Мой Лермонтов

Калабухин Сергей Владимирович

Сергей Калабухин

Мой Лермонтов

Вступление

Поздний вечер, в комнате темно, и только в дальнем от окна углу тускло светится жёлтым шкала большой радиолы, да тревожно пульсирует зелёным огонёк сетевого индикатора. Рядом с высокими паучьими ножками радиолы, прямо на полу, прислонившись спиной к двери в кладовку, сидит худенький стриженый под полубокс мальчик лет двенадцати. Все его друзья давно спят, а он, как обычно, ждёт маму. Та вынуждена вкалывать на двух работах, чтобы прокормить и обеспечить всем необходимым их маленькую семью. Телевизора в комнате нет, да и мало у кого он был в то время в захолустном советском городке дальнего Подмосковья. И мальчик каждый вечер зачарованно слушает радио. На жёлтой шкале чётко выделяются написанные чёрным фантастические слова: Лондон, Париж, Рио–де–Жанейро, Мадрид, Берлин… Но мальчик слушает Москву. Идёт спектакль по пьесе Михаила Лермонтова «Маскарад».

Этим одиноким мальчиком сорок с лишним лет назад был я. До того вечера и после него мне пришлось, вернее — посчастливилось, прослушать множество радиопостановок, но «Маскарад» Лермонтова захватил меня и не отпускает до сих пор. Казалось бы: ну что мне, советскому подростку, безотцовщине и хулигану, живущему в коммуналке, до интриг давно сгинувшего высшего света имперского Петербурга времён царя Николая I? Что значит для меня, пионера, дворянская честь? Это же был совершенно иной мир, другая планета, класс бездельников и дармоедов. Но я сидел, не чувствуя холод пола, не в силах вырваться, полностью там, вместе со страдающим Арбениным.

До сих пор, когда «Маскарад» показывают по телевидению, я бросаю всё и смотрю это бессмертное произведение, хоть и знаю его уже практически наизусть. А ведь Михаилу Лермонтову было всего девятнадцать лет, когда он написал «Маскарад»! И он ни разу так и не увидел свою пьесу не только на сцене театра, но и даже напечатанной в журнале. Цензура разрешила «Маскарад» только через двадцать лет после гибели поэта. Но в детстве я, конечно, этого странного обстоятельства не знал. А когда узнал, никак не мог понять: что же такого криминального нашла в пьесе цензура? «Отелло» же Вильяма Шекспира никто не запрещал! А там страсти кипят ничуть не меньшие.

Лишь сейчас, когда я стал вдвое старше Лермонтова, меня поразила мысль: сколь много успел сделать за свою короткую жизнь этот мальчик. И хорошего, и плохого. Он писал великолепные стихи и поэмы, что в глазах современников и потомков сделало Михаила Лермонтова преемником Александра Пушкина. Роман «Герой нашего времени» стал образцом прозы для Ивана Тургенева, Льва Толстого, Фёдора Достоевского и даже сейчас не потерял своей актуальности. Лермонтов был отличным математиком, музыкантом, художником, храбро воевал, он обладал просто фотографической памятью. Словом, природа наделила Лермонтова многими талантами.

Москва, 1827–1832 г. г

Е. А. Арсеньева — бабушка М. Ю. Лермонтова

Опустим подконтрольное детство, начнём с периода вступления Лермонтова в более–менее самостоятельную жизнь. Осенью 1827 года они с бабушкой переехали из Тархан в Москву, чтобы подготовить Мишеля к поступлению в Московский благородный университетский пансион. Домашние учителя и так неплохо обучили Лермонтова, но учитывая, что Мишель должен был поступать сразу в четвёртый класс, заботливая бабушка подстраховалась перед экзаменом и наняла внуку в репетиторы Алексея Зиновьевича Зиновьева, работавшего в самом пансионе в должности надзирателя и учителя русского и латинского языков.

Михаил Лермонтов поступил в пансион в 1828 году, но бабушка определила его полупансионером, то есть после занятий слуги отвозили Мишеля домой. Зиновьев оставался наставником Лермонтова и в пансионе. Таким образом, Мишель продолжал быть под тотальным контролем бабушки.

Обучение в пансионе было шестилетним, каждому ученику составляли индивидуальную программу, развивающую его способности в выгодном направлении. Однако Лермонтов поступил сразу в четвёртый класс и, учитывая выдающиеся математические способности Мишеля, его записали в группу математиков профессора Перевощикова.

Учиться Лермонтов не любил. Ещё в детстве, в Тарханах, бабушка наняла ему трёх учителей: немку, француза и грека, но Мишелю грек не понравился, и того уволили. Вот и в пансионе, если лекция Лермонтову была не интересна, он демонстративно доставал книгу и читал, не опасаясь наказания. Подобное поведение — ни что иное как явное пренебрежение к педагогу и товарищам по учёбе. Не случайно один из пансионеров, А. М. Миклашевский, позже вспоминал:

Санкт — Петербург, 1832–1837 г. г

И Лермонтов поехал в столицу, но, к удивлению всех, поступил не в университет, а в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров! До сих пор никто не может понять этого поступка, ведь Лермонтов никогда не признавал никакой (кроме бабушкиной) власти над собой, не знал, что такое дисциплина и наказание за проступок. И вдруг — военная школа! Невероятно!

Мне кажется, объяснение есть. В это время Лермонтов в очередной раз влюблён. В Катеньку Сушкову. Но девушка, как и все предыдущие, не видит в Мишеле мужчину. И однажды меж ними произошёл диалог, который сама Сушкова воспроизвела в своём дневнике:

«— Кстати о мазурке, будете ли вы её танцевать завтра со мной у тётушки Хитровой?

— С вами? Боже меня сохрани, я слишком стара для вас, да к тому же на все длинные танцы у меня есть петербургский кавалер.

— Он должен быть умён и мил.

«Смерть поэта»

Многие поэты, знаменитые и не очень, написали тогда стихи на эту тему: П. А. Вяземский, А. В. Кольцов, Е. А. Баратынский, Ф. Н. Глинка, М. Ф. Ахундов, В. А. Жуковский, Ф. И. Тютчев, А. И. Полежаев, Η. П. Огарёв. Нам сейчас говорят, что именно стихотворение Лермонтова вызвало всеобщее восхищение. Но это, мягко говоря, не совсем так — кто в то время мог его прочесть? Только друзья и знакомые Мишеля. У его именитых конкурентов аудитория была значительно шире. И даже не все знакомые Лермонтова пришли в восторг от его стихотворения, ведь Мишель не знал всех подробностей конфликта, приведших к дуэли Пушкина с Дантесом, и в первом варианте текста просто требовал наказания для офицера–иностранца за покушение на жизнь знаменитого русского поэта. Пушкин был ещё жив, хоть и тяжело ранен. Недаром тексту стихотворения предшествовал эпиграф, взятый из трагедии Ж. Ротру «Венцеслав» — «

Отмщенья, государь, отмщенья!»

. Собственно, того же требовали и другие поэты, не говоря уже о поклонниках Пушкина, так что стихотворение никому не известного корнета Лермонтова не вызвало ни широкого распространения, ни того ажиотажа, которые ему сейчас приписывают литературоведы. К тому же оно довольно небрежно написано. Судите сами по данному отрывку:

Как сейчас сказали бы — сплошной «оназм»! Причём, «

он

» употреблено Лермонтовым и к убийце, и к жертве, да ещё в соседних строках.

Однако даже после того, как почитаемый Лермонтовым Пушкин умер от полученной на дуэли раны, Дантеса в высших кругах петербургского света мало кто считал виновным в его смерти. Родственник самого Лермонтова, камер–юнкер Николай Аркадьевич Столыпин, посетивший заболевшего в то время Мишеля, сказал, прочитав его стихотворение, что не надо так нападать на Дантеса, защищавшего свою честь, так как Пушкин сам во многом виноват. К тому же Дантес — иностранец и русскому суду не подвластен. Лермонтов, разозлившись, ответил, что русский человек простил бы любую обиду со стороны Пушкина. Вот это роковое мнение, что таланту, а тем более — гению, позволено всё, что запрещено простому человеку, погубило в дальнейшем множество судеб и жизней, в том числе привело к гибели и самого Михаила Лермонтова. Николай Столыпин не был сторонником данного мнения и попытался объяснить Мишелю всю пагубность несоблюдения правил и законов. В ответ разозлившийся Лермонтов заявил, что не хочет общаться с врагами Пушкина и практически выгнал Николая Столыпина.

Не теряя запала, Мишель немедленно дописал к концу стихотворения на смерть Пушкина новые шестнадцать строк, оскорбительных для царя и его ближайшего окружения: