Сколь верёвочке ни виться, а рано или поздно сержант Карацупа с его верным Мухтаром таки прищучат. И посетит тогда отец Кондратий, придёт на длинных тонких лапках да прикажет лечь в ящик. Разномастный хор ободранных ангелочков и разноцветных бесенят с воодушевлением споёт подходящий по случаю отходняк, и отправишься ты в путь по длинной чёрной реке, усердно гадая в липком холодном поту – к какому же берегу рано или поздно прибьёт?..
ГЛАВА ПЕРВАЯ. СУМЕРКИ
Вой сирены застал Михеича как раз в тот момент, когда он прикидывал по своим трём оставшимся костяшкам домино – стоит делать рыбу или нет? Вроде ж пятёрки застряли у Лёхи? На захватанной газете рядом тихо позабылись остатки обеда – с опустевшей четвертинкой и неизменным шматком подтаявшего по жаре сала, а к хлебным крошкам со страхом и вожделением уже присматривался усевшийся на ржавые перильца наглый воробей.
– Да чтоб им! – в сердцах ругнулся Михеич и распрямился от стола.
Бригадир механиков ремонтного цеха, он почитал обеденный перерыв с его традиционным и непременным забитием козла куда более свято, нежели иные ревнители великий и малый пост.
Сирены взвыли вновь, уже в разных местах. А судя по доносившемуся издали басовито-сиплому рёву, и на соседнем металлургическом комбинате тоже. Однако не от того застыл Михеич, чувствуя как в жилах стынет кровь и будучи не в силах поворотить голову. Сидевший напротив широкоплечий и загорелый Лёха смотрел куда-то за спину своего бригадира, замерев куда там статуе. Отчего-то он белел и белел лицом с въевшейся в него навек копотью, и от того по телу почтенного механика пробежала та холодная и рябая дрожь, когда он ещё во времена службы видал, как словно в замедленном сне медленно падал и падал потерявший управление реактивный истребитель в празднично и беспечно бурлившую людскую толпу…
Больше всего не понравился бригадиру взгляд Лёхи. Выкаченные, тускло блестящие глаза с нелепо замеревшими белками и расширенными как у нарка зрачками. Нет, всё же, именно взгляд – застывший, стеклянный. И абсолютно безумный.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ПО КОМ ПЛАЧУТ СВЕЧИ
Бзззынь!..
Про косоглазую Одарку с детства поговаривали, что она легонько не то, чтобы себе на уме – скорее, не в своём уме. В полузабывшемся уже далёком и босоногом прошлом частенько ей доставалось от сверстников, когда она, бывало, замрёт на месте, глядя в никуда глазами разного цвета. Даже взрослые в такое время старались обойти её сторонкой, шепча под нос то ли божбу, то ли и вовсе богохульства. Зато дети – вот уж кто на самом деле знает толк в жестокости – дети беззастенчиво приводили дурочку в память. Как? Палками или камнями, а то и крапивой по сезону. А мачеха, что с неё взять – при такой дитятко как былинка в поле.
Впрочем, Одарка была незлобивой, а любые синяки с волдырями отчего-то сходили с неё куда там как с пресловутой собаки. Да и в обычное время оказывалась вполне общительной, никогда не отказывалась в чём-то помочь, так что повзрослевшей девчонке довольно снисходительно прощали её блажь. Как посмотрит, бывало, задумчиво, так даже с вечно хмельного агронома Потапыча вся дурь с потом выходила.
Бзззынь!..
Наверное, поселившиеся под этой вечно выгоревшей и всклокоченной макушкой тараканы со временем потихоньку и разбежались бы. А может, и нет – что толку теперь гадать? Во всяком случае, в школе Одарка числилась в числе прилежных, и усидчивостью таки честно заслужила свой аттестат. И кто знает, как бы всё повернулось, если бы через два года не прилетела бешеная и хмельная весна, которая не обошла своим вниманием и налившуюся соком девчонку.