма соблазнительная. Вообще знахарка из леса нравилась себе до кошачьего визга в этом кипенно-белом белье, тоненьких, как осенняя паутинка, чулках, в двух пышных нижних юбках из плотного шёлка, по словам Ярини, лет десять назад вытеснивших из моды кринолин. И, конечно, основной наряд — голубое атласное платье с узкими рукавами, от локтя распускавшимися кружевными воланами. Из остриженных по плечи волос всё та же кудесница-служанка не иначе как чудом умудрилась соорудить высокую причёску. Шею и ушки украсили чудесными камеями, личико подрумянили…

— Всё-таки понравилось во дворце? — лукаво осведомилась Ярини. Женщина, сменив чёрные вытертые штаны и куртку на нежно-кремовое платье с золотой строчкой, удивительно преобразилась. Было даже немного боязно находиться рядом с нетитулованной императрицей. Пока нетитулованной… Ведь чем бес не шутит?!

Алесса остановилась и, задыхаясь от восторга, выпалила:

— Стены!!! Стены нравятся! Такой простор для росписи!

А понизу стены были зеркальными.

Вилль рассказал о скадарских злоключениях подробно, однако, кое-какие нюансы замолчал. Он не стал говорить, что бывшая фаворитка императора Ярини Хиш — никто иная, как предводительница террористической группы Сознающих, о которых сейчас пишут на всех вестовых тумбах. Да, одно из первых Нерушимых Правил гласит: «Аватар, принёсший клятву, не имеет права лгать своему Повелителю…» Однако в поправке ниже значится «…если истина не может нанести вреда безопасности либо благополучию Повелителя и его семьи». Ну что будет, если Вилль выдаст одну из тех, кого обвиняют в покушении?! Нет уж. Пусть «почти супруги» разбираются сами — это их дело, семейное. По семейным же причинам — на сей раз своим — Вилль не стал упоминать о том, что Дан — его сводный брат. К скадарскому делу это обстоятельство не относится, зато Шантэль вполне может донести своему Королю, дескать, по стране гуляет бесхозный аватар, по отцовской линии принадлежащий Ветви Багряного Клёна. И последнее — Веррея…

— Откуда в команде взялся демон? — Шантэль задал вопрос сразу, как только гвардеец закончил отчитываться.

Вилль заёрзал на диване. Восемь месяцев назад эльф-оборотень заключил сделку с тварью из Бездны (что удивительно, в здравом уме и трезвой памяти). Выглядела она тогда привлекательно разве только для кобелей — демоница была снежной собакой, кстати, сожравшей душу влюблённой в Вилля девушки. И именно это изменило тёмную сущность, сделав её… человечнее, что ли? В общем, демоница теперь — названная сестра аватара. Факт.

Пока Вилль колебался между «статусами» гвардейца и побратима, холодея под требовательными взглядами Повелителя и замкапитана, инициативу перехватила Леська:

— Ваше Величество, да ей орден надо! Ну, или хоть медаль какую. Веррея, как и мы, защищала Северинг от ваших недругов! И потом, в Скадаре… если бы не она, мы не смогли бы отплыть и рассказать вам о заговоре… — она немного стушевалась и, подцепив со столика тарталетку с паштетом, многозначительно закончила: — Вот такие пироги.

Если жизнь бьёт ключом — жди удара кирпичом. Всем известная народная мудрость. И не знаешь, когда прилетит из-за угла этот кирпич да так хрястнет по лбу, что и шлем не убережёт. Увы, Весёлый Игрок слабаков не щадит. Прекрасный принц, заплутавший в чаще, верней всего повстречает не лесную фею, а вурдалака, который сожрёт принца вместе с белым конём; скользящую по речной глади торговую ладью окружат не танцующие под луной русалки, а орава зубастых топляков; да и с принцессами… бывают накладки.

Почему в волшебных сказках царевна может полюбить хоть трубочиста? Его велят отмыть, приодеть, пару красных сафьяновых сапог подарят, и окажется, что под рваньём и сажей скрывался добрый молодец, весёлый, заботливый да смекалистый. Царь умилится, прослезится, назовёт его сыном возлюбленным, а дальше — честным пирком да за свадебку. Вилль и без косметических ухищрений хорош, только вот… Как-то всё не так. Очень всё грустно и несправедливо. В лучшем случае будущий капитан лички станет правой рукой принцессы, советником, телохранителем и фаворитом одновременно, да только последнее аватара не устроит. Слишком уж честный и принципиальный, не будет красться в опочивальню любимой словно вор.

Ай, молодцы кречет да горлица — император с недосупружницей! Политики шушелевы!!!

