Опять секс? И секс тоже. Но не только. Если бы роман Милены Ивановой (болгарки по происхождению, живущей в Мадриде и пишущей на испанском) свелся к банальным похождениям очередной «дрянной девчонки», едва ли ему нашлось место в серии «Настроение».
Героиня романа не просто охотница за новыми сексуальными ощущениями. Она ищет своего мужчину.
Ее первый — студент, живущий по соседству; второй — почти случайно подвернувшийся парень, вместе с которым она вскладчину снимает квартиру. За ним последуют остальные: непосредственный начальник, официант с задатками насильника, иностранец.
Раз, два, три, четыре, пять… И далее. До бесконечности? Может быть, пришла пора остановиться? Если все не так, как когда-то мечталось, возможно, дело в тебе самой?
Мы сидели и смотрели друг на друга, как раскладка покерной колоды. Четверка против двух, двойка против одного. Точнее, одной. Две пары глаз против моей одной. Играли в гляделки. Чтобы не моргнуть первой, я сделала глубокую затяжку, а затем нарочно выдохнула дым в сторону, чтобы поток кондиционируемого воздуха снова вернул его прямо в лица моим двум соперникам, точнее, клиентам, сидящим напротив. Акулы нашего бизнеса. Ничто не сокращало опасного расстояния, нас разделяла лишь поверхность стола. Обычного обеденного столика в обычном хорошем ресторане. У нас был деловой завтрак. Розовая скатерть отбрасывала мягкие, теплые тени на нашу кожу. Это было кстати, потому что как нельзя лучше подчеркивало, что моя — свежая и отдохнувшая, а у моих собеседников — со следами недавних мадридских оргий.
Плохая работа, ребятки, очень грязная работа! Когда подписывают контракт такого уровня, до четырех утра девочек под севильяночку не тискают, мысленно укорила я своих клиентов.
— Еще кофе? — настал момент прервать тишину, что я и сделала первой, недвусмысленно приглашая их нанести ответный удар.
Ждать осталось недолго, теперь я точно знала, что будет нетрудно заставить их принять нужное мне решение.
Первый
1
Мне было семнадцать лет, я жила в Мадриде вместе с родителями в одном из этих новых многоэтажных зданий с подземными стоянками поблизости от Бернабеу. Раньше мы жили в старинном красивом доме в Растро. Там были высокие потолки и длинные коридоры, по которым я имела обыкновение плутать, когда была маленькой. Но моя мать постоянно стояла над душой у отца, настаивая на переезде, пока он наконец не сдался и мы не переехали в эту ужасную светлую квартиру.
В то время я училась в одиннадцатом классе школы, готовилась к экзаменам, но нельзя сказать, чтобы сходила с ума от идеи поступить в университет. Заниматься было занудством, но я терпела, чтобы ублажить родителей. В классе со мной учились одни пижонки. Школа была от религиозного ордена, и в ней находились только девчонки. Это было одно из тех отвратительных ханжеских заведений, где самое главное — внешнее соблюдение католических принципов.
Я была единственной дочерью в семье, и это тоже было занудством. Мне даже некому было выговориться. Мои родители только и делали, что все время мне надоедали, как правило, из-за всякой ерунды: почему я одеваюсь так, а не эдак, почему не привожу в порядок свою комнату, почему выражаюсь как невоспитанная девчонка, почему у меня такая ужасная стрижка, тройка, а не пятерка по математике
[1]
?.. Одним словом, быть хорошей папенькиной и маменькиной дочкой было не так-то просто. Мать накатывала на меня в основном, когда ей становилось скучно или она на что-то злилась. Занятия севильяной
[2]
отнимали у нее слишком много времени, чтобы чрезмерно обо мне беспокоиться. А отец оставил мысли обо мне, думаю, в тот же день, когда я родилась. Мы перекидывались парой слов только для того, чтобы выразить сугубо статистическую заинтересованность в нашем здоровье и благополучии.
У меня была тысяча комплексов, а прыщей еще больше. Друзей не было. Я редко выходила куда-либо. Да и с кем? Все мои знакомые — одноклассницы, которые только и думали, что об очередном парне. Интересно, потеряла ли какая-нибудь из них девственность? — пыталась выяснить я, пристально вглядываясь в их лица. Но как ни старалась, ни у одной из них ничего на лбу не было написано. Я не переваривала этих пустых и стиляжных чувих с мушиными мозгами, которые считали себя чуть ли не самыми супер-пупер. Нельзя сказать, чтобы и они были в восторге от меня. Меня считали пресной и асексуальной, и все потому, что я не носила брендовых тряпок и не глотала таблеток и прочего дерьма в выходные. Да пусть себе думают, что им взбредет в голову! У меня и так отнимала слишком много сил попытка не умереть со скуки, которую внушали мне учеба и родители.
