Ощущение того, что этот день закончится плохо, преследовало Марию Петровну Кузнецову с утра.

Справедливости ради отметим, что не с самого утра. Поцелуй мужа, сопровождавшийся поздравлениями с семнадцатилетием брачной жизни, звонок свекрови, уточнявшей, когда будет накрыт праздничный стол, даже забывчивость шестнадцатилетней дочери Юли и двенадцатилетнего сына Саши, так и не поздравивших родителей, — все было в порядке вещей.

Ощущение возникло позже. Но от чего?!.. Она сама не понимала этого.

Уроки в школе тоже прошли как всегда. Двоечники получили двойки. Пятерочники пятерки. Ни русский, ни литературу, которые, собственно, и преподавала Мария Петровна, не знали ни те, ни другие.

Да, она плохой учитель! Да, она не любит свой предмет! И детей она не любит! И людей! И братьев наших меньших! И больших! И себя! Никого она не любит...

Из всего клана Кузнецовых в бизнес подался только Гоша — Машин двоюродный брат. Строго говоря, он, конечно, не был Кузнецовым, а был совсем даже Холодовым, но он так близко и часто общался с Машей и Сергеем, что вполне мог быть причислен к их клану.

«Нового русского», как принято теперь называть руководителей коммерческих структур (у Гоши, как ни крути, был пусть и маленький, но собственный магазинчик), отличали три качества: порядочность, необязательность и вечное прямо-таки болезненное желание куда-то успеть. Куда — Гоша подчас и сам не знал. Но торопился все равно.

Вот и сейчас, торопливо натягивая на себя кожаную куртку, Гоша спешил.

Провожавшая его Маша помогла распрямить закрутившийся рукав.

— Мог бы и подольше посидеть.

Маша ждала этого звонка. Ждала и боялась.

Даже не потому, что как всегда опаздывавшая Юлька еще не ушла и могла услышать что-то лишнее. Она боялась, как боятся всего, даже самого хорошего, когда оно случается впервые. Это... было впервые за семнадцать лет жизни с Сергеем...

— Нет, это невозможно. Ну как ты не понимаешь! Я должна быть сегодня дома. У меня масса домашних дел...

Она не кокетничала, она просто не знала, как себя вести.

Между тем Юлька схватила трубку параллельного аппарата. Обнаружив, что телефон занят, опустила ее на рычаг. И только тогда осознала услышанное.

Вышагивая из конца в конец комнаты, Юля нервно поглядывала на часы. Гоша опаздывал. Опаздывал сильно. Неужели так трудно позвонить. Предупредить. У них, между прочим, и так не слишком много времени. Все-таки он удивительно безалаберный человек! Конечно, он ей дядя, но ведет себя абсолютно как мальчишка.

Пронзительный звонок в дверь прервал Юлины размышления. Это был Гоша.

— Наконец-то! — недовольно встретила его Юля.

Как всегда модно одетый, с огромной сумкой на плече Гоша пронесся мимо, не реагируя на племянницу.

— Что случилось? — спросила Юля.

Хотя Анатолий Федорович и вышел на пенсию, но привычка менять рубашки ежедневно у него сохранилась.

«Если я до сих пор не превратился в развалину, то это только потому, что Аня каждый день выдает мне свежевыглаженную рубашку. Хорошо отглаженный воротничок — подтягивает!» — говаривал Анатолий Федорович.

И Анна Степановна гладила каждый день на старой доске, покрытой пледом. Ей это было не в тягость. Ей нравилось угождать мужу.

— Ох, не дает мне покоя эта история... Зачем она туда полезла? — по старинке оросив рубашку набранной в рот водой, спросила Анна Степановна.

— Куда — туда? — оторвавшись от книги, рассеянно поинтересовался Анатолий Федорович.