Я, Князева Людмила Федоровна (в девичестве Дубских), родилась 27 сентября 1938 года в выселках Пролетарка Дубского сельского совета, в большой дружной крестьянской семье. Детей было шестеро.

Выселки Пролетарка располагались в живописном месте рядом с лесом, богатым ягодами и грибами. В Пролетарке не было ни электрического освещения, ни радио, единственное развлечение — балалайка, под которую пели песни и танцевали.

Сейчас выселок не существует — все жители разъехались.

В самом начале войны на фронт призвали моего отца Федора Ивановича Дубских, 1903 года рождения. В 1942 году в возрасте 17 лет ушел на фронт старший брат Николай. Отец и сын шли одной фронтовой дорогой.

Мать, Анна Евграфовна Дубских, осталась одна с четырьмя детьми. Семья голодала. Летом приходилось есть щавель, дикий полевой лук, ягоды черемухи — из них пекли пирожки и лепешки. Весной собирали мороженую картошку, доставая ее из-под талой воды. Из картошки пекли оладьи, и они казались самыми вкусными на свете. Хлеб стряпали из тертого картофеля и сушеных головок молотого клевера, добавляя в это месиво щепотку муки.

Я родилась в июле 1936 года в Ирбите. Моя мама познакомилась с отцом на учебных курсах рабфака. После окончания она уехала учиться в Пермь в педагогический институт на ускоренный факультет математики, а отца призвали в армию. Служил он на Дальнем Востоке и при пограничном конфликте был ранен в руку выше локтя. В это время я жила с бабушкой Анной, мамой моего отца. Жили мы в полуподвальном помещении здания, в котором проходили курсы рабфака. Здание, двухэтажный старинный особняк, находилось на углу улиц Революции и Володарского.

После окончания Пермского педагогического института мою маму направили учителем математики в школу деревни Чащиной.

Отец вернулся из армии с другой женщиной, и мы ему были не нужны.

В Чащиной я окончила 7 классов. Это были самые трудные годы в моей жизни. Начало войны помню плохо, мне было всего пять лет. Но со слов мамы знаю, что всех жителей двух деревень — Малая Бобровка и Чащина — собрали к «пожарке». Били в набат, потом состоялся митинг, на котором объявили, что Германия напала на Советский Союз без объявления войны.

Моего отчима Григория Сартакова, учителя биологии, призвали в армию в первые дни войны, а у мамы на руках остались новорожденный ребенок — доченька Ливия — и я.

Родилась 15 ноября 1938 года в деревне Неустроево Ирбитского района. Как началась война, помню только по рассказам. В первые дни ушел на фронт мой отец. Взяли его вместе с лошадью, выданной колхозом. Мама его не провожала, так как была в роддоме. Папа часто писал письма и всем передавал приветы.

Жили мы трудно, поэтому нас со старшей сестрой забрала к себе бабушка — мамина мать. Они были раскулачены и сосланы в Белую Горку, под Ирбитом. Производили кирпичи. Вся работа шла вручную, труд тяжелый, и не все его выдерживали. Мамина младшая сестра заболела и в 19 лет умерла.

Мама была неграмотной, но работала бригадиром в колхозе. Писать не умела, ставила крестики, отмечая работу колхозников, и начисляла трудодни. Ведомости заполняла моя старшая сестра, которая умела писать. Она закончила 4 класса и уехала учиться в город Ирбит. Когда приезжала на выходной, ей давали литр молока и булку хлеба на неделю. Быстро все съедала и остальные дни жила голодной.

Я ходила в школу, которая находилась в деревне Малая Речкалова, за три километра. Зимой холодно, а весной и осенью нужно было перебираться через болото. Дети приходили в школу мокрые и так сидели на уроках. Когда после уроков возвращались домой, заходили на колхозное поле и собирали мороженую картошку. Носить было нечего, перешивали старое тряпье, все в заплатках, но всегда чистое. На ногах кожаные чуни или обутки. Все лето работали в колхозе — пасли овец, свиней, поливали капусту.

Воду возили на лошади в деревянной бочке из глубокого колодца. Нам, детям, было очень трудно ее доставать. Однако было весело, все жили дружно и помогали друг другу.

Родилась в городе Ирбите в простой рабочей семье в 1934 году. Ходила в восьмой детский сад на улице Карла Маркса.

Когда началась Великая Отечественная война, папу в первые же дни призвали на фронт, а до этого в 1939–1940 годах он был на Финской войне, поэтому я его плохо помню. Нам с мамой приходили от него письма-треугольники. Отец погиб, освобождая Западную Украину, весной 1944 года у села Турия Златопольского района Кировоградской области.

Первый год войны я продолжала ходить в детский сад, так как в школу принимали с восьми лет. В 1942 году пошла учиться в седьмую начальную школу. Вместо портфелей у нас были самодельные тряпичные сумки, а тетради сшивали сами из листов бумаги. В школу нужно было носить с собой глиняную кружку — нам во время большой перемены выдавали горячий суп с клецками. Во время детских игр глиняные кружки ломались, и дети оставались голодными.

