— Забавный у вас обычай, — произнес варвар, — раз в пять лет отрубать королю голову. Трудненько, поди, найти желающих на трон!

Палач на помосте потенькал оселком по сверкающему острию топора, затем спрятал оселок в подсумок, оглядел лезвие и на пробу потрогал его большим пальцем. Толпящиеся внизу зеваки не могли разглядеть его удовлетворенной улыбки — лицо скрывал черный колпак с прорезями для глаз. Топор палача не годился ни воину, ни дровосеку. Топорище, выструганное из доброго темного дуба, ничем не отличалось от обычного, зато отливающее голубизной стальное лезвие было необычайно широким и напоминало секач мясника.

Помост возвышался посреди плаца, который был разбит под стенами города Ксилара, возле Южных Ворот. Сегодня здесь собралось почти все население города, не считая многочисленных жителей окрестных сел и деревень. Вокруг помоста выстроились в четыре ряда вооруженные копьями стражники в вороненых кольчугах поверх алых рубах. Стража бдительно следила, чтобы те, кому не досталось приглашения, не лезли к помосту во время церемонии, а еще — чтобы жертва не вздумала удрать. Два внешних ряда стражников были развернуты к толпе, два других — к помосту.

С трех сторон помост окружали скамьи, на которых, пестрея алыми, зелеными, золотыми и белыми одеждами, восседала ксиларская знать. Еще одна цепь стражников отделяла высокородных от простолюдинов. Последние, сбившись в серо-черно-бурую массу, запрудившую почти все поле, безропотно ждали начала церемонии.

У западного края возвышения толпа напирала на внутренние ряды стражников. Эта часть толпы состояла в основном из молодежи. Среди городских мастеровых и крестьян с окрестных хуторов то и дело мелькали отпрыски захудалых дворянских семейств. Лоточники сновали в толпе, предлагая пироги, сосиски, фрукты, сардины, вино, пиво, сидр, зонтики и амулеты от сглаза. По краю поля, не смешиваясь с толпой зевак, гарцевали закованные в латы всадники охраны; на их белых плащах алели песочные часы — символ Ксилара.

Шел уже месяц Медведя, когда Джориан добрался до жилища Ритоса-кузнеца. Листва деревьев у подножия Козьей Кручи окрасилась в багрянец и золото, и только более высокие склоны, поросшие хвойными лесами, по-прежнему сохраняли сумрачную темно-зеленую окраску. Над этими зелеными вершинами, казавшимися черными при пасмурной погоде, белели полускрытые облаками снежные пики центральной гряды. Множество красных и желтых листьев, которые под хмурым осенним небом облетали с деревьев, кружась и раскачиваясь, как утлые лодки в штормовую погоду, устилали поляну перед домом Ритоса.

Жилище кузнеца-отшельника оказалось на удивление ухоженным и вместительным. Над первым этажом, сложенным из известняка, располагалась бревенчатая надстройка; высокая остроконечная крыша венчала сооружение. К правой стене дома было пристроено что-то вроде сарая — в нем помещалась кузница. Оттуда доносились удары молота по наковальне.

У противоположной стены стояла большая деревянная клетка. В ней, свернувшись калачиком, лежал обезьянец из далекого, расположенного на юго-востоке Комилакха. На краю поляны был возведен каменный колодец; из него доставала воду молодая женщина. Когда появился Джориан с луком через плечо, она как раз вытянула воротом бадью, поставила ее на край колодца и собиралась перелить воду в кувшин. На другом конце поляны стреноженный ослик жевал сено.

Джориан шагнул на поляну; девушка вздрогнула, и вода выплеснулась из бадьи.

— Черт побери! — воскликнул Джориан. — Дай помогу, красотка!

Трактир Рюйса «Серебряный Дракон» притулился на задах Ратуши, в двух шагах от центральной площади города Оттомани. В главной распивочной стояли шесть столов и восемь лавок — по две к столу; сбоку находились две занавешенные ниши, которые служили кабинетами для приема знатных клиентов. Напротив входа располагалась Рюйсова стойка: мраморный прилавок с четырьмя большими отверстиями; каждое было плотно прикрыто круглой деревянной крышкой с ручкой. Изнутри к стойке крепились четыре бочки с дешевым пойлом: пивом, элем, белым и красным вином. Каждой бочке полагался свой черпак. Выпивка сортом повыше, разлитая по бутылкам, выстроилась на полке за спиной трактирщика.

