Мюр и Мерилиз

Кабаков Александр Абрамович

Воспоминание о жизни МНС в Москве в начале семидесятых.

Эссе из сборника современной прозы «Большая книга победителей», куда вошли новые рассказы и эссе всех лауреатов российской литературной премии «Большая книга». Сборник издается к десятилетнему юбилею премии.

Ну, нет во мне жесткого диска, на котором компьютер сохраняет любой вздор в первозданном виде и почти неограниченном размере, как вся государственная библиотека, бывшая Ленинка.

К слову, насчет библиотеки: поразительное это было место — Ленинка!

Я спускался по лакированной узкой лестнице из научного или так называемого профессорского зала. Привилегированный доступ был получен без всяких оснований, исключительно в результате какой-то, уж не помню какой, лжи.

В холодном подвале, миновав курилку, в которой к середине дня воздуха оставалось на один неглубокий вдох, я входил в буфет-столовую. Там за гроши подавали совершенно несъедобный обед, вполне, впрочем, устраивавший оголодавших аспирантов. Там же продавались по шесть копеек штука жареные пирожки с повидлом и за пятиалтынный кофе со сгущенным молоком, слегка разогретый в гигантской кастрюле, из которой в граненые стаканы его разливали половником. Впрочем, такой (такое) кофе даже в Ленинке заслуженно назывался не «разогретый», а «разогретое».

После двух пирожков и стакана серовато-бежевого напитка можно было продолжить «библиотечный день». Например, в «Иллюзионе» на Котельниках — там крутили, допустим, «Касабланку». Или «Дилижанс» («Путешествие будет опасным»). Привычка к дневному безделью, сохранившаяся со времен недавнего студенчества, гнала как можно дальше от физико-математической периодики. Официальным же оправданием библиотечного дня был поиск уже, вероятно, созданного хитрыми американцами алгоритма определения координат некоторого отрезка прямой по его расположению относительно трех (четырех, пяти и т. д.) точек. Естественно, речь шла об ориентировании по звездам разведывательных спутников и разделяющихся головных частей межконтинентальных ракет. Нетрудно догадаться, что алгоритм моими усилиями прирожденного гуманитария и неисправимого лентяя найден не был. А сослуживцы так надеялись на меня! На себя они давно уж не надеялись и большую часть рабочего времени отдавали приработку, то есть писанию за деньги — небольших курсовых и дипломов для еще не доучившихся остолопов. Доучившись, остолопы превращались в таких же халтурщиков и писали дипломы, а то и диссертации для следующего поколения безымянных тружеников нашего военно-промышленного комплекса… Впоследствии оказалось, что проклятый алгоритм не был найден и всемогущими американцами. Системы ориентирования, и американские, и наши, принятые в семидесятые годы на вооружение, были построены на совершенно других принципах, затрудняюсь объяснить, каких именно. А тогда, в конце шестидесятых, потерпев поражение в схватке с ориентированием (детали этой битвы вспоминаются неточно), я окончательно ушел из ракетных младших научных сотрудников в старшие литсотрудники той распространенной в советских редакциях породы, которая на службе изготавливала гимны соцсоревнованию, а по ночам ваяла нетленку в стол.