Во всех книгах есть нечто такое, к чему их авторы настойчиво стремятся привлечь внимание читателей. Некоторым авторам это удается, и, перевернув последнюю страницу книги, читатель сохраняет веру в то, о чем рассказал автор, на всю жизнь. Другим авторам это не удается, и когда последняя страница перевернута, читатель задает себе вопрос: о чем же, собственно говоря, шла речь.

Я опасаюсь, что попаду во вторую категорию авторов. Чтобы понять меня правильно, читатели, еще до того, как они начнут вникать в суть излагаемых событий, должны знать, что главным для автора при решении вопроса — каким эпизодам этой сложной трагедии отдать предпочтение и рассказать о них подробно и какие осветить меньше — являлась убежденность в том, что наилучшим образом храбрость и отвагу людей можно описать, если изображать их такими, какими они были в действительности, если показать корабли и суда укомплектованными обычными людьми с их обычными чувствами. Слишком часто нам приходится читать рассказы о героизме отдельных личностей, из-за чего оценка читателем события в целом притупляется отсутствием в рассказе связей с обычными людьми.

«Разгром конвоя PQ.17» — это книга, в основном рассказывающая о простых людях.

Мы видим в ней, как действуют люди, оказавшиеся в силу тех или иных обстоятельств в угрожающей обстановке, означавшей неминуемое бедствие, а возможно, и верную смерть. Однако, прочитав книгу, мы увидим, что на этом мрачном фоне индивидуальное мужество выделяется с еще большей силой, возникая неожиданно и ослепляя нас своим непривычным сиянием.

Относительно существования мрачного фона в трагедии PQ.17 сомнений быть не может: бунт команд; содержание отдельных членов экипажа в карцере; спуск капитанами флага союзников и подъем вместо него сигналов, означающих безоговорочную капитуляцию; умышленная посадка судов на мель и оставление их командами, несмотря на сохранение ими плавучести и даже способности продолжать плавание, причем некоторые из этих судов команды оставили еще до того, как они были атакованы противником; американские капитаны предлагали затопить свои суда, чтобы добраться до порта, не подвергая себя опасности. Все это было. Но именно этот мрачный фон позволяет по достоинству оценить героизм храбрецов, находившихся в такой же угрожающей обстановке и тем не менее решивших во что бы то ни стало довести свои суда и груз в порт назначения, в некоторых случаях даже вопреки желанию команд этих судов.

Летом 1942 года Германия достигла наибольших военных успехов. Полчища людей в серых шинелях и волны бронированной военной техники захлестнули часть Советского Союза и вторглись в Египет; под германским владычеством оказались громадные территории. Все, кроме части английских бронетанковых войск в Западной Пустыне, на Ближнем Востоке было разгромлено. Тобрук пал, его защитники капитулировали, английская 8-я армия отступала.

В конце июня член парламента от партии консерваторов заявил, что палаты парламента потеряли веру в способность Уинстона Черчилля руководить войной. Во время дебатов 1 июля Арчибальд Саутби, член парламента от партии консерваторов, высказался против бессмысленных потерь союзных судов в арктических конвоях, посылаемых на север России: «Мы не ошибемся, если скажем, что от торговых судов союзников зависит наша надежда на победу и на спасение тех, кто порабощен нацистами. Мир находится в неоплатном долгу у офицеров и матросов торгового флота». Далее он так сформулировал свое предостережение: «Если из-за безрассудной стратегии мы терпим неудачу за неудачей, что не только ведет нас к военному поражению, но и ослабляет нашу морскую мощь, от которой зависят все наши усилия в ведении войны, то тем самым делаем невозможным выполнение задачи охранения торгового судоходства, от которого все мы зависим…»

Через три дня после того, как Саутби высказал свое предостережение, английское адмиралтейство приняло конкретное решение и направило приказ союзническому конвою, следовавшему в Россию, в результате чего две трети судов из его состава погибло. Правда, конвой PQ.17 не отправился бы в плавание, если бы не личное указание премьер-министра, но в том, что с ним произошло, повинна далеко не одна «безрассудная стратегия».

«Конвой в Россию, — сказал контр-адмирал Гамильтон, — остается сейчас, и всегда был, неоправданной военной операцией». Первый конвой из Англии в Россию вышел в августе 1941 года, спустя два месяца после того, как вооруженные силы гитлеровской Германии вторглись на территорию Советского Союза. К весне 1942 года только одно судно из ста трех, совершавших переходы, было потеряно (на север России было отправлено двенадцать конвоев). Это судно погибло в начале года в результате атаки его немецкой подводной лодкой — первое появление подводных лодок противника в Арктике. Присутствие подводных лодок противника означало новую опасность для сопровождавших конвои крейсеров, поскольку им было теперь рискованно идти со средней скоростью конвоя, равной восьми узлам. В будущем крейсерам предписывалось покидать конвой на пути между меридианами 14 и 26 градусов восточной долготы — в наиболее вероятной зоне действий немецких подводных лодок. В то время считалось маловероятным, что немцы отважутся рисковать своими надводными кораблями в водах, в которых действуют их собственные подводные лодки, а конвои в этой зоне могли временно обходиться без охранения крейсерами.

Следующий конвой — PQ.8 также подвергая нападению подводных лодок в районе к северо-востоку от Кольского залива — входа в порт Мурманск, а 18 января один из двух эскадренных миноносцев ближнего охранения «Матабили» был потоплен почти со всем экипажем. Английские власти в то время были особенно обеспокоены участившимися попытками нападений на эти конвои. Приближалась весна, и сместившаяся на юг кромка паковых льдов не позволяла судам проходить на достаточном удалении от берегов Северной Норвегии с расположенными на них немецкими воздушными базами, в то время как хорошая погода и короткие ночи обеспечивали противнику большое преимущество.