Дверь слева от стойки, если смотреть от входа, вела на кухню; при случае, когда клиент заранее заказывал обед, там стряпала Рюйсова жена. Справа от стойки находилась лестница; по ней можно было подняться в одну общую и три отдельные спальни, которые трактирщик сдавал внаем. Сам Рюйс занимал четвертую. Масляные светильники заливали распивочную мягким желтоватым светом.

Трактирщик был тезкой одного из ксиларских королей — Рюйса Безобразного, однако сам был отнюдь не безобразен: просто малорослый, жилистый, болезненный на вид человечек с редеющей седоватой шевелюрой и мешками под глазами. Облокотясь на стойку, он наблюдал за немногочисленными завсегдатаями. Их было всего пятеро: мало кто из оттоманцев позволял себе засиживаться допоздна перед рабочим днем. Шестой — огромный, толстый, похожий на борова детина, развалясь, сидел в углу.

Дверь распахнулась, и в трактир вошли Джориан с Ванорой. У Джориана, который пять ночей провел в дороге, вид был измученный.

— Вечер добрый, — сказал он, подойдя к стойке. — Я Никко из Кортолии. Доктор Ма... Мабахандула не оставлял для меня весточки?

Холодный северный ветер из швенских степей вздымал воды Срединного моря и ходко гнал «Таларис» на юго-восток. Берег превратился в узкую черную линию на юго-западном горизонте. В другое время года над темной полоской берега вырисовывался зубчатый хребет Козьей Кручи, но сейчас его укрывало одеяло снежных облаков.

Джориан в обществе капитана и двух штурманов, правящих кормовыми рулями, стоял на крыше корабельной рубки. Карадур отсиживался в каюте, а рабыни сгрудились под навесом: их одолевала морская болезнь.

— Кажись, твоему желудку качка нипочем, — заметил капитан Штрассо.

— На Западном океане бывало и похуже, — отозвался Джориан. — Помню, гнался я как-то за пиратами... гм... пираты гнались за моим кораблем... Ну, короче, море вдруг забурлило, что твой мельничный пруд. Эта буря нас и спасла, потому как пиратская галера затонула, а нам хоть бы что, только палубные надстройки покорежило.

— А тебя, могучий мастер Мальто, конечное дело, даже не укачало? — спросил Штрассо. Джориан расхохотался.

В самом центре глубоко вдающейся в берег бухты, по изумрудной воде которой ветер гнал белые барашки волн, в устье полноводной Бхармы раскинулся под палящим солнцем город Янарет. Белые дома с красными черепичными кровлями, утопая в нефритовой зелени пальм и сумрачной тени кипарисов, террасами поднимались по склону горы. Над городом голубел небесный шатер; по небу бежали белые облачка. Лоцманский катер, полоща по ветру развевающимся на мачте голубым янаретским флагом с изображением русалки и подпрыгивая на легких волнах, вел «Таларис» к проходу во внутреннюю гавань.

В гавани стояли на якоре или швартовались к причалам иноземные суда. Здесь были нарядные крутобокие парусники из Виндии, Кортолии, Оссарии и Тарксии. Здесь были беспалубники с северного берега Швении — такие корабли имели всего один прямоугольный парус и высоко задранные нос и корму, отчего походили на увеличенные во много раз каноэ. Здесь было несколько черных боевых галер Янарета — длинных, приземистых, смертоносных. Здесь был Даже огромный трехмачтовик с Салиморовых островов, что лежат далеко в Восточном океане, — с высокими бортами, круто обрубленной кормой и хлопающими по ветру желтыми парусами.

Шел первый день месяца Волка. Джориан, который стоял, опершись на леер и угрюмо разглядывал корабли, вдруг шумно вздохнул.

— Наконец-то мы снова в цивилизованной стране! — воскликнул стоявший за его спиной Карадур. — Что же ты вздыхаешь?

— По женам заскучал. Нет, не то говорю. По одной скучаю: по Эстрильдис, златовласой малышке. Остальные — девочки что надо и в постели забавные, но она единственная, кого я сам себе выбрал.

В республике Ир, одном из двенадцати городов-государств Новарии, шел тринадцатый день месяца Единорога.

В городе Оринксе, в таверне под названием «Алый Мамонт» сидел стройный, хорошо одетый юноша; он вертел в руках стакан с вином и глядел на дверь. Несмотря на новарскую одежду, что-то выдавало в посетителе чужеземца. Может быть, слишком смуглая кожа — у новарцев в большинстве своем черноволосых, она была все же светлее. Да еще броские украшения, каких не носили в Стране Двенадцати Городов.