Хлеб детям и работающим выдавали по карточкам — на каждый день 200 граммов. Приходилось ночами стоять в очередях, так как иногда не хватало хлеба. Если кто-то терял хлебную карточку, это было для него настоящим горем. На рынке булка черного хлеба стоила 300 рублей.

Карточки отменили в декабре 1947 года, но очереди, чтобы купить хлеб, оставались еще долго.

Мой отец Тетюцких Павел Андреевич — участник двух войн, Финской и Великой Отечественной. На последней он и погиб в августе 1944 года, сражаясь с врагом на Волховском фронте. Мама Вера Герасимовна, простая работница, терпеливо ждала от мужа вестей с фронта, ждала их и после войны, до последних дней своей жизни.

Детей в семье было трое: старшая Валентина, сын Толя и я — их младшая сестра Людмила. Толя умер в двухлетнем возрасте от тяжелой формы воспаления легких.

Военное детство глубоко врезалось в память нашего поколения — детей войны, чьи отцы погибли, защищая Родину. Сколько раз за свою жизнь каждый из нас подумал: «Вот был бы жив мой папа!» Стереть это из памяти невозможно.

Отец участвовал в Финской войне. После войны работал на автоприцепном заводе и, когда началась Великая Отечественная, получил бронь, так как рабочие руки были нужны для производства товаров для фронта. Но, не вытерпев зверства фашистов, 6 апреля 1942 года ушел на фронт защищать Родину.

В 1942 году старшей сестре Вале было десять лет, а мне год и восемь месяцев. Из-за малого возраста я не помню своего отца, но мама рассказывала, что он очень любил играть со мной, толстушкой, мячиком.

В последний путь Виталия Федоровича Устинова провожал весь город. Ведь в истории старого Ирбита едва ли был человек, столько сделавший для его развития за годы работы в должности первого секретаря горкома комсомола и горкома партии. В областном комитете КПСС, «благословляя» его на партийную работу, сказали: «Ты один отвечаешь за все в этом городе!» Так было. И он отвечал — целых шестнадцать лет.

Виталий родился (1931 год) и вырос (вернее, подрос) в простой многодетной семье в деревне Малая Речкалова. Седьмой класс уже заканчивал в городе, в первой школе. Потом было медицинское училище, совсем немного поработал по специальности и был призван в Советскую Армию. Службу проходил в Приморском крае, участвовал в военных действиях в Северной Корее. Об этом факте его солдатской биографии долгое время не знали даже близкие родственники. Нельзя было об этом говорить.

После демобилизации его пригласили на работу в аппарат ГК ВЛКСМ. В своих воспоминаниях Виталий Федорович писал, что ему повезло начинать комсомольскую деятельность с Сашей Куклиновым — воспитанником Ирбитского детского дома № 4, интересным, творческим, умеющим вести за собой молодежь человеком. (Александр Степанович Куклинов: в 17 лет — учитель начальных классов, воспитатель в родном детдоме; завотделом кадров и оргработы Ирбитского ГК ВЛКСМ, через несколько месяцев — секретарь по пропаганде и агитации, с августа 54-го — первый секретарь; через полтора года — главный идеолог обкома ВЛКСМ, первый секретарь; с 1965 года — завотделом пропаганды и агитации ЦК ленинского комсомола; советник советских посольств в Гвинейской и Французской республиках; генеральный консул Советского Союза в Марселе (Франция); инструктор Международного отдела ЦК КПСС; заведующий сектором печати Отдела пропаганды; заместитель Управляющего делами ЦК КПСС).

«Сейчас вспоминаю и удивляюсь, как нам, зеленым юнцам, удавалось так много делать…» — писал в своих воспоминаниях Виталий Федорович. В активе его друзей-единомышленников — формирование отрядов на стройки заводов железобетонных изделий (сам не однажды сопровождал до места), на целинные земли — не только на уборку урожая, но и на постоянное место жительства. Несколько лет подряд эти молодежные отряды после митинга в парке под музыку духового оркестра ночью шагали на вокзал, поднимая весь город от сна.

При закладке парка имени 40-летия ВЛКСМ организовывали работу тысяч ирбитчан, созданный ими штаб работал круглосуточно.

Село Пьянково — одно из самых больших в нашем районе. Откуда такое исконно русское название, неизвестно, но уж, конечно, не от того, что люди там живут только пьяные. Те же, о ком пойдет речь, в эту категорию точно не входят. Моя версия названия — от цветущей вокруг черемухи, пьянящей и дурманящей по весне своим неповторимым запахом.

До начала пятидесятых (пока не началось укрупнение) в деревне было три самостоятельных колхоза: имени 12 декабря — на горе, место до сих пор называют Гляденово, «Красный луч» и имени Молотова — это на другом берегу Панастровки. В каждом колхозе свой тракторный отряд, фермы, свое правление и председатель. Сельсовет же, сельпо, клуб, школа, церковь — едины на все три колхоза. Мои герои, семья Свалухиных, жили и работали в колхозе имени Молотова с начала его образования, да и предки их жили здесь еще до революции.

