Широкий коридор многокомнатной квартиры – прекрасное место для утренней разминки. Особенно когда там установлена шведская стенка и велотренажёр, а удобные встроенные шкафы до самого потолка облицованы зеркалами. Визуально помещение превращается в большую комнату. И места хватает для всего. И дышится превосходно. Поэтому атлетически сложенный тридцатилетний мужчина не просто отрабатывал тягучие перемещения своего любимого ушу, а делал это в отличном настроении, с непроизвольной улыбкой на лице. Казалось бы, ничто не сможет омрачить эту праздничную атмосферу начинающегося дня.

Однако после короткого звонка у входной двери поведение мужчины резко изменилось. На несколько секунд он застыл на месте, меняясь в лице и напряжённо прислушиваясь. Куда делась благостность и расслабленность, сменившаяся озадаченностью и волнением? Он бесшумно скользнул к вешалке и сноровисто опоясался широким ремнём с кобурой и чехлом для армейского кинжала. Сам кинжал и пистолет, лежавшие отдельно на тумбочке, оказались моментально водружены на свои законные места. Мужчина натянул рубашку на мокрую от пота майку, и на плечо легли ремни подмышечной кобуры. Одевание завершила надетая поверх всего свободная куртка из джинсовой ткани.

Только после этого мужчина на цыпочках сместился к двери и включил экран наружного обзора. Присмотрелся к стоящей на лестничной площадке женщине, затем с помощью подвижной наружной камеры осмотрел лестницу вниз и вверх, обращая внимание на пустующую шахту лифта. Несмотря на длительность всех этих манипуляций, женщина продолжала стоять спокойно, небрежно опираясь на большую хозяйственную сумку на колёсиках.

– Кто там? – наконец-то пробормотал настороженный обитатель квартиры.

Прасковья Григорьевна Козырева вышла на крыльцо своего небольшого домика и с грустью уставилась на почти заросшую тропинку, ведущую к её усадьбе. Метров через сто тропинка чуть расширялась, но только через три соседских участка превращалась в то, что можно было с натяжкой назвать грунтовой дорогой, пусть и заболоченной, и с глубокими колеями, забитыми грязью.

И всё, больше никаких признаков недавнего присутствия человека. Да и о самой цивилизации говорили только искривлённые временем столбы с электрическим кабелем. Кроме них и трёх унылых покосившихся хибар, в которых никто не жил и лишь хранился всякий мусор, ничего в поле зрения не попадало. Центр посёлка скрывался за молодой рощицей на взгорке, и за весь день порой не удавалось увидеть ни одной живой души.

Чудо ещё, что очками Прасковья Григорьевна пользовалась только при чтении да при написании личных дневников. В остальном дальнозоркость только радовала.

– Помру ведь, и не узнают, поди, месяц! – вслух высказалась старушка. И тут же такой тяжестью навалилась печаль, что в боку резко закололо, а в глазах потемнело от боли. Хозяйка с большим трудом смогла поставить возле ног помойное ведро и схватилась за перила крыльца. Чуть отдышавшись, попробовала пошутить.

– Всё! Больше о старухе с косой вспоминать не буду! Не хватало ещё сглазить!