Впрочем… сама виновата. Нечего было рассказывать о своём детстве малознакомым оборотнихам. Упомянутой в том разговоре маменьке-кукушке да гулящему папеньке крепко досталось по косточкам — то-то Ярини уши волосами прикрывала, небось, так и горели! Неудивительно, что она спихнула щекотливое дельце на императора, а тот сам стушевался и без труда нашёл крайнего. Гениально!!! Четырёх зайцев на один болт насадил, а то и больше. Сам от беседы с новообретённой дочерью отбрехался; поручил дело Виллю, лучше которого никто с этим не справится; выказал абсолютное доверие аватару, и теперь тот ещё больше привязался к Повелителю; а заодно деликатно так намекнул, дескать, гвардеец принцессе — не ровня. Вилль понял, он умный. «Доверяю самое драгоценное!» «Береги пуще крыльев!»

Повелительница… Попробовал бы аватар так обозвать свою Тай-Линн! Но он не пробовал — он умный!

Зима 1422 года шла на убыль, и вьюга ярилась через день. Морозы уже отзвенели, что, с одной стороны, было путешественникам на руку, а с другой — значительно сбавляло скорость: копыта коня вязли, мокрый снег налипал на колёса, и кибитка ползла еле-еле, от укрытия к укрытию. До поселений оставалось несколько дней пути…

Сильный порыв швырнул в лицо горстью снега, запорошив глаза, сбив дыхание; вороньим крылом захлопал оборвавшийся край полога. Натянув вожжи, мужчина остановил полусонного коня, спрыгнул, провалившись по голень, приладил на место отставший войлок, проверил остальные крепления, а, вернувшись, не сдержался и заглянул внутрь. В полутьме кибитки фосфором блеснули хищные зрачки. Узнав человека, кот замурлыкал.

Ребёнок, кажется, спал. Заострившиеся черты, плотно сжатые обескровленные губы, сердитая морщинка между чёрных стрелок бровей: слишком много горечи бродит в сердце малыша, оборачиваясь ядом. Поддёрнув рукава кожуха, мужчина проверил, чиста ли повязка на худеньком плече, подтянул одеяло к упрямому подбородку…

…Почему-то он не почувствовал боли, только прикосновение влажных острых зубов, а потом — тугую горячую волну под кожей. Жёлтые глаза оборотня не моргали.

Ударить — было первым желанием, и мальчик этого ждал. Мужчина сдержался.

Вот, значит, какие в Неверре подснежники?!

Зимний лес, без того небогатый звуками, окончательно стих, словно вдруг очутившись под колпаком, и средоточием этой тишины был мёртвый эльф. Светлые волосы, как мукой припорошенные снегом, казались седыми; из-под спутанных, смёрзшихся прядей жалко торчали белые заострённые кончики ушей. Хвала Заступнице, труп лежал лицом вниз. Наследница не раз видела и мёртвых, и умирающих отнюдь не безболезненным образом, но никогда ей не снились эти убийцы, насильники, воры, заговорщики. А он в чём провинился? Ирэн смотрела на покойника, как на выброшенную за ненадобностью старую куклу, которую уже невозможно починить. Кукловод срезал нити, случайно вспоров запястья, и марионетка упала и сломалась…

Случайно?! Нет, не случайно. У остроуха были вскрыты вены, и вряд ли он сам решил покончить с жизнью столь неэстетичным способом, в человечьей деревне, чтобы потом быть брошенным на помойке. Насколько Ирэн знала, эльфы относятся к смерти по-особому, а их погребальные обряды весьма необычны. Надо будет у Дана уточнить…

Ох, Дан! Как же тебя угораздило попасть в лапы к этим… К кому? Кто живёт в деревеньке? Некроманты? Сектанты?

Ясно, что над эльфом потрудились не разбойники и не бродячие чернокнижники. И те, и другие не стали бы убивать рядом с населённым пунктом, тем более, тащить тело в выгребную яму, о местоположении которой вряд ли знали. Но с мёртвым поступили хозяйственно: отволокли подальше от «гнезда», да и оставили вместе с ветошью, битой посудой и отбросами зверью на поживу. Недавно оставили и недолго ещё пролежит…