Иван Гаврилович и Ксения Евсеевна — коренные пьянковчане. Родились, выросли здесь, создали семью, подняли на ноги пятерых детей. Оба работали в колхозе. В первые дни войны Иван Гаврилович ушел на фронт, в мае 194З года был комиссован по состоянию здоровья, а через полгода его не стало.

Старший сын Григорий — высокий, красивый парень, молодежный заводила, комсомольский секретарь, лучший песенник на деревне, двадцатилетним вслед за отцом ушел на фронт. Таким он и остался в памяти родных и земляков. После призыва прошел кратковременное обучение военному делу в Камышлове — и в бой.

28 марта 1943 года после длительного перерыва от Григория пришло сразу четыре письма: «Извините, что долго не писал. Целых три месяца не выходили из боя. Устал смертельно и, кажется, за это время постарел и поседел. Вот проведу сейчас партийное собрание — и спать!».

Чем старше люди становятся, тем чаще заглядывают они в семейный альбом. В нем их детство и молодость, знакомые лица дорогих людей. Есть такой альбом и в семье Александра Егоровича Елохина. Мелькают страницы, как годы. Меняются лица близких людей. Кто-то уже ушел из жизни. А в альбоме живет память о них. Вот и детская фотография нашего героя — худенький, одет по-сиротски.

Семья Александра: родители, три брата, сестренка и он — старший из детей. По тому времени жили неплохо: две лошади, жнейка в хозяйстве имелись, к тому же отец был хорошим плотником, да и помощники подрастали. Очередная волна репрессий в 1930 году захлестнула и эту семью. Их вывезли из деревни в Ирбит, поселили в Пассаже.

— Людей там было столько, что присесть негде, — рассказывает Александр Егорович, — нам же «повезло». Как многодетной семье выделили маленькую комнатку на лестничной клетке.

Их дело было рассмотрено довольно быстро, семью выслали в Пермскую область на строительство какого-то комбината.

До места добирались вначале в товарных вагонах, затем людей перегрузили на баржу. Набили, как селедок в бочку — ни лечь, ни сесть. И отправили по реке в долгое изнурительное плавание. О том, что людей кормить надо, видимо, забыли. Ребятишки выковыривали из деревянной обшивки баржи жучков, червячков. Этим и питались.

Начинаю писать, а перед глазами картина из какого-то фильма: то ли Сибирь едут осваивать, то ли с Украины от голода подались. На телегах, с нищенским скарбом. Изможденные усталые взрослые, голодные ребятишки с недетскими глазами.

Знаю, что у Богатырева Николая Васильевича было несколько по-иному, но тем не менее история появления семьи Мосуновых — Богатыревых в Ирбите ассоциируется с кадрами старого фильма, видимо, потому, что тоже переселенцы, тоже бежали от голода из Поволжья, тоже было тяжело и больно…

Николай Васильевич родился в селе Роженцово Горьковской области в 19З8 году. Отец пропал без вести в 42-м где-то под Смоленском, мама поднимала двоих детей одна. Семья жила впроголодь и, когда Николаю исполнилось тринадцать лет, мать приняла решение переехать к деду, Мосунову Николаю Филипповичу, — в Ирбит.

Первое время жили в семье брата матери, Степана Николаевича Мосунова (глава династии Мосуновых, орденоносец, ветеран Великой Отечественной войны. —

Примеч. авт.

), в комнате барачного типа, без кухни, прихожей, 9 человек на 24 кв. метрах. Может, кто-то воскликнет: как это можно жить в таких условиях?

Как? Наверное, непросто и тесно. Но могу сказать точно, что дружно и не в обиде. А когда все выросли, обзавелись семьями, эта дружба сохранилась.

«До тринадцати не хватало несколько месяцев», — так ответил на вопрос, сколько лет ему было, когда он поступил на завод, Вячеслав Андрианович Подкорытов. Действительно, в 1944 году ему не было и тринадцати… Нет нужды еще раз говорить, почему в те годы двенадцатилетние вставали к станкам: общая беда делала их взрослыми.

Вячеслав Андрианович и сейчас небольшого роста, а каким был тогда, в детстве, представить не трудно. И как он выглядел рядом с махиной револьверного станка — тоже. Чтобы дотянуться до ручек и кнопок, приходилось подставлять деревянные ящики. Так делали сотни и сотни заводских мальчишек и девчонок той поры — Леня Тимошин и Юра Бородин, Витя Сычев и Зина Прядеина (Юдина), Тася Рудакова (Павличенко) и Катя Речкалова (Богданова), Виталий Вяткин и многие-многие другие. Думаю, простят меня дорогие мои земляки, что их, сегодня убеленных сединами и обремененных прожитыми годами, называю просто по имени. Ведь речь — об их юности. И еще — уверена: в душе они остались молодыми.

В шестнадцать лет Слава Подкорытов стал наладчиком, это, сами понимаете, признание и способностей, и умения отвечать не только за себя, но и за других.

Помнит Вячеслав Андрианович, как, собираясь на танцы, он прицепил на старенький пиджак свою медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Девчонки смеялись — не верили, что это его награда. Он и не очень-то обижался: что с них взять, с девчонок…

На заводе понимали цену доброму работнику, и поставили Вячеслава мастером. Правда, тогда ему уже было восемнадцать.