На вершине горы лежал Камень, лежал долгие годы. И вот, однажды, пришел Человек вырвал Камень из родной горы и забрал его.
Кто окажется сильнее: Человек или Камень? Кто станет хозяином положения? Или все-таки найдется другой выход…
В этот час уже утихла многоголосица, недавно в полную силу звучавшая на площади, в глубине которой возвышался памятник Поэту. Всласть набегавшись, разбрелись по домам ребятишки. Исчезли гуляющие пары: туман, опустившийся на город, прогнал их. Теперь только редкий запоздалый прохожий торопливо проходил по каменным плиткам, оставляя отголосок гулких шагов, и снова воцарялось безмолвие.
Когда совсем стемнело, ожили, загорелись фонари. Свет их полегоньку рассеял туманное одеяние, скрывавшее памятник. И вот из глубины гранитной глыбы раздался голос. Был он тише дуновения ветра. Только фонари и подстриженные елки, темным полукружьем обступившие памятник, могли расслышать его.
Давным-давно это было. Я родился в горах. Привольно текла моя жизнь. Надо мной было небо и неустанно совершающее свой путь солнце. Оно бывало то дружелюбным, спокойно-лучистым, то мглистым и далеким. А порою оно беспощадно заливало меня жгучими лучами. Но когда дело доходило до морозов, я страдал еще больше. Я ждал их после отлета последних птиц. И тогда уже начинал исподволь сжиматься. Но все равно удары мороза заставали меня врасплох. Замороженный, я почти полностью терял способность чувствовать. Начинал падать снег. Он шел сначала медленно, словно танцуя, потом валил неразборчиво, густо. Слабые частые прикосновения снежных хлопьев приносили облегчение. Скоро я оказывался укутанным снежной перинкой.
Когда приходило время снегу таять, тоненькие голубые струйки сбегали вниз, щекоча мне бока. Солнце становилось все ласковее, можно было ждать птиц. И они прилетали. Сначала на небе появлялись движущиеся черные точки, которые постепенно вырастали, превращаясь в крылатые существа. Птицы наполняли воздух звонкими голосами. Иногда стая останавливалась в горах отдохнуть. Как-то по соседству со мной, в кустах, поселилась пара пичуг. Я любил прислушиваться к их разговорам. Птицы болтали о своем гнезде, о будущих птенцах, порою ссорились. Иногда среди повседневных птичьих забот проскальзывали воспоминания о странствиях, о встречах с человеком. Птицы называли его могучим, непостижимым существом. Но я не знал, что такое человек.
Так и жил я, предоставленный самому себе. Тихие думы посещали меня: казалось, такой жизни не будет конца.