Похороны состоялись через три дня согласно канону, правда, соблюсти традицию оказалось непросто. Верховному Жрецу пришлось надавить на сотрудников ИСС, чтобы тело выдали к сроку, хотя непонятно, что искали следователи. Причина смерти была налицо: сперва Венедикта придушили, а потом выбросили в окно, под коим он и скончался от множественных внутренних повреждений. Убийством заинтересовались и СОКовцы, однако никаких следов волшбы не обнаружили и махнули на дело рукой. Хвала Пресветлой! И без них в Университете было не продохнуть от дознавателей. В общем, следствие шло своим чередом, а Венедикта тем временем оплакали, отпели и похоронили. Усопшему отвели почётное место на городском кладбище при храме, как священнослужителю, принявшему мученическую смерть от рук корыстного душегуба. «Ещё и к святым, небось, причислят», — думал Вилль, со свечкой двигаясь в середине похоронной процессии, растянувшейся саженей на пятьдесят. Его Архисвятейшество Лаврентий Равеннский шёл во главе. Солидный, надо сказать, мужчина: высокий, довольно молодой ещё, но совершенно седой, а брови и глаза были контрастно чёрными. Вышагивал жрец плавно, как будто не касаясь земли, и невольно хотелось заглянуть ему под рясу: не левитирует ли? После похорон он увёл священнослужителей, дабы помянуть мученика жреческой братией, студиозусы ушли своей компанией, а преподаватели — своей. Как поминают святые отцы, Вилль не знал, да и не хотел знать, зато пьянка в университете мало чем отличалась от северингской. Мужчины стали вспоминать весёлые моменты из жизни покойного, женщины загоревали о том, какой он был хороший да честный. Нет, на самом деле эпитетов нашлось куда больше, и за каждую добродетель храмовника следовало выпить до дна. Секретарша ректрисы возрыдала на плече ассистента, да так проникновенно, что косенький Вилль сам чуть за голову не хватился: как же они теперь без Венедикта жить будут?!

— Как он законодательство уважал! Что земное, что небесное — эхх… До чего ж человек правильный был! — вздыхал профессор Вирт.

— А мне он как-то выговор сделал за платьишко… ну, красненькое, с перьями, помните? — секретарша на минутку оторвалась от насквозь мокрой рубашки Вилля. — А я ему, когда вышел, кукиш состроила… Ой, хамка-а-а…

— Уволю, — грустно пообещала ректриса, и девушка, вернувшись к оккупированному плечу, залилась горше прежнего.

Воспользовавшись вниманием госпожи Нэйран, Вилль подался к ректрисе:

Жутковато ночью в зимнем лесу даже бесстрашной кэссиди. Волки оборвали песнь на высокой, надрывной ноте, и смолкли. Вроде бы, тихо, но чувствуешь, что ты здесь не одна. Протяжно подвывает в чащобе, и не знаешь, то ли ветер это шалит, то ли зверь какой бродит, то ли нечисть. Любой скрип, любой треск — и хочется разрядить арбалет наугад во тьму. То ли притаиться, то ли заорать… Лишь бы всё кончилось. Хоть чем-нибудь.

Хворост прогорал быстрее, чем рассчитывала Ирэн. Не хватило бы до рассвета. Она подбросила в костёр последнюю жиденькую охапку и потёрла поясницу. Так можно все придатки отморозить. Вспомнилась жаркая Катарина-Дей: залитые солнцем площади, величественные храмы Ларов, окружённые колоннадами, златоверхий дворец династии Нэвемар, стоящий в самом сердце огромного парка. Город, в который кэссарица должна вернуться с победой, и тогда простой люд падёт ниц, но правительница велит им встать и возрадоваться вместе с нею грядущей эпохе перемен. Золотой Век наступит. И по правую руку владичицы будет стоять белокрылый мужчина в сияющем доспехе и плаще с чёрно-алым скорпионом. Как это будет прекрасно и величественно…

Ирэн уже поняла, почему Дан пошёл в деревню один. Забеспокоился, как бы кэссиди не начала препираться со смердами. Ну вот, добеспокоился. А она бы не начала, не глупая же, чтобы дважды на одни и те же вилы наступать. Ох, ви-и-илы… Сам же на них и напоролся. К каким страшным последствиям приводят недосказанность и недоверие, а ведь мог просто объяснить причину своей тревоги. Телепортировались бы оттуда и сейчас не в лесу на еловых лапах лежали, а в тёплой постели какой-нибудь корчмы.

Армалина вернулась уже женщиной лет тридцати пяти внешне, высокой и рыжей, как Ирэн, но светлокожей. Она приволокла чудные сани без полозьев, состоящие из двух жердей, скреплённых отрезом плотной ткани.

— Ну, взялись! — распорядилась кицунэ, беря Дана подмышки. Вдвоём женщины переложили его в волокушу (так назывались сани), которую можно было использовать как носилки, и Армалина, укутав аватара прихваченным из дома одеялом, вгляделась в его лицо. — Симпатичный эльфёнок, и крепкий.