1941 год…

Много книг написано об этом памятном годе. Он положил начало неимоверным страданиям и тяжелейшим испытаниям нашего народа. Но он же породил мужество, отвагу и немеркнущую славу советских людей, раскрыл их пламенные сердца, сердца стойких борцов за мир на земле, за счастье. Многое уже стало светлой легендой. Но никто не должен забывать, что часто герои этих легенд — живые люди. Не жалея сил и самой жизни, они грудью шли на жестокого врага и побеждали. Память их священна, слава о них живет и будет вечно жить в сердцах народа.

Много написано книг о войне. Кое-что и я успел рассказать о своих друзьях-партизанах. Мне пришлось быть свидетелем и участником героической партизанской войны на Украине, я видел беспримерные подвиги народных мстителей в ожесточенной борьбе против немецко-фашистских захватчиков. И я должен, обязан рассказать все, что знаю. Рассказать просто, без прикрас, ничего не преувеличивая, ничего не скрывая.

Трудное и страшное было время. Прошли только первые недели войны — и уже лежит в развалинах красавец Киев, пылают и превращаются в пепел Минск, Харьков, Одесса, Севастополь. Отступают советские полки, покидают родные пепелища отчаявшиеся в безысходном горе люди. Плохо было ушедшим, но еще тяжелее и горше тем, кто оставался под железной пятой оккупантов. Сотнями и тысячами ложатся под фашистскими пулями советские люди. Оккупанты не щадят ни женщин, ни малых детей, ни древних стариков.

Никогда не забудут киевляне черный день 20 сентября 1941 года. В этот день в пригородном местечке Бабий Яр фашисты начали массовые расстрелы мирного населения. С людьми расправлялись под предлогом того, что они были коммунистами и комсомольцами, имели связь с партизанами, вели «подрывную работу». Стреляли и за то, что люди появлялись на улицах раньше пяти утра или позже шести часов вечера. За одиннадцать месяцев только в городе Киеве оккупанты повесили и расстреляли 86 тысяч человек. Огромный цветущий город, насчитывавший к началу войны около миллиона жителей, опустел, лежал в развалинах. К моменту освобождения Киева Советской Армией в ноябре 1943 года в нем не было и двухсот тысяч человек.

Перед дверью штабного блиндажа я остановился, поправил фуражку и ремень. Тихонько постучал:

— Разрешите войти, товарищ генерал?

— Войдите!

Генерал был в блиндаже один. Когда я вошел, он не спеша поднялся и, достав зажигалку, долго прикуривал папиросу.

— По вашему вызову явился, товарищ генерал!

Лесную тишину нарушил стук топора. Мы насторожились: кто это с раннего утра рубит лес? Решаем проверить. Стук все ближе и ближе. Оставив своих товарищей, мы вдвоем с начальником штаба Бутенко направляемся на разведку.

Не успели мы пройти и сотни шагов, как у трухлявой старой березы увидели старика. Он устало сел и вытер рваным рукавом рубашки лицо.

— Отец! — окликнул его Бутенко.

Старик испуганно вскочил, подняв с земли обрубленный сук.

— Идите сюда!

Прошло четыре дня, как я скитаюсь один в Понятовских лесах. Все товарищи мои погибли. Истерзанный, израненный, в каком-то полузабытьи я бреду по лесу, сам не зная куда. Смерть пощадила меня в бою, но еще неизвестно, что было бы лучше в моем положении: погибнуть в схватке, или пасть обессиленным в глухом, бесприютном лесу, вдали от верных товарищей. Как глупо все получилось. Отправляясь в тыл врага, мы надеялись быстро попасть в свой партизанский отряд и вместе со своими друзьями громить ненавистных оккупантов. «Большая земля» щедро снабдила нас всем необходимым. Мы везли с собой радиостанцию, секретное оружие, словом, все, что было необходимо для развертывания активных партизанских действий.

Приземлились мы удачно и в условленном месте ждали проводника. Мы знали его. Это был Минько, житель одной из приднепровских деревень, помогавший нашим партизанам. Он должен был выйти к северной опушке леса, встретиться с нами и указать дальнейший маршрут. Нас в группе — немного, всего пять человек: радистка Лена, минер-инструктор Михаил, партизаны Крикуненко, Овчаренко и я — их командир. Если все обойдется благополучно, уже сегодня в ночь мы будем в отряде. Скорее бы появлялся Минько. И вот он появился. А за ним… целая орава фашистов.

— Товарищ командир! — взволнованно доложил Овчаренко, посланный на опушку леса для встречи с проводником. — Сюда идут немцы.

— А где же Минько? — спросил я.

— И он с ними, — пожал плечами Овчаренко, — с винтовкой. Видно, ведет на нас карателей.