Когда чтение мыслей перестает быть фантастикой, оно становится самой обычной работой. Утомительной, неблагодарной, зачастую презираемой, зато хорошо оплачиваемой. Чтецов боятся и ненавидят, хотя они столь же беззащитны перед насилием, как и другие люди, ведь прочитать можно только уже написанный текст. А если существуют читающие, почему бы рядом с ними во времени и пространстве не существовать и тем, кому черкнуть несколько строчек в человеческом сознании не труднее, чем сделать запись в дневнике? И когда жертвы и убийцы вдруг перепутают свои роли, на узких улочках старого города, где чудеса случаются так же часто, как встречи старых друзей, окажется, что для человека нет ничего невозможного.
В том числе и перестать быть человеком.
Вместо пролога
— Ты чувствуешь?
Вопрос сверлом ввинчивается в уши, но не снаружи, как полагается благовоспитанным звукам. Нет, он рождается где-то внутри, в лабиринте пустых коридоров, который я уже несколько минут ощущаю на месте своей головы. Крохотное торнадо закручивает кольца посередине пустоты, эхом отражается от стенок черепа и только потом добирается до ушей, встречаясь… Со своим братом-близнецом. А может, и сестрой, ведь вопросы могут быть мужскими и женскими, что гораздо предпочтительнее вопросов безразличных, бесстрастных и бессмысленных.
— Ты чувствуешь?
Надо что-то отвечать. Но что? Правду, только правду и ничего кроме правды, как завещала нам подслеповатая Фемида? Согласен. Да я и не собирался ни врать, ни фантазировать. Смысла нет. Сам ввязался, сам расхлебывай. И чем честнее окажусь, тем скорее всё закончится. По крайней мере, надеюсь на это.
— Ты чувствуешь?