Я была без ума от «Битлз», «Блонди» и «Пинк Флойд». Дни напролет я сидела у себя в комнате и пыталась расшифровать слова их песен, но мне ничего не удавалось понять, кроме
2
Я смотрела в зеркало и с трудом узнавала себя. За месяц я похудела на восемь килограммов. Метод периодического засовывания пальцев в горло после еды оказался действенным. Но заболеть булимией мне тоже не хотелось, поэтому я перестала валять дурака и все время повторяла себе: «Ненавижу шоколад, ненавижу хлеб, ненавижу мороженое». Посмотрим, устранит ли такая ненависть желание поесть и вместе с ним запасы жирка на теле. Прыщи постепенно исчезали. Естественно — этим гаденышам больше нечем стало питаться… Не важно, что под глазами у меня появились огромные круги. Так я больше походила на фатальную женщину. Я попыталась придать лицу другое выражение: надела на него маску нежности, выпятила губки наподобие избалованной девочки. Но все это совсем мне не шло. К тому же я не переваривала такой тип женщин. Мне удавался пристальный, немигающий взгляд, полный тоски и огня.
Как и следовало ожидать, родители ничего не замечали. Мать была слишком занята своими домашними трагедиями, а отца было невозможно оттащить от работы.
План соблазнения был почти готов. Оставалось место для импровизации по ходу дела, но в этом-то и заключался весь интерес. Я обожала всякие интриги. Я уже раздобыла его телефон. По-видимому, у него водились деньги, если он снимал один целую квартиру.
Не замедлил представиться и подходящий случай для начала действий. Наступила весна, и нужно было привести в порядок газоны на даче. Таков порядок — я всю жизнь ездила с родителями на дачу, — поэтому уже с четверга начала готовить декорации для инсценировки. Моя посуду после ужина, я сделала такую грустную гримасу, на какую только была способна, и разбила две тарелки. Мать взглянула на меня с отсутствующим видом и воскликнула:
— Что с тобой сегодня, дочка?
3
Дела шли все хуже и хуже. С каждым разом мне все труднее удавалось найти более или менее приличное оправдание. Каждый день я ходила к Карлосу домой. Мы пили кофе, а иногда вино, которое было таким крепким, что обжигало горло. Болтали о музыке, обсуждали любимые книги и размышляли о смысле жизни. Мать начала что-то подозревать. Не знаю, был ли тому виной мой рассеянный взгляд, с которым я ходила в последнее время, но, поскольку я надолго исчезала и ничего ей не объясняла, она начала раздражаться и больше обычного цепляться со своими дурацкими расспросами. Мать возомнила себя Шерлоком Холмсом, и я часто заставала ее за тем, что она роется в моем школьном рюкзаке и считает мои гигиенические прокладки.
Это начинало мне надоедать, и я приняла решение покончить со всем одним махом. После нашего обычного ужина, состоящего из сосисок и яичницы, я заявила, что ничего не понимаю в химии и чего доброго завалю по ней экзамен. Мать вскрикнула от ужаса и удивления:
— Да что ты? И ты до сих пор нам ничего не говорила, дочка?
Она тут же нашла, на кого излить свой гнев, и этим кем-то оказался мой отец — он был ближе всего.
— Полушай, Маноло, я очень обеспокоена. Девочке нужен репетитор, а то чего доброго потом придется искать блат в университете. И почему всегда я должна обо всем думать? Ты уже довел меня до точки, слышишь? Ты что, думаешь, что приносишь деньги в дом — и все? Нет уж. Сидит тут фон-барон, газетки почитывает, и наплевать ему, что дочь вот-вот себе жизнь испортит! Господи, какой мне муженек достался! — Мать перешла в наступление, а это означало, что отец попадется в ловушку.
4
Так прошел еще один месяц. Каждый день я брала конспекты по химии и тысячу песет и спускалась на четвертый этаж. Деньги на частные уроки мы тратили на вино, курево и время от времени на шоколадный торт. Мы клево проводили время, но иногда принимались и за занятия. Этого парня я обожала. Он был восхитителен: умный и мудрый. С ним я чувствовала себя такой, какой была на самом деле: школьницей. Я замечала, что нравлюсь ему, но не знала, как женщина или как друг. Мне не хватало смелости спросить его об этом — я бы умерла со стыда. Экзамены подходили к концу, и лето давало о себе знать невыносимой жарой, от которой асфальт на улицах Мадрида становился мягким и липким.
Наступило воскресенье, и родителей не было дома. Я приняла душ, надела джинсы со всегдашней майкой и спустилась к Карлосу. Он вышел обмотанным полотенцем. На его плечах еще не высохли капельки воды, а в бородке виднелись следы зубной пасты. Закрыв за мной дверь, он взял мои руки в свои и странно посмотрел на меня. А затем приник к моим губам и начал целовать. У меня как будто молния прошла по всему телу. Я открыла рот, и его язык проник в него маленькой змейкой. Я не знала, как это делается, и попыталась проделать то же самое. Попыталась обвить его язык своим. Он втянул его в себя, и теперь мой язык оказался у него во рту. Так мне было удобней, и я провела им по его зубам, деснам, почувствовала вкус и нежность его губ. Мы так и стояли у дверей. Потом он что-то прошептал, поднял меня на руки, принес в спальню и бросил на кровать. У простынь был его запах. Он накрыл меня своим телом и продолжил целовать. Меня охватил такой ужас, что хоть беги. Я не знала, ни что делать, ни как это делается, так что закрыла глаза и отдалась на волю течения.
Он обхватил меня руками: просунул одну под голову, а другой стал искать лифчик под майкой. Я заледенела от страха. Я не знала, оттолкнуть ли его руку или отдаться его ласкам. Вдруг он перевернулся, и я оказалась на нем. Я все еще ничего не понимала, а Карлос уже расстегнул лифчик и проник рукой к груди. Одним быстрым жестом он снял его с меня вместе с майкой, и его губы потянулись к моим соскам. Он начал покусывать их и облизывать языком. Я почувствовала, как они напряглись под его ласками. Его язык заскользил к пупку, а рука потянулась к молнии на моих джинсах. Другой рукой он завел мои руки за голову и резко меня перевернул. Я опять оказалась под ним. Меня охватил ужас. Я не знала, ни что делать, ни как реагировать. Хотелось освободиться, но он крепко держал мои запястья рукой и шептал:
— Девочка моя, малышка, я так тебя хочу!
Его слова растопили мой страх, как солнце снег в марте. Час настал, подумалось мне, и я отдалась тайнам любви. Я не успела понять, как это произошло, но мои джинсы уже лежали на полу, а его пальцы скользили по краю трусов. Я застыла, как тупое бревно. Все мое тело охватило пламя и дрожь, и я потеряла контроль над собой. Карлос мягкими движениями стянул с меня трусы, пришептывая: «Малышка моя, малышка». Медленно провел рукой по лобку, и его пальцы проникли внутрь. Я вся покрылась испариной. Это ощущалось по легкости, с какой его пальцы спускались все ниже и ниже к влагалищу. Он быстро сдернул с себя полотенце, и я почувствовала его член у себя между ног. Он казался огромным. Карлос замер на секунду, пристально посмотрел мне в глаза, и этот момент показался мне вечностью. Хотелось что-то сказать ему, остановить его, но он закрыл мне рот поцелуем, от которого пошла кругом голова. Я почувствовала, как его член ищет вход и как наконец находит его. Я напряглась, я была вся как комок нервов. Карлос начал медленно двигаться, прямо как штопор, когда откупориваешь бутылку. Вначале там, внизу, пробежали приятные мурашки, но потом неведомая до сих пор боль пронзила мои внутренности. Я закричала так, что соседи в здании напротив наверняка услышали.
5
Экзамены давно закончились. Мне удалось стать одной из лучших выпускниц школы. Этим я снискала на короткое время любовь родителей и зависть одноклассниц. Я чувствовала свое превосходство перед ними, в особенности из-за моей тайны, о которой знали только мы с Карлосом.
Я уже не ощущала боли, когда мы занимались любовью, и постепенно даже начала получать от этого удовольствие. Карлос говорил, что в оральном сексе я просто богиня, и я ему верила. Я стала принимать противозачаточные средства, так как мы встречались раза три в неделю и занимались любовью по несколько раз подряд. Мы не виделись с друзьями, нам никто не был нужен. Мы никогда и никуда не ходили. Наша любовь оставалась здесь, в его квартире, на его кровати, простыни на которой сохраняли его запах, как и в первый раз. Иногда Карлос обескураживал меня: он лежал с таким отсутствующим видом, как будто находился где-то далеко, в недостижимом для меня месте, — но я не осмеливалась его спрашивать о причине.
Наступил август. Стояла невыносимая жара, высасывающая из нас все оставшиеся силы до последней капли. Дышать было невозможно, и мы, изнеможенные, отдыхали на простынях, пропитанных потом и бессонницей… Я пришла попрощаться с Карлосом — мы с родителями уезжали в Нормандию. Прощание вышло коротким и почти формальным.
— Когда вернешься?
— В начале сентября.