В другом конце комнаты сидел мужчина постарше — среднего роста, коренастый, с простым неприметным лицом и одетый в невзрачное черное платье. По сравнению с молодым щеголем он выглядел подчеркнуто аскетично.

Пока высокий юноша разглядывал дверь, крепыш, прихлебывая эль из просмоленной кожаной кружки, разглядывал высокого юношу. У обоих на лбу блестели капельки пота — погода стояла не по сезону жаркая.

Дверь распахнулась. С шумом и топотом в таверну ввалились шестеро грубоватых на вид мужчин — потных, черных от пыли и на чем свет стоит ругающих жару. Они заняли самый большой стол и принялись барабанить по нему кулаками. Самый рослый из всей компании, краснощекий детина с короткой черной бородой и глубоко посаженными темными глазками под нависшими черными бровями зычно закричал:

— Нужно поскорей поднять паруса, — сказал Джориан.

— Как это делается? — спросил Зерлик. — Я никогда не ходил под парусом.

— Сперва встанем против ветра.

Сделав несколько мощных гребков, Джориан развернул судно носом на запад. Волны теперь били в нос корабля, началась сильная качка. Джориан втащил на борт свое весло.

— Подгребай, чтобы не развернулось, — сказал он. — А я займусь парусами... Тьфу, дерьмо собачье!

Вдоль западного побережья почти на сотню лье тянулись высокие зубцы Козьей Кручи. Горный кряж, поросший угрюмым хвойным лесом, напоминал спину дракона и местами уходил под воду. Вот почему в этой части Западного океана было рассеяно множество мелких островков, подводных скал и рифов, которые кораблям приходилось огибать, делая большой крюк. Затем Козья Круча шла на убыль, переходя в холмы Пенембии, по весне зеленые, а осенью пестреющие грязноватыми оттенками желтого и коричневого, с редкими вкраплениями зелени.

Взошло солнце, осветив бурые с зелеными пятнами холмы; начался двадцать четвертый день месяца Единорога. Джориан направил подзорную трубу на юг, вдоль побережья.

— Погляди-ка, Зерлик, — сказал он. — Это и есть ваша башня с часами? Та штука на стыке береговой линии и горизонта?

Зерлик поглядел.

— Возможно... Пожалуй, так оно и есть... Да, я вижу сверху струйку дыма. Башня Кумашара, она самая.

Джориан в новых иразских шароварах стоял во внутреннем дворе башни Кумашара, закинув голову и щурясь от яркого света.

— Клянусь медным задом Вэзуса! — воскликнул он. — До часов, верно, этажей тридцать. Выходит, мне предстоит каждый день подыматься на тридцать маршей по лестнице, а потом спускаться?

— Нет, сынок, — успокоил его Карадур. — Башню построили во времена Шаштая Третьего, и сперва рабочим приходилось преодолевать семьдесят с лишним этажей, чтобы поддерживать огонь маяка. Многие умирали от разрыва сердца, поэтому Хошча, основав Дворец Познания, велел ученым изобрести способ доставки людей и грузов на башню и обратно. Пойдем со мной, сам посмотришь.

Они приблизились к зданию с северной стороны; огромная тиковая дверь сверху и по бокам была украшена скульптурами драконов, львов и грифонов. Солдат, который стоял возле двери, прислонившись к стене, выпрямился и загородил собою дверь, встав на вытяжку и звякнув наголенниками. Затем гаркнул что-то по-пенембийски.

Карадур вглядывался своими близорукими глазами.

Утро двадцать шестого числа выдалось хмурым, предвещающим осенний дождь. В устье реки Льеп, словно кучка водяных насекомых, сновали от одного берега к другому маленькие суда, перевозившие в Жактан тысячи иразцев.

Джориан и Карадур свернули с жактанской набережной. В конце улицы, на которой они оказались, начинались земли храма Нубалиаги. Добравшись до них, Джориан и Карадур вместе с людским потоком двинулись вправо и вскоре подошли к храму с восточной стороны.

Храм представлял собой огромное сооружение с куполами и шпилями. Серебряная обшивка куполов мягко светилась под серым небом. Вход с обеих сторон украшали скульптуры прекрасной обнаженной женщины высотой тридцать футов. Это были статуи Нубалиаги, одна изображала богиню натягивающей тетиву лука, вторая — льющей воду из кувшина.

— Та, что слева, разгоняет затмение, — пояснил Карадур, — а вторая управляет приливом и отливом.

Джориан остановился взглянуть на статуи.