Подснежником в наших краях местах называют сон-траву. А надо бы назвать мать-и-мачеху, с её жёлтыми невзрачными цветочками: вот настоящий городской подснежник.

Сейчас везде лес, города нет. А весна, говорят, в этом году поздняя. В деревне, из которой я иду, люди вели календарь, истерзав зарубками два столба за долгую осень и совсем уж длинную зиму. Что это была за зима — выжившие запомнят.

Мать-и-мачеха, медуница. Сосны, покорёжившие не только асфальт, но и трупы автомобилей. Тополя с прозрачно-зелёными от не выросших листочков кронами. Тополей мало, сосны их вытесняют — жалко. Мне до сих пор холодно после ночлега в нетопленой квартире. Город вообще плохо приспособлен для жизни. Но некоторые вещи можно найти только тут, например соль. За стеной. Всё, что перед ней, давным-давно обшарили.

Стена — вот она. Слепящее, но холодное свечение перегораживает путь.

С каждой новой пройденной стеной мне кажется, что все эти стены сливаются в одну и крепнут, что всё толще барьер, отделяющий меня от дома. Настоящего дома. Но дороги назад нет, а вперёд идти приходится. Так что я просто зажмурился и пошёл, с привычной аккуратностью переставляя ноги. Пока не иссякло золотистое свечение и ещё